Поппи Адамс - Мотылек Страница 32

– Никуда я не улетала. Я задумалась.

– Я знаю, но со стороны это выглядит так, словно ты где-то далеко-далеко. Честное слово.

Помолчав немного, Виви игриво добавила:

– Тебе нужна специальная табличка: «Вернусь через двадцать минут».

– Я просто сосредоточилась на своих мыслях.

Я умею сосредотачиваться лучше всех, кого я знаю. Я сосредотачиваюсь до такой степени, что напрочь отключаюсь от всего вокруг. Это всегда нервировало моих родных, но такой уж я уродилась. Меня раздражало, когда Виви утверждала, что я куда-то улетаю. Еще она говорила, что я способна неподвижно стоять часами напролет, но она вообще любила немного приврать. На самом деле я могу оставаться в таком состоянии лишь несколько минут.

– Джинни, мне надо кое-что у тебя спросить, – внезапно произнесла Виви.

Казалось, она вновь прибегла к одной из своих уловок, чтобы заинтриговать меня.

– Ты здесь? – спросила она, к моему вящему раздражению.

– Да.

– Ну и хорошо. Я хочу выйти замуж, – быстро сказала она с такой интонацией, словно это было не утверждение, а вопрос.

От удивления я остановилась. За предыдущие месяцы мне не раз приходило в голову, что она может выйти за Артура, и меня удивили не столько ее слова, сколько то, что они прозвучали именно сейчас, а также манера, в которой была преподана эта новость.

– Виви, но это же замечательно! – радостно воскликнула я, попытавшись непринужденно обнять ее, – но получилось нечто неловкое.

– Ах, Джинни, он не предлагал мне этого – я только сказала, что хочу.

Мне следовало догадаться, что она столкнулась с какими-то сложностями. Виви всегда удавалось привносить неоднозначность в самые простые вещи. Ну как я не поняла, что будь Виви обручена, она нашла бы возможность подать эту новость более эффектно?

– Но я не могу выйти за него, – продолжала она, плотно зажмурившись.

Мне пришло в голову, что на всем свете одна Виви умеет в считанные секунды перекрутить все – и вот уже то, что казалось вам радостным событием, превращается в нечто противоположное. Ее невероятная эмоциональность могла порядком раздражать вас, но как бы там ни было, привлекала к ней окружающих, и мне было неприятно видеть ее грустной. Я могла справиться и с болью, и с разочарованием, Виви же было не по плечу противостоять страданиям. Их тяжесть всегда угрожала раздавить ее хрупкую натуру. Ей нужна была защита, возможность жить без боли, а в ответ она охотно привносила в вашу жизнь счастье, радость и веселье.

– Виви, мне очень жаль. Я думала, ты хочешь сказать, что выходишь замуж, – наконец проговорила я.

Воцарилось долгое молчание. На ржавую жестяную бочку, которая лежала, никому не нужная, у изгороди, уселась сойка и стала прыгать по ней, механическими движениями поворачивая голову туда-сюда. Я знала, что в подобных обстоятельствах я не сумею как следует утешить кого-либо: как человек практичный, я не в состоянии оказывать эмоциональную поддержку. Тем не менее надо было попробовать.

– Так ты считаешь, он сделает тебе предложение? – осторожно спросила я.

– Можно сказать, уже сделал.

– Но ведь это замечательно? – неуверенно проговорила я.

– Но Джинни, я не хочу выходить за него!

Я была уверена, что лишь недавно она этого хотела. Как всегда при общении с Виви, следовало ожидать самых неожиданных вещей. Довольно часто я даже не старалась понять ее и те головоломки, в которые она превращала свою жизнь. Я стала смотреть, как сойка, сидя на краю бочки, изгибается, чтобы заглянуть внутрь. Затем она соскочила на землю и осторожно обошла какую-то плесень, росшую под бочкой, после чего прыгнула в сторону и исчезла из виду в темноте теней.

– Ты что, не хочешь узнать, почему это так? – спросила Виви.

Она высоко подняла воротник, но даже сквозь ткань я различила в ее голосе нотку раздражения.

– И почему? – спросила я.

– А ты как думаешь, Вирджиния? – неожиданно для меня резко произнесла она.

То она хотела, чтобы я задала вопрос, а то реагировала на него как на несусветную глупость…

– Потому что у меня никогда не будет детей, – продолжала она. – А раз так, какой смысл в замужестве? Я имею в виду, если у тебя нет семьи, это не… Это не та жизнь, которой мне хотелось бы. Что может быть мрачнее, чем бездетный брак?

Тут Виви расплакалась и сразу же сделалась похожей на себя пятнадцатилетнюю. Я обняла ее за плечи, помогла опуститься на заледеневшую траву и попыталась подложить под нее полу куртки, чтобы защитить ее от сырости. Затем я уселась на землю рядом с ней. Мы по-настоящему так никогда и не обсуждали ее неспособность иметь детей – это казалось всем не такой уж большой ценой за возможность жить дальше. Я никогда не испытывала желания завести детей и считала, что Виви чувствует то же.

Я попыталась говорить твердо:

– Виви, может, у тебя и не будет детей, но зато ты жива – разве нет? И ты нашла парня, который тебя любит, – ведь это замечательно! Нельзя иметь все сразу, – закончила я.

