Эрик-Эмманюэль Шмитт - Мечтательница из Остенде (сборник) Страница 31

В субботу в десять утра он просигналил у дверей дома, где была назначена встреча.

Грузная, безвкусно одетая Сильвия вышла на балкон – настроение у нее было прекрасное.

– Привет, братец!

– Привет, сестричка!

Сильвия и Морис сдружились еще в детстве. Морис был единственным ребенком в семье, Сильвия тоже, они были влюблены друг в друга и даже мечтали о свадьбе – когда-нибудь. Увы, дядя, которому они доверились, разъяснил им, что двоюродные брат и сестра не могут пожениться, так что возможность брака отпала сама собой; это притормозило их матримониальные планы, но не омрачило взаимопонимания. Однако не исключено, что тень этой предотвращенной помолвки предотвратила и прочие попытки вступить в другой брачный союз. Быть может, оба они навсегда отказались от мысли образовать иную пару, нежели та, что была определена изначально. Теперь у обоих к пятидесяти годам за спиной тянулась цепь любовных неудач, они смирились с тем, что обречены на безбрачие. Как и прежде, кузены проводили вместе отпуск, причем с тем же, если не с большим удовольствием; казалось, что их встречи неподвластны времени и неумолимым жизненным законам. Раз в году они выделяли пару недель, чтобы вдвоем отправиться в Египет, Италию, Грецию, Турцию, Сирию, Ливан или Россию. Морис ценил туры с насыщенной культурной программой, Сильвия просто любила путешествия.

Ее корпулентная фигура показалась на пороге дома в вихре шелка и развевающихся шарфов. Перейдя тротуар, Сильвия бросила взгляд на Мориса. Она перешла тротуар, направляясь к гаражу, чтобы затолкать в багажник крохотного авто последний чемодан. Морис спросил себя, почему эта тучная женщина систематически выбирает маленькие автомобили? Они подчеркивали ее полноту, к тому же были не слишком практичны.

– Морис, о чем задумался?

Подойдя, она смачно расцеловала его. Прижатый к монументальному бюсту, Морис попытался встать на цыпочки, чтобы дотянуться до щеки и нанести ответный поцелуй, и вдруг увидел себя со стороны, на моментальном снимке рядом с Сильвией и ее «фольксвагеном»-мини: Плиссону показалось, будто он входит в ее коллекцию.

– Я тут взглянула на парковку и вспомнила, что на нашей улице есть два чернокожих джентльмена, разъезжающих на белых лимузинах. Черное. Белое. Контраст. Ты их видел?

Она расхохоталась.

– Нет, – ответил Плиссон. – Но это мне напомнило, что у моей коллеги из мэрии, мадам Н’Да, есть кремовый пудель, которого она обожает до безумия.

Наметившаяся улыбка сползла с лица Мориса, он с испугом осознал, что его длинный, высокий, прочный автомобиль американских размеров вполне вписывается в этот закон притяжения противоположностей. Он даже не подозревал, что подобный выбор тоже свидетельствует о попытке компенсировать внутренний комплекс.

– Морис, ты, похоже, не выспался…

– Да нет, все нормально. А ты-то как? Мы месяц не виделись, общались только по телефону.

– Отлично! Как всегда, мой дорогой Морис!

– Ты изменила прическу?

– Да, есть немного… Как тебе? Так лучше?

– Да, лучше, – не задумываясь, ответил Морис.

– Кстати, мог бы заметить, что я похудела на пять кило. Только никто не обратил на это внимания.

– Правда, я как раз спрашивал себя…

– Лгунишка! Но в любом случае потерянные мною пять кило – это за счет мозга, а не жира, а такая потеря не сказывается на внешности, это можно лишь услышать!

Она села в авто со сдавленным смешком.

Морис, хоть он и не расхохотался вместе с ней, все же отнесся к Сильвии снисходительно. Со временем его чувство было подкреплено ясным пониманием, что кузина сильно отличается от него: не слишком образованная, чересчур общительная, обожающая раблезианские трапезы, вульгарные шутки и разбитных молодчиков, но он не желал в ней перемен; поскольку эта женщина была единственной, к кому Плиссон относился с любовью, то он решил любить ее такой, какая есть. Даже жалость, которую он ощущал при виде ее нелепой внешности – а с годами ее недостатки выявились ярче, – лишь усиливала его нежность. По сути, сочувствие, которое он испытывал к некрасивой Сильвии, было эрзацем отношения к самому себе.

Покинув Лион с его запутанными транспортными развязками, они несколько часов ехали, держась друг за другом. По мере продвижения на юг жара становилась иной: плотная, парализующая, неподвижная в лионской котловине, будто раскаленный свинцовый щит над головами смертных, – в долине Роны она начала развеиваться приятным ветром, а затем, когда они въехали в Ардеш, обрела суховатый минеральный привкус.

