Пауло Коэльо - Адюльтер Страница 31

Я была уже сама не своя от желания узнать, чем же кончится эта история.

– А Эрот, который не переставал любить ее, раскаивался в своем поступке. Он сумел проникнуть в замок и разбудить ее, дотронувшись до спящей кончиком стрелы. «Твое любопытство едва не погубило тебя, – сказал он. – Ты стремилась познанием обрести уверенность – и разрушила наш союз». Но в любви ничего нельзя разрушить окончательно. И супруги, проникнувшись этой мыслью, обратились к Зевсу с мольбой сделать так, чтобы их союз никогда не распался. Царь олимпийцев не остался глух к мольбам влюбленных и после долгих уговоров (и даже угроз) сумел-таки добиться у Афродиты согласия. И с того самого дня Психея (наша бессознательная, но логическая часть) и Эрос (любовь) – всегда вместе.

Я наливаю еще бокал. Склоняю голову на плечо мужу.

– И тот, кто не принимает этого и стремится всегда найти рациональное объяснение таинственным и мистическим отношениям людей, потеряет лучшее, что есть в жизни.

Сегодня я чувствую себя как Психея на крутом утесе – мне холодно и страшно. Но, если смогу перебороть эту ночь и вверить себя тайне и вере, то проснусь во дворце. Нужно только время.

* * *

И вот наконец настает великий день – обе супружеские пары встретятся на приеме, который устраивает знаменитый телеведущий. Мы говорили об этом вчера, лежа в постели в номере, покуда Якоб выкуривал по обыкновению последнюю сигарету перед тем, как одеться и уйти.

Я не могла отказаться, потому что уже раньше подтвердила, что приду. Не может и Якоб – если он не появится, «это очень скверно скажется на его карьере».

Мы с мужем приходим в здание телекомпании, и нам сообщают, что вечеринка – на последнем этаже. В очереди к лифту звонит телефон, и мне приходится отойти: я разговариваю с шефом, а мимо проходят приглашенные, улыбаются и кивают нам с мужем. Кажется, я знаю тут едва ли не всех.

Шеф говорит, что мои беседы с кубинцем – вторая была опубликована вчера, хотя написана уже больше месяца назад – пользуются большим успехом. Надо написать еще один очерк и завершить серию. Отвечаю, что кубинец больше не желает беседовать. Тогда шеф просит найти «того же поля ягоду», потому что обычные и привычные рассуждения профессиональных психологов и социологов никому не интересны. Никаких ягод я не знаю, но, чтобы закруглить разговор, обещаю подумать.

Мимо проходят Якоб и Марианна и кивают нам приветственно. Шеф уже совсем было собрался дать отбой, но тут я решаю продолжить разговор. Боже меня упаси подниматься в одном лифте с супругами Кёниг. Может быть, устроить беседу пастуха и протестантского священника: ведь оба они, так сказать, пастыри? – предлагаю я. Интересно будет записать, как каждый из них одолевает стресс и скуку. Шеф говорит, что идея превосходна, но все же лучше будет найти «того же поля ягоду». Хорошо, постараюсь. Двери закрылись, и кабина пошла вверх. Теперь могу спокойно разъединиться.

Объясняю шефу, что не хочу быть последней, кто войдет в зал. Я и так уже опаздываю на две минуты. Мы живем в Швейцарии, где часы никогда не спешат и не отстают.

Да, я странновато вела себя в последние месяцы, но одно осталось неизменно – я по-прежнему терпеть не могу приемы и званые вечера. И продолжаю недоумевать – почему это так нравится людям?

Нравится. Даже когда речь идет о таком специфическом действе, как сегодняшний коктейль – вот именно: коктейль, а никакой не праздник, – они наряжаются, красятся-мажутся, напустив на себя слегка скучающий вид, говорят друзьям, что, мол, нет, во вторник не получится, надо быть на приеме по случаю десятилетия программы «Pardonnez-moi», которую все эти годы ведет такой обаятельный, умный и фотогеничный Дариюс Рошбен. Там соберется «вся Женева», а те, кто не входит в эту категорию, должны будут довольствоваться фотографиями, напечатанными в журнале о знаменитостях, который читает вся франкофонная Швейцария.

Бывать на таких мероприятиях – значит поддерживать свой статус и доказывать свою значимость. Время от времени наша газета помещает репортажи о подобных вечерах, и на следующий же день нам начинают звонить помощники важных людей, спрашивая, будут ли напечатаны фотографии их патронов, и сообщая, что будут очень благодарны за это. Ибо удостоиться приглашения – хорошо, а убедиться, что твое присутствие было должным образом отмечено, – еще лучше. И нет более убедительного доказательства этому, чем напечатанные в газете два дня спустя снимки, на которых предстанешь в специально сшитом по такому случаю костюме (пусть ты никогда в этом не признаешься) и с отработанной на бесчисленных презентациях, приемах и фуршетах улыбкой на устах. Слава богу, не я веду колонку светской хроники, иначе меня в моей нынешней ипостаси – чудовища, созданного Виктором Франкенштейном, – давно бы уж уволили.