Так обычно говорила Мод.

– Все сразу? Мне не нужно все сразу. Я просто хочу ребенка. С тех пор как я узнала, что не смогу его родить, мне всегда этого хотелось! – всхлипывала Виви.

– Что ж, Виви, этому не бывать, и ты ничего не изменишь, – ответила я.

Я не хотела расстраивать ее еще сильнее, но ничего другого в таких обстоятельствах придумать было невозможно. Мне и самой стало ужасно грустно. «Бедная Виви! – думала я. – В браке она быстро остепенилась бы». Моя сестра относилась к тому типу людей, которым постоянно требовалось подтверждение, что их любят.

– Виви, он любит тебя такой, какая ты есть, и неспособность иметь детей – это часть тебя, – сказала я, немного подумав.

Виви тут же прекратила плакать.

– Чушь. Ничего подобного, Джинни, – упрекнула она меня. – Я не рождалась неспособной иметь детей – я утратила эту способность уже потом. Я потеряла часть себя, а не наоборот.

– Виви, мне очень-очень жаль! – вполне искренне сказала я и крепко обняла ее. – Бедная ты, бедная…

Она уткнулась мне в плечо и всхлипнула. В конце концов, я была сильной, самодостаточной старшей сестрой, и в такие сложные минуты Виви по-настоящему нуждалась во мне.

После того как нас с Виви выгнали из школы, мы с ней и с ее лучшей подругой Мейзи (которая, судя по всему, была как-то замешана в деле с бананами) два часа проплакали в уборной. Мы буквально обливались слезами, рыдая так, словно наша жизнь подошла к концу. Взяв заколку, Виви три раза выцарапала на безвкусных черных и желтых плитках пола слова «гребаные бананы» и заявила, что отныне она анархистка. Но, по правде говоря, я практически не расстроилась – я просто притворялась. Вместо этого я ощущала прилив энергии и была переполнена собственной значимостью. Я находилась в центре событий, связанных с моей сестрой, и мы вновь стали с ней единым целым. Некоторое время спустя я попросила Мейзи на пять минут оставить нас одних, сказав, что ее, в отличие от нас с Виви, никто не исключал, а потому она не может понимать, через что нам пришлось пройти. И тогда и сейчас Виви нуждалась только во мне – и моя роль старшей сестры внезапно стала очень значимой.

Сойка наконец-то выбралась из бочки; в клюве она несла награду за труды – улитку. Подняв голову, Виви внимательно посмотрела мне в глаза; ее лицо было пухлым от слез. И тут она вдруг спросила:

– Ты родишь мне ребенка?

Я рассмеялась.

– Я не шучу – ты родишь мне ребенка? – повторила она.

14

Вивьен гуляет

Вивьен ушла, не сказав, куда направляется и когда вернется. Более того, она даже не предупредила меня, что уходит. Странно, вы не находите? Можно даже сказать, она ускользнула из дома, и если бы я не следила за ней, то не заметила бы этого. Так уж вышло, что я была в своей ванной, откуда могла видеть ее темный силуэт, мелькающий в окне ее комнаты. Затем я услышала, как она вышла в коридор и спустилась по лестнице. Осторожно выбравшись из ванной и спустившись на несколько ступенек, я успела лишь заметить ее длинное зимнее пальто – она уже закрывала за собой входную дверь. Мне хотелось пойти за ней, но я знала, что пока я надену что-нибудь теплое, она уже уйдет далеко. Поэтому я поспешила на свой наблюдательный пункт на втором этаже и сквозь мозаичные окна стала смотреть, куда она направляется. Мне пришло в голову, что я могла бы переходить от окна к окну и таким образом не выпускать ее из виду. Меня охватило удивление. Я думала, что она повторит один из наших старых прогулочных маршрутов, – например, обогнет дом и отправится на гребень холма или вниз по склону, к леску у ручья. Но она избрала другой путь: просто пошла по подъездной дорожке прочь от дома в сторону деревни – прямо в эпицентр того неумолчного шепота, который доносился от деревенских домов.

Знаете, что удивительно? Мне не хотелось, чтобы Вивьен покидала меня, и глядя, как она идет прочь, я ощущала отчаянное желание не терять ее из виду. Чем дальше она отходила, тем сильнее я желала, чтобы она повернула налево и пошла вдоль ручья – так я могла бы видеть ее в любой точке ее маршрута. Но странно то, что как только она скрылась из виду, меня тут же отпустило желание увидеть, как она возвращается. Более того, изнурительное беспокойство, сжимавшее мои внутренности с тех пор, как она появилась на пороге, рассеялось, и меня охватило восхитительное ощущение облегчения и свободы. То же чувство посещало меня, когда я наблюдала, как Бобби отъезжает от дома, увозя в кузове своего фургончика мебель и прочий хлам. Я получила передышку от ее постоянного присутствия в моем доме и от необходимости быть бдительной. Некоторое время я могу ходить где угодно, не думая о том, где она сейчас и что мне делать или говорить, если я встречу ее. Могу закрыть дверь и знать, что она так и останется закрытой. Могу разложить в правильном порядке чайные принадлежности в буфете на кухне и выбросить сальную бумагу из-под масла, которую она складывает в холодильнике.