Алан Силлитоу - Одиночество бегуна на длинные дистанции (сборник) Страница 30

Когда мы разбивали лагерь в лесу, сидели вокруг костра и пекли в нем после победы ворованную картошку, мы частенько спрашивали Фрэнки, что он станет делать, когда начнется вторая великая война.

– Пойду служить, – уклончиво отвечал он.

– А куда, Фрэнки? – спрашивал кто-нибудь уважительным тоном, поскольку его возраст и сила значили куда больше, чем то, что мы, малышня, едва умели читать и писать.

Фрэнки отвечал тем, что швырял в спрашивавшего палкой. Бросать он был мастак и редко когда не попадал в плечо или в грудь.

– Ты должен называть меня СЭР! – ревел он, потрясывая руками в праведном гневе. – За это отправляйся на опушку леса и становись в караул.

Подбитый «штрафник» исчезал в кустах, схватив копье и камни.

– А куда пойдете служить, сэр? – интересовался более смышленый солдатик. Такая почтительность делала Фрэнки дружелюбнее:

– В шервудский егерский полк. Там мой папа служил. Он получил медаль за то, что во Франции за один день уложил шестьдесят трех фрицев. Он сидел в окопе, вот так… – Фрэнки разыгрывал эту сцену с потрясающим реализмом, когда посмотрел фильмы «На Западном фронте без перемен» и «Жизнь бенгальского улана». – …За пулеметом. А на заре полезли фрицы, а папа их заметил и начал стрелять. Они все лезли, но мой старик продолжал строчить – тра-та-та-та-та-та – даже когда все его друзья погибли. Старика моего к тому же ранило пулей, но он выпустил пулемет, а фрицы валились, как дохлые мухи, и все вокруг него, а когда ему на выручку подошли остальные шервудские егеря и отбросили фрицев, то перед его пулеметом насчитали шестьдесят три трупа. Так что дали ему медаль и отправили обратно в Англию.

Он оглядел нас, сидевших полукругом.

– Ну, что скажете?! – резко спросил он, словно сам совершил подвиг, а мы в этом сомневались. – Ладно, – смягчился Фрэнки, когда мы воздали должное уважение героическим деяниям его папаши, а потом приказал: – Ну-ка, быстро все искать дрова, не то костер погаснет.

Фрэнки горячо интересовался войной. Он частенько совал мне в руку пенни и велел принести газету «Ивнинг Пост», чтобы я потом прочитал ему последние военные сводки из Китая, Абиссинии или Испании, а он прислонялся к стене своего дома, глядя серыми глазами на крыши на другой стороне улицы, и повторял, как только я останавливался, чтобы перевести дух:

– Давай-давай, Алан, почитай мне еще. Почитай-ка мне снова про Мадрид…

Фрэнки был великаном и к тому же храбрецом, который строил нас в шеренгу и заставлял залечь в ямки на поле перед железнодорожной насыпью, защищавшей подступы к улицам Содома. Обычно мы ждали час, все двенадцать малышей, вжавшись лицом в землю, ощупывая палки и стараясь не греметь камнями в карманах. Если кто-то шевелился, Фрэнки угрожающе шептал нам:

– Если кто еще шелохнется, получит от меня палкой.

Мы лежали в трехстах метрах от насыпи. Под нами стлалась густая сочная трава, которую Фрэнки жевал целыми пучками, говоря при этом, что больше никому есть ее нельзя, потому что она ядовитее белладонны. Если мы ее попробуем, то умрем через пять минут, продолжал он, но ему она нипочем, потому как его ни одна отрава не берет. Какая-то волшебная сила берегла его от гибели. Он был колдуном, а у всех остальных трава в момент сожжет кишки.

От станции отошел курьерский поезд и набрал скорость на повороте, скрыв из виду розовые крыши Содома, пока мы, оторвав от травы головы, стали считать вагоны. Потом мы увидели противника – несколько стоявших на рельсах фигурок. Они размахивали палками и увлеченно швыряли камни в собравшуюся внизу насыпи большую лужу.

– Это содомская банда, – перешептывались мы.

– Тихо вы, – прошипел Фрэнки. – Сколько их там?

– Не разберу.

– Восемь.

– К ним еще подходят.

– Представьте, что они – немцы, – велел нам Фрэнки.

Один за другим они спустились по склону и перелезли через ограду на нашу сторону. На насыпи они орали и что-то кричали друг другу, но как только оказались в поле, пошли плотной кучкой, стараясь не шуметь. Я насчитал девятерых, заметив, как кто-то еще нагло вторгался на нашу территорию через железную дорогу. Я вспомнил, что нас одиннадцать человек, и пока ждал сигнала к атаке, все твердил сам себе:

– Уже скоро, совсем скоро.

Фрэнки пробормотал последние приказания:

– Вы – налево, а вы – направо. Мы – по фронту. Надо их окружить.

Единственная военная победа, которую он признавал, это – окружить и пленить.

Он вскочил на ноги, воинственно размахивая железным копьем и щитом. Мы поднялись вслед за ним и, растянувшись в цепь, медленно двинулись вперед, швыряя камни в сгруппировавшегося противника с такой быстротой, какую могли обеспечить наши ручонки.

