Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов Страница 32

– И ты потом слышала, что было, когда он вернулся?

– Погоди, ты выслушал лишь половину истории. Минут через десять после того, как мы закончили, Лапушка в своей неподражаемой манере вынимает из кармана стодолларовую банкноту и подносит к моему лицу.

– Откуда она взяла сто долларов? Она же вечно на мели.

– Знаю. И вот держит она эту прекрасную бумажку и говорит: «Я отдам ее тебе, если ты за два часа найдешь хотя бы четыреста восемьдесят из этих сигар. Оставшиеся двадцать – твоя фора».

– Ух ты! И что же ты сделала?

– Что я сделала? Сказала, чтобы засекала время. Разумеется, я начала искать. Ты сроду не видел, чтобы кто-то так быстро шевелился, поверь мне. И найти первые двести не составило труда. Я сама удивилась, сколько тайных мест запомнила. И необычных мест – пять в закрытом дипломате, пять под фотоувеличителем. Это было раз плюнуть.

Но потом вдруг у меня остался всего час, чтобы отыскать двести восемьдесят.

– А что делала она все это время? Сидела на кушетке и улыбалась?

– Хуже. Сидела на кушетке, улыбалась и курила одну из этих вонючих сигар. Мне хотелось ее убить. Один вид, как она сидит и наслаждается всем этим, сводил меня с ума. Я решила отыскать их, даже если меня хватит инфаркт.

– Молодчина!

– Молодчина чуть-таки не получила инфаркт. От этого можно рехнуться. Когда у меня осталось сорок пять минут, я чуть не спятила от отчаяния и стала искать в тех местах, где уже смотрела. Лапушка хохотала как сумасшедшая. Что, конечно, еще больше выводило меня из себя. Но тогда я предприняла мозговой штурм и решила проблему.

– И что это было? Погоди! Умираю, мне нужно в туалет. Не двигайся. Я сейчас вернусь.

Он вскочил и вылетел из комнаты. Его подружка закрыла глаза и улыбнулась, наслаждаясь воспоминанием, какое было лицо у Лапушки, когда та поняла, что сейчас что-то будет и она может и проиграть пари.

– Порядок, я вернулся. Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Давай, давай, продолжай, расскажи, как ты ее сделала. Если верить тебе, еще никто не мог перехитрить Лапушку Дилз.

– На этот раз я перехитрила. Знаешь как? Список. Вот и все. Я составила список всех мест, где уже смотрела, а потом, двигаясь по квартире, сверялась с ним.

– Ловко! Именно так. Просто методом исключения.

– Правильно. Единственная трудность заключалась в том, что потребовалось около пяти минут, чтобы найти бумагу и ручку и составить перечень.

– Но это сработало?

– Прекрасно! Когда осталось полчаса, я нашла триста пятьдесят. Тогда Лапушка занервничала! Стала пытаться отвлечь меня, размахивая сотенной и говоря: «Полчаса. Пошевеливайся!» И все такое.

– Потому что ты заставила ее заерзать! – Он удовлетворенно сложил руки и фыркнул при мысли о Совершенной Лапушке Дилз, которую заставили заерзать.

– Да, конечно, но мне все еще оставалось найти сто тридцать сигар. Я бегала по комнате со списком, находя сигары и, конечно же, следя, чтобы Лапушка считала точно. Ты знаешь, она надует тебя в две секунды, только дай. Это было хуже, чем спринтерский забег на три мили.

– Ладно, ладно, так что же было дальше?

– Ну так вот, осталось пятнадцать минут и сорок сигар. Она все время мешала мне, и я действительно запыхалась. Тогда я села на пол, закрыла глаза, как какой-нибудь чертов брамин, и стала повторять про себя: расслабься, успокойся, думай. Это заняло всего несколько секунд, поскольку тут меня осенило, что я недостаточно внимательно осмотрела туалет. Скорее туда! Вот оно. Над унитазом был шкафчик, где Джордж держал запас туалетной бумаги. Мы запихали по сигаре в каждый рулон, а их было двенадцать. Боже, я до сих пор помню точные цифры. Еще пять плавали в бачке.

– В бачке? Вы бросили их туда?

– Это Лапушка бросила, но я к тому времени смотрела везде. Еще несколько лежали на шкафчике, а несколько были спрятаны в полотенцах. Три – под раковиной, вместе со щетками и тряпками… Voilà.[8] Четыреста восемьдесят сигар.

– Браво!

– Но это еще не все. По пути обратно в комнату (а у меня оставалось еще две минуты) я увидела три штуки, заткнутые за фотографию на стене. И добавила их просто про запас. И вошла в комнату, прикурив одну.

– Она, наверное, умерла.