Створки лифта раздвигаются. В холле два или три фотографа. Мы идем в главный зал, откуда открывается круговая панорама Женевы. Кажется, будто неизменная туча решила немного подыграть Дариюсу и немного приподняла свой пепельно-серый покров – внизу стало видно море огней.

Не хочу тут застревать надолго, говорю я мужу. И, стараясь стряхнуть напряжение, произношу это как-то очень напористо.

– Уйдем, как скажешь, – отвечает он.

В эти минуты мы с ним заняты тем, что беспрерывно здороваемся с бесконечным количеством людей, которые ведут себя так, будто я – их ближайшая, закадычнейшая подруга. Я отвечаю тем же, хотя не знаю даже, как их зовут. Если беседа грозит затянуться, применяю испытанный прием – представляю мужа и замолкаю. Он называет свое имя и получает в ответ имя собеседника. Услышав, я подхватываю громко и вслух: «Милый, неужели ты не помнишь такого-то?»

Вот ведь какой цинизм с моей стороны!

Но вот приветствия окончены, мы отходим в угол, и я жалуюсь: «Что за страсть такая у людей допытываться, помним ли мы их?» Прямо удушье нападает от этого. Каждый считает себя достаточно значительной персоной, чтобы его имя и черты раскаленным железом врезались в память мне, в силу своей профессии знакомящейся ежедневно с новыми людьми.

– Будь снисходительна: они пришли развлечься.

Муж не знает, о чем говорит. Они не развлекаются, а всего лишь делают вид, потому что именно «вид» важнее всего для них: вид, внимание окружающих и, если повезет, полезное и выгодное знакомство. И судьба этих людей, которые, вступая на красную ковровую дорожку, считают себя хозяевами жизни, зависит от мелкой газетной сошки. От человека, чья профессия называется «верстальщик»: получив фотографии по электронной почте, это он решает, должны ли они появиться в нашем маленьком, традиционном, опутанном условностями мире – или нет. Это он размещает заинтересовавшие его снимки на странице, оставив место для общего плана этого празднества (приема, презентации, фуршета). И там, среди множества неизвестных лиц тех, кто считает себя необычайно значительными, можно будет – если немного повезет – узнать два-три знакомых.

Дариюс поднимается на сцену и начинает делиться воспоминаниями обо всех тех знаменитостях, которых ему пришлось интервьюировать в своей программе за десять лет. Напряжение немного отпускает меня, и мы с мужем подходим к окну. Потому что мой внутренний радар засек присутствие Якоба и Марианны Кёниг. Я хочу держаться от них подальше – полагаю, что и Якоб тоже.

– Тебе не по себе?

Я так и знала. Кто ты сегодня – доктор Джекил или мистер Хайд? Виктор Франкенштейн или его монстр?

Нет, любовь моя. Все в порядке. Просто я хочу оказаться подальше от того, с кем переспала вчера в номере отеля. Подозреваю, что всем в этом зале все известно, ведь слово «любовники» на лбу у нас написано.

Но улыбаюсь и отвечаю, что, как ему слишком даже хорошо известно, мне уже не по возрасту бывать на таких вечерах. Как бы я хотела сейчас оказаться дома и заниматься нашими детьми, оставленными на попечение няньки. Я почти не пью, я смущаюсь от такого множества людей, с которыми надо здороваться и вести разговор, притворяться, что мне интересно, и на вопрос отвечать вопросом, чтобы можно было наконец положить в рот закуску и спокойно сжевать ее, не боясь показаться скверно воспитанным человеком.

На спустившемся экране появляется нарезка – фрагменты передач с участием самых именитых гостей. Кое с кем я сталкивалась по работе, но большинство – это приехавшие в Женеву иностранцы.

Kак известно, в нашем городе всегда найдется какая-нибудь знаменитость, и ее участие в программе – обязательно.

– Пойдем отсюда, а? Он уже видел тебя. Считай, мы исполнили наш светский долг. Давай возьмем напрокат какой-нибудь фильм и проведем вечер дома, вдвоем.

Нет. Побудем еще, потому что Якоб и Марианна Кёниг тоже здесь. Если уйдем, не дожидаясь конца торжества, это может вызвать подозрения. Дариюc меж тем приглашает на сцену тех, кто принимал участие в его программе, и они вкратце делятся впечатлениями об этом событии.