Мануэль Скорса - Сказание об Агапито Роблесе Страница 30

– Слышно так, будто здесь, рядом. Прямо не верится!

– Ах, черт побери!

Даже буржуазные источники не в силах опровергнуть факты. Пять процентов землевладельцев владеют в Перу 95% обрабатываемой земли, а 95% крестьян ведут жалкое существование в тяжелейших условиях, ибо им принадлежит всего 5% обрабатываемой земли. Сами помещики не решаются скрывать эти цифры. Статистические данные, опубликованные Службой исследования и реформ в области сельского хозяйства, СИПА, учреждением, финансируемым Америкой и ориентирующимся на Америку, подтверждают эти позорные факты.

– Вот чешет-то! Златоуст!

СИПА сообщает также, что 1,4% жителей Перу владеет 1529 750 гектарами обрабатываемой земли. Средние землевладельцы, то есть те, что имеют в своем владении от 11 до 100 гектаров, владеют 285 000 гектарами, а крестьяне и члены индейских общин, составляющие 95% населения, занимающегося сельскохозяйственным трудом, ютятся на 614 753 гектарах. Мы не придумали эти цифры. Мы взяли их из империалистических источников.

Бутылка водки переходила из рук в руки. В горах, за снежной иглой Хиришанки загрохотал гром.

Контраст поразителен, но и эти цифры еще не полностью открывают истину. Крестьяне Перу, слушающие нас сейчас, знают, что действительность еще более трагична. В Перу есть помещики, владеющие асьендами, которые превосходят своими размерами некоторые страны.

– Верно, черт побери!

– Конечно, верно!

В одном только Куско, где работники чайных плантаций долины JIa-Конвенсьон бастуют уже два месяца, шестерым землевладельцам принадлежит более 340 000 гектаров. Крестьяне Ла-Конвенсьон хорошо это знают. Асьенда «Уадкинья» занимает 144 000 гектаров, асьенда «Итма» – 50 000. асьенда «Тобалуаси» – 20 000, асьенда «Санта-Роса» – 60 000, асьенда «Эчаратти» – 29 000, асьенда «Уайна» – 44 000 гектаров . Всего только шесть человек владеют 347000 гектарами земли!

– Чтоб им сдохнуть, проклятым!

… Что составляет более половины площади, принадлежащей горным общинам Перу.

– Будь они прокляты тысячу раз!

Буржуазная пресса Перу систематически замалчивает этот факт, хотя Федерация крестьян долины Ла-Конвенсьон много раз доводила цифры до ее сведения. В ноябре текущего года Федерация рассказала о потрясающих фактах. Мы процитируем дословно…

– На юге скоро начнется заваруха. Я этой зимой ездил напарником шофера «Андских щеглов». Мы весь юг объехали.

Буржуазная пресса никогда не решится опубликовать эти сведения. Федерация крестьян долины Ла-Конвенсьон сообщает следующее:

– Я в Ла-Конвенсьон был.

Помещик Альфредо Роменвиль заставляет нас вставать в 3 часа ночи и отправляться на строительство дороги. Домой мы возвращаемся в 7 часов, то есть работаем 16 часов в сутки. Если кто-либо пропускает один день, он лишается платы за всю неделю.

Мелькиадес Боканхель случайно спалил два квадратных метра соломенной крыши сарая, принадлежащего помещику Роменвилю. Крестьянин был зверски избит, затем помещик подвесил его, привязав за руки и за ноги к суку дерева, и сек плетью до тех пор, пока собственные дочери помещика не принялись умолять его пощадить несчастного.

Крестьянину Габино Гусману Роменвиль приказал привести осла или лошадь, чтобы погрузить на них в арроб кофе. Крестьянин не смог найти ни осла, ни лошади. Тогда помещик приказал запрячь Габино Гусмана, погрузить ему па спину шесть арроб кофе и гонял его плетью по двору на четвереньках.

Кармен Кандия, Эстебана Гонгору, Хулиана Гусмана и других помещик заставил бежать восемь километров по камням и рытвинам, а сам ехал за ними на муле и многим нанес увечья, Сирило Гусмана, Фиделя Карриона и Эрнана Санта-Крус он заставил тащить тяжелые стальные трубы на расстояние пятнадцать лиг.

У Мартина Вильянуэвы он отнял все имущество и избил так, что тот целый день пролежал без сознания.

Мартина Кандию и Алехандра Алегрию он заставил скручивать чайные листья в течение недели, заперев их в сарае, откуда выпускал лишь на пятнадцать минут в день.

– Мы хоть нужду справляем не торопясь.

– На юге все так вот и кипит.

– Кто его знает. – Горемыка почмокал губами. – Кто его знает, – повторил он. – В Куско есть союзы крестьянские, ими Уго Бланко заправляет.