– Нет, она вела себя как настоящий профессионал и протянула мне сто долларов – вот так! Это произвело на меня впечатление, и я почувствовала себя слегка виноватой. Я ведь человек щедрый и великодушный и потому решила сделать широкий жест, как Сирано де Бержерак. Когда мы вышли на улицу, я повернулась к ней и сказала: «А теперь, прямо сейчас, я хочу пригласить тебя на стодолларовый обед. Мы профукаем все за один раз!»

– С ума сошла! На эти деньги ты могла бы гулять две недели.

– Верно, но ты должен признать, это был чертовски широкий жест.

– Да уж. И куда вы пошли?

– В «Коко».

– В «Коко»? Невероятно. Наверное, это был твой величайший обед?

– Самый лучший. Все было великолепно. Шоколадный мусс на десерт стоил больше, чем моя последняя юбка.

– Еще бы! И насколько потянул счет?

– Сто десять долларов. Заплатила я, а Лапушка дала чаевые.

– Большое дело – чаевые. Поздравляю, ты ее сделала!

– Не совсем.

– Почему?

– Ну, видишь ли, после обеда мы немножко прогулялись, и я не могла не спросить, откуда она взяла эти сто долларов. Ты знаешь, у ее родителей водятся деньги, но она никогда не просит. А получает меньше меня, то есть «Нищета Инкорпорейтед».

– Да, я бы тоже хотел узнать. И откуда же?

– Откуда? Цитирую дословно Лапушку Дилз: «О, нашла в ящике стола у Джорджа».

– Ха! Разве не типично для нее? У родителей брать унизительно, но стянуть у бывшего дружка – другое дело.

– И это еще не все. Еще она рассказала мне о своей находке в глубине другого ящика, где он, похоже, что-то прятал. Джордж – фотограф, но еще он занимается рисунками и живописью. И вот она сказала, что нашла рисунок, где невероятно тщательно, во всех подробностях был изображен гроб. Сначала она подумала, что это эскиз конверта для диска какой-нибудь рок-группы. Знаешь, какие гадости они изображают на обложках. Но потом Лапушка поняла, что для рок-группы это слишком тонко. Кроме того, на обороте было множество надписей, и все говорили одно и то же: Джордж Рейнольдс, даты его рождения и смерти, а потом строчка: «Он наконец научился уходить». Джордж спроектировал собственный гроб, до последнего гвоздя и надписи.

– Боже, это хуже, чем найти порнуху с его участием, верно? Извращение. Так парень заболел? То есть он умирает?

– Если верить Лапушке, нет, – во всяком случае, тогда не умирал.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, что это таинственная штука. Ты знаешь эту ужасную газету, «Истина», которую продают в супермаркетах?

– Конечно, обожаю ее. В последней, которую я купил, был заголовок: «Я ПЕРЕСПАЛА С ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ».

– Вот именно! Та самая! В том же номере была и статья о предрассудках и откуда они берутся. Помнишь?

– Нет, я прочел только про секс с инопланетянином, а потом кто-то спер газету у меня со стола на работе.

– Статья интересная. Там объяснялось, почему люди говорят «Будь здоров!», когда кто-то чихнет, или советуют не наступать на трещины на тротуаре… А еще о парочке предрассудков, про которых я никогда не слышала. Один из них вот какой: «Найди тайное место мужчины, и ты подтолкнешь его к смерти».

– И что?

– А то! Ты что, не видишь связи? Мы обыскали всю квартиру того парня, заглянули во все «тайные места», пряча дурацкие сигары, а потом – обрати внимание – Лапушка нашла рисунок. Мы подтолкнули его к смерти.

– Брось! Конечно, она его нашла, раз шарила у него в столе!

– Но послушай – Джордж сказал, что он не рисовал ничего подобного. Лапушка спросила про рисунок, а он не понял, о чем идет речь.

– О, какая ерунда! Погоди, ты все придумала, от начала до конца? Или что-то в этом правда?

Она облизнула губы и после долгой паузы покачала головой. Оба улыбнулись друг другу понимающей, интимной улыбкой. Она снова покачала головой. Хотя она еще не досказала страшный конец истории, который уже придумала, рассказ получился. Ее друг снова полностью захвачен, как будто они в постели и она подводит его к оргазму. Он страстно любил ее рассказы, и с самого начала это привлекало его в ней больше всего. Никогда он не знал женщины, столь искусной в придумывании историй.

А потом произошло нечто ужасное. Он думал о ее воображении, как в одно мгновение ей удается придумать такие вещи вроде рисунка гроба и суеверий, звучащих так правдоподобно: «Найди тайное место мужчины, и ты подтолкнешь его к смерти». Это случилось сразу, как только он закончил смаковать слова и мысли во второй или в третий раз. Между ним и ею возникло молчание. Она молчала, чтобы дать ему возможность впитать в себя историю (зная, что он любил какое-то время обдумывать ее рассказы в молчании), а он – чтобы посмаковать услышанное. Но в этом молчании, точнее, в своей половине молчания он совершил одно из тех страшных, болезненных открытий, которые так ранят своей правдой.