Это была обычная стычка. Не имея Давида, чтобы противостоять нашему Голиафу, они бросили несколько камней, не попав в цель, беспорядочно ринулись к ограде, перелезли через нее и ринулись по насыпи к рельсам. Кого-то из них задело камнями.

– Пленные! – заревел Фрэнки, но они рванулись вперед и ускользнули в последний момент. Несколько минут продолжалась перестрелка камнями между полем и насыпью, а наши фланги не могли продвинуться вперед и окружить их. Из вражеских рядов на верху насыпи раздались ликующие крики, потому что между путями у них хранился резерв из заранее заготовленных камней, а у нас под ногами была трава, и нам не найти боеприпасов, как только мы опустошим карманы. Если они сомкнутся и контратакуют, нам придется отступить на полкилометра, прежде чем мы найдем камни у моста.

Фрэнки понял это в одну секунду. В такие же переделки мы попадали и раньше. Теперь и у нас появились раненые. Кто-то попятился назад. Кому-то подбили глаз. У меня по голове текла кровь, но я покуда не обращал на это внимание, потому как куда больше боялся заполучить хорошенькую взбучку от отца за то, что ввязался в драку, чем крови и несильной боли. («Ты опять болтался с этим Фрэнки Буллером, так ведь?» Бац. «Я тебе что говорил? Не связываться с ним, так?» Бац. «А ты меня не слушаешься, так ведь?» Бац. «Ты что, хочешь водиться с Фрэнки Буллером и стать таким же дебилом, как он, так?» Бац-бац.)

Мы дрогнули. У меня в карманах почти не осталось камней, а руки болели от непрерывных бросков.

– А что, если нам рвануть в атаку?! – крикнул Фрэнки.

На его вопрос был только один ответ. За него мы бросились бы в огонь и в воду, стоило ему попросить. Возможно, он заводил нас в такие переделки, откуда не было пути к отступлению, чтобы испытать дивное чувство победы или смерти.

– Да! – хором прокричали мы.

– Ну, тогда… – Он набрал в легкие побольше воздуха и что есть мочи заорал: – В АТАКУ!

За несколько секунд он огромными шагами одолел сто метров и уже перелезал через ограду. Камни, брошенные «содомскими», с грохотом барабанили по его щиту. У нас не было импровизированных копий и крышек от мусорных ящиков, как у нашего командира, так что мы продвигались вперед медленнее, швыряя последние камни в столпившихся на насыпи противников.

Когда мы влезли на ограду справа и слева от него, Фрэнки уже карабкался по склону в нескольких метрах от неприятеля. Он все время подгонял своих фланговых, чтобы те поспешили и окружили противника, и размахивал своим грозным железным копьем почти у самих лиц противников. С нерешительных шажков мы вдруг перешли на бег на обоих флангах, одним рывком добравшись до рельсов, чтобы пополнить запас снарядов. А в это время Фрэнки продолжал наседать на них с фронта.

Они рассыпались и побежали вниз по насыпи на улицы Содома, под защиту рядов розовых домов с уже ободранными и исцарапанными дверями, где, по слухам, они складывали уголь в ванных (чему мы втихаря завидовали: ведь они служили удобным и просторным хранилищем угля поближе к кухне) и в палисадниках развешивали браконьерские сети.

Когда у женщин с нашей улицы истощался запас ругательств, которыми они осыпали Фрэнки Буллера за то, что тот втягивал их детей в драки, результатом которых становились синяки, пробитые головы и изорванная одежда, они обзывали его «дикарем». Однако Фрэнки воспринимал это прозвище как знак уважения и рассматривал его как синоним храбрости и бесшабашной удали. «Зачем ты опять гоняешь с этим чертовым дикарем?» – спрашивала мамаша ребенка, раздирая старую отцовскую рубаху на повязки или на заплаты. И перед тобой тут же представала фигура Фрэнки, дико и яростно размахивавшая копьем и крышкой от мусорного бака, прыгавшая вверх-вниз, прежде чем повести свое войско на битву. Когда брали пленных, он приказывал привязать их к дереву или забору, а потом велел войску сплясать вокруг них боевой танец. После представления, в котором он принимал участие, облачившись в свои жуткие доспехи, Фрэнки приказывал где-нибудь рядом развести костер и принимался орать, что запытает пленных до смерти. Как-то раз он в своих угрозах зашел так далеко, что кто-то из нас пустился наутек и уговорил отца Фрэнки пойти разобраться со своим сынком и освободить пленных. И вот мистер Буллер и еще двое мужчин, один из них – мой отец, быстро спустились по мостовой лесенке. Они спешно шли через поле – невысокий, коренастый, хмурый Крис и лысый Буллер с отвислыми усами. Но тот же, кто поднял тревогу, тайком вернулся в лагерь Фрэнки и всех предупредил, так что когда трое мужчин прибыли на «место преступления», готовые задать Фрэнки трепку и отвести его домой, то не нашли там никого и ничего, кроме затоптанного костра и до смерти напуганной, но невредимой пары «военнопленных».