– Он же коммунист.

– Ну и что?

– Да ничего.

– На юге скоро начнется.

Концентрация земель в одних руках на юге Перу доходит до поразительных размеров. В департаменте Пуно несколько лет назад был голод, в результате которого погибли десятки тысяч людей. В этом департаменте одно только семейство Муньос Нахар владеет более чем 300 000 гектаров. Усадьба Муньос Нахар простирается от Пуно до Мокегуа, то есть захватывает и горные районы, и побережье.

Делегат от Туси достал из мешка от муки фирмы Николини сыр и несколько хлебцев. Распахнув куртку, он с гордостью показал рубашку, сшитую из той же ткани, что и мешок, красные буквы «Никол…» виднелись на рубашке.

Крестьяне Анд! Есть только один путь покончить с эксплуатацией и издевательствами – вооруженная борьба.

Идите по стопам вашего славного предка Тупака Амару!

– Ух ты! Ну и ловко!

В заключение нашей передачи послушайте индейскую музыку. Выступает знаменитый ансамбль…

– Прошу прощения, боюсь, батарейки сядут. – Хромой, улыбаясь, выключил транзистор.

– Этот кубинец правду говорит. Правда и то, что настанет день, когда сойдемся мы с помещичками и начнем выпускать друт другу кишки. Тогда уж не остановишь.

– В октябре поднимемся.

Горемыка повернулся к Агапито Роблесу.

– Как бы то ни было, Янакоча должна захватить «Уараутамбо». Рябой правильно говорит. Падет «Уараутамбо» – другие поднимутся. Надо начать до дождей.

Появились часовой и еще двое в пончо.

– Завтрак принесли, – вздохнул Рябой.

– Думаешь, сегодня кончим?

– Надо еще делегатов от Уануко дождаться.

– А дон Хенаро где? – обратился Хромой к одному из жителей Ярусиакана.

– Явится нынче.

– Он же вчера обещал.

– Не так-то это просто.

Горемыка затянул поплотнее шарф. Пососал остаток сигареты.

– Полицейские учуяли – что-то готовится, – объяснил он. – Каждый День прибывают сыщики из Лимы. От Хенаро они не отстают ни на шаг. Знаете, что удумали? Неделю тому назад нарядились двое сыщиков, будто они крестьяне. Выбрали таких, что говорить умеют по-нашему…

Опять включили приемник:

И именно сейчас люди всех континентов, всех рас и цветов кожи поднимаются против империализма…

– Не работает больше, сели батареи, – извиняющимся тоном проговорил Хромой.

– Нарядили в шерстяные плащи да в пончо и сунули в тюрьму в Серро, чтоб они там поговорили с арестованными, вроде как свои, да разнюхали бы. А чтоб арестованные не сомневались тюремщик этих сыщиков стукнул пару раз. Вот как ловчат! Ну, там в тюрьме дон Ремихио Вильена обретается, земляк мой. Он сразу разобрался, что к чему, и другим знак дал: молчите, Дескать, ничего не отвечайте…

– А вот и наш доктор Хенаро Ледесма идет!

Глава двадцать девятая

о том, как пришлось потрудиться Исааку Карвахалю накануне великой битвы, ибо и в Янакоче нашлись трусы

Отставной сержант Атала, кум судьи Монтенегро, явился в селение Вилкабамба с тремя бочонками водки и уговорил членов общины. Решили они поладить с судьей; Атала пообещал им от его имени участок, на который претендовала и Янакоча. Водка свое дело сделала – надумали жители Вилкабамбы подать в суд на Янакочу. В Янакоче упали духом.

– Придется отложить выступление. Не под силу нам бороться одновременно и с полицией, и с Вилкабамбой, – сказал Теодосио Рекис.

– Что надо от нас жителям Вилкабамбы?

– Не сможем мы воевать на два фронта. Отложить надо выступление, – настаивал Рекис.

– Сколько лет ждали, так трудно было уговорить людей. Если сейчас их остановить, больше уж никогда не поднимутся, – сказал Исаак Карвахаль. В этот день он надел свою старую сержантскую гимнастерку.

– Это верно, и говорить нечего. Выступать надо, – сказал Ригоберто Басилио.

– Триста всадников уже выступили из Вилкабамбы, – сообщил Сиприано Гуадалупе.

– Скоро ли Агапито появится?

– Он уже в пути.

– Я за то, чтобы начать переговоры с жителями Вилкабамбы, – заявил Рекис.

– Тяжкая ответственность ляжет на нас, – сказал учитель Сото.

– Рабство еще тяжелее, – гневно отвечал Басилио.

– Отложим выступление на восемь дней, а за это время договоримся, – предложил де ла Бега.

Исаак Карвахаль сидел, понурив голову. Он предчувствовал худое. Наконец поднялся.