В середине дня, несколько раз свернув не туда, что немало развеселило Сильвию, они наконец наткнулись на заброшенную пыльную грунтовку, что вела к вилле.

Морис тотчас понял, что достоинства этого места чреваты недостатками: к дому вела каменистая тропа, вдоль которой росли редкие иссохшие кусты, умудрившиеся как-то прижиться здесь; возведенный из камня, того же охристо-желтого оттенка, что и окрестные склоны, он изрядно возвышался над деревней, до соседних строений было несколько сотен метров.

– Бесподобно! – воскликнул Морис, стремясь вызвать одобрение Сильвии, на лице которой было написано сомнение. – Просто идеальное место для отдыха!

Она улыбнулась, решив, что кузен, пожалуй, прав.

Как только они выбрали себе по комнате и перенесли вещи – у Мориса были в основном книги, – Сильвия, убедившись, что радио и телевизор работают нормально, предложила поехать за продуктами в соседний торговый центр.

Морис отправился с ней. Зная неуемный темперамент кузины, он опасался, что она накупит массу лишнего, причем без оглядки на цены.

Подталкивая перед собой тележку, он продвигался вдоль рядов супермаркета вслед за Сильвией, которая, похоже, решила скупить полмагазина. Она болтала без умолку, сравнивая продукты с теми, что продавались в ее районе, поругивала продавцов. Ему удалось избежать наибольшей опасности и удержать кузину, которая намеревалась опустошить мясной отдел. Они подошли к кассам.

– Постой здесь, я только прихвачу книгу! – воскликнула Сильвия.

Морис, не желавший портить отпуск, сдержал порыв раздражения, хотя мысленно готов был пригвоздить злосчастную сестрицу к столбу позора. Покупать книги в супермаркете! Ни разу в жизни он не купил там ни единого тома! Книга – это священный, бесценный предмет, о существовании которого вначале узнают из библиографического списка, наводят справки, затем – при необходимости – выписывают данные в блокнот и отправляются в книжный магазин, достойный такого названия, чтобы отыскать либо заказать вожделенный том. Во всяком случае, совершенно недопустимо брать в руки книгу среди колбас, овощей и моющих средств.

– Грустные времена… – пробормотал Плиссон себе под нос.

Сильвия, не отягощенная комплексами, порхала среди книжных развалов, будто у нее разыгрался аппетит. Окинув взглядом отдел, Морис тотчас понял, что там представлены, естественно, сплошь романы, и с мученическим видом возвел очи горе, решив стоически дожидаться, а Сильвия, обнюхав обложку одного романа, вдыхала запах другого, взвешивала третий, перелистывала страницы, будто стремясь удостовериться, что салат хорошо промыт.

Она вдруг испустила вопль:

– Супер! Последний Крис Блэк!

Морис понятия не имел о том, кто такой этот Крис Блэк, даровавший его кузине предчувствие оргазма, и поэтому не соизволил обратить внимание на фолиант, который она водрузила на гору провизии.

– Ты что, не читал Криса Блэка? Правда, ты вообще не читаешь романов. Слушай, это просто невероятно. Проглатываешь на одном дыхании, у тебя на каждой странице просто слюнки текут, ты не в силах оторваться, пока не закончишь.

Морис подумал, что Сильвия говорит о книге как о кулинарном блюде.

В конечном счете эти торговцы правы, выкладывая книги рядом с продуктами, подумал он, для такого потребителя все едино.

– Послушай, Морис, если хочешь доставить мне радость, то прочти Криса Блэка.

– Послушай, Сильвия, чтобы доставить тебе радость, я и так выслушиваю про Криса Блэка, о котором не имею ни малейшего представления. С меня достаточно. Не рассчитывай, что я буду это читать.

– Ну и глупо, дураком и помрешь.

– Это вряд ли. По крайней мере не из-за Криса Блэка.

– О, ты считаешь, что у меня скверный вкус… Но ведь когда я читаю Блэка, то вполне отдаю себе отчет, что это не Марсель Пруст, я не настолько невежественна.

– А что, ты прочла Пруста?

– Да ты просто злюка! Тебе отлично известно, что, в отличие от тебя, я не читала Пруста.

С чувством оскорбленного достоинства, ни дать ни взять святая Бландина[9] на ниве культуры, Плиссон усмехнулся, будто его наконец увенчали наградой, на кою скупились прежде. В глубине души он упивался мыслью, что кузина, как и его ученики, считает, что он прочел Пруста от корки до корки, хотя он и не помышлял об этом, – у него была аллергия на беллетристику. Что ж, тем лучше. Он не станет разуверять Сильвию. В конце концов, он столько всего прочел… к тому же естественно, что одолжения делают лишь богачам.