Светлана Талан - Не упыри Страница 33

– Я знаю, что мне нужно сделать! – говорю я. – Думаю, надо мне сходить в церковь и поговорить со священником.

– Нет, нет и еще раз нет! – резко протестует Роман. – Это совершенно невозможно! Я директор школы, коммунист, ты – молодая учительница. Ты же сама недавно читала на селе лекцию на антирелигиозную тему. Хочешь, чтобы нас обоих выставили из школы, и потом все тыкали в нас пальцами?! Забудь об этом и больше не вспоминай!

– А почему я не могу пойти туда, куда хочу? – вспыхнула я, вскакивая с места. – В книгах я не нахожу ответа на свои вопросы, так, может, найду их в святