Чарльз Мартин - Ловец огней на звездном поле Страница 3

«Серебряный метеор» был самым известным поездом, когда-либо проходившим по земле Джорджии, однако то, что происходило под землей, было куда интереснее.

Когда в конце XVIII века в Джорджии появились первые иммигранты из России, свою церковь они воздвигли на уже готовом фундаменте. За сто лет до этого на этом месте уже существовало построенное городскими жителями здание, побывавшее за век и муниципалитетом, и молельным домом и убежищем. Главной его особенностью был подвал. Почти повсеместно в Южной Джорджии грунтовые воды подходят близко к поверхности, поэтому фундамент муниципалитета был буквально врезан в вершину небольшого холма, благодаря чему подвальные помещения оказались выше уровня подземных вод. Для пущей надежности стены и пол подвала выложили несколькими футами ракушечника. Не сказать, чтобы после этого там стало совершенно сухо, но его, по крайней мере, не затапливало. В подвал вели два люка и одна замаскированная лестница, которые не раз помогали местным жителям пережить многочисленные нападения индейцев и испанцев, дважды сжигавших стоящее на холме здание буквально дотла.

В наши дни о подвале мало кто знает. Возможно, нас – тех, кто в курсе, – всего четверо. Разумеется, многие слышали, что когда-то подвал здесь был, но большинство уверено, что его залили бетоном еще во время перестройки церкви для нужд «Сута-банка». А между тем подвал по-прежнему существует, и на его стенах еще видны имена, выцарапанные рабами, которые прятались в нем, пока наверху рыскали собаки-ищейки.

Но вернемся к тем временам, когда православный священник – или его дух – навсегда покинул церковные подвалы. В течение десятка лет здание стояло пустым, постепенно ветшая и разрушаясь. В конце концов его купил местный предприниматель, которому пришло в голову создать что-то вроде ссудной кассы, где горожане и окрестные фермеры могли бы брать небольшие кредиты. Он разобрал алтарь, ликвидировал клирос и вынес подсвечники и прочую утварь, установив вместо них несколько расчетных касс и оборудовав хранилище. Одного этого оказалось достаточно, чтобы завоевать признательность сограждан. Воспоминания о Великой депрессии все еще были свежи в памяти жителей Брансуика, которые не могли спокойно смотреть, как пропадает без пользы добротное, крепкое здание. Кстати, если вам когда-либо приходилось строить церкви, не стоит считать подобное отношение к результатам вашего труда варварством и дикостью. Окружающие могут не одобрять ту разновидность Бога, которой вы поклоняетесь, однако это вовсе не значит, что им не по душе ваши архитектурные таланты и предпочтения.

Благодари судьбу и считай себя счастливчиком – большинство жителей округа Глинн придерживалось именно такой философии. К слову сказать, многие из них весьма гордились тем, что ведут свой род от Отцов-основателей – от английских каторжников, сосланных в заокеанскую колонию задолго до начала Войны за независимость. Примерно так же ведут себя и австралийцы, так что подобное поведение отнюдь не уникально. Как бы там ни было, мятежный дух был столь же свойствен жителям Брансуика, как и слепая любовь к футбольной команде «Бульдоги Джорджии».

Да, наша Джорджия входит в так называемый Библейский пояс[2], и по воскресеньям ее церкви неизменно наполняются народом, однако по-настоящему священным днем здесь является суббота. Каждую субботу, с сентября по декабрь, жители Джорджии дружно собираются вокруг алтарей своих радиоприемников, болея за черно-красные цвета любимой команды. И хотя приходские проповедники пользуются в штате должным уважением, никто из них не обладает таким авторитетом, как Ларри Мансон – радиоголос, который звучит каждый раз, когда играют «Бульдоги». Каждое его слово – это святое благовествование, абсолютная, бесспорная истина. За десятилетия в газетах много писали о «Нотр-Дейм» и Судье-Иисусе[3], о «Багровом приливе»[4] и «Медведе» Брайане[5], о «Пенсильванских пумах»[6] и Джо Патерно[7], однако от соленых прибрежных болот и до самых гор каждый точно знает, что Бог, несомненно, один из «Бульдогов». Как же иначе? Ведь в противном случае Ларри Мансон ни за что не сломал бы свой стул![8]

Это произошло 8 ноября 1980 года. До конца четвертой четверти оставалась всего минута, и «Флоридские аллигаторы» были впереди на одно очко. Мяч был у «Бульдогов», но от конечной зоны противника – и от победы в национальном чемпионате – их отделяло почти все поле. Еще в начале игры нападающий Хершель Уокер удачно увернулся от захвата противника и отыграл семьдесят два ярда, сделав неплохую заявку на бессмертие, но теперь он выдохся и стоял на поле, тяжело дыша после нескольких бесплодных попыток прорваться к конечной зоне. Лишь на последней минуте квортербек Бак Белью из команды Джорджии удачно поймал снэп[9] и, совершив обманное движение, заставил оступиться «аллигатора» Тони Лилли. Прежде чем тот успел восстановить равновесие, Бак передал мяч левому ресиверу Линдси Скотту, который одним стремительным броском преодолел оставшиеся девяносто три ярда и присоединился к Уокеру на Олимпе[10].

Что происходило после этого в ложе прессы, невозможно описать словами. Именно тогда Ларри Мансон и сломал раскладной стул, окончательно утвердив свою славу одного из лучших комментаторов и завоевав вечную любовь большинства жителей Джорджии. Впоследствии журнал «Спортс иллюстрейтид» назвал этот матч лучшей игрой десятилетия, а большинство спортивных журналистов сошлись во мнении, что Хершел Уокер имеет все шансы стать лучшим игроком, когда-либо игравшим в студенческий футбол. Но жители Джорджии не нуждались в каких бы то ни было дополнительных аргументах. Того, что они видели своими глазами и слышали собственными ушами, оказалось вполне достаточно.

Здание редакции «Брансуик дейли» находилось прямо напротив суда. За окном на третьем этаже, где ютился мой крошечный кабинет, я различал даже отсветы заставки на экране моего компьютера. Для меня это было не только рабочее место, но и наблюдательный пункт. В качестве судебного репортера я мог держать руку на пульсе событий, просто глядя в окно, поэтому сейчас мне не нужно было оборачиваться, чтобы прочесть вывеску над головой. Я и так знал, что там написано. «Глиннская окружная тюрьма».

В каталажке я провел три дня и не сомневался, что за это время мой редактор успел обгрызть ногти буквально до мяса. Сейчас он, наверное, стоял у окна своего кабинета и высматривал меня. Как только он меня заметит, ему понадобится всего несколько секунд, чтобы спуститься на первый этаж, выйти из дверей редакции и пересечь улицу. Разговаривать с ним мне не хотелось, и я посмотрел на восток – туда, где среди прибрежных болот, в путаном лабиринте травяных островов, рек, ручьев, устричных банок и проток затерялась моя яхта. Она уже давно служила мне домом, и я подумал, что отправиться туда прямо сейчас будет лучше всего. Мне уже давно хотелось принять душ, опрыскать себя дезодорантом, а главное – как следует надышаться воздухом свободы. Бумажки, думал я, могут подождать. Я был сыт по горло той всепроникающей, липкой вонью, которой мне пришлось дышать в сырой и холодной камере.

Дядя Уилли сидел на водительском месте и улыбался мне из-под полей широкополой ковбойской шляпы. Точно такую же носил Роберт Дюваль в фильме «Одинокий голубь», вся разница состояла в том, что вместо плотного фетра дядина шляпа была сплетена из листьев сабаля[11] и представляла собой, так сказать, облегченный вариант, пригодный для нашей жаркой погоды. Шляпа называлась «гас» – в честь Гаса Макрея, роль которого в фильме сыграл Роберт Дюваль. Спереди ее поля были засалены, а тулья кое-где обветшала, что в общем-то нисколько не удивляло: дядя был ковалем – кузнецом, подковывавшим лошадей, и к тому же большим любителем рыбалки. Эти занятия поглощали все его время, и, постоянно пребывая под открытым небом, дядя носил шляпу почти не снимая. Как бы там ни было, за прошедшие несколько лет ее поля лишь слегка обвисли. По краям они были все так же лихо закручены вверх, что особенно бросалось в глаза по сравнению с опущенными уголками его губ.

Засунув руки в карманы, я поглубже вдохнул теплый ветер, дувший со стороны соседнего городка Сент-Саймонс. Проносясь над прибрежными болотами, этот ветер напитывался густым запахом морской соли и ила и был чем-то вроде нашей местной достопримечательности. Дело в том, что благодаря Гольфстриму, который течет примерно в ста пятидесяти милях от восточного побережья Джорджии, над океаном образуется область высокого давления, больше известная как Бермудский блокирующий антициклон. Этот антициклон отличается редкой оседлостью: почти круглый год он остается на одном и том же месте, служа естественной преградой для мигрирующих антициклонов. В результате над нашими Золотыми островами постоянно дуют умеренные теплые ветры, которые не дают вторгаться на сушу ураганам и «харрикейнам» и заодно отгоняют мокрецов – крошечных, почти невидимых, но весьма кусачих москитов, от которых в противном случае не было бы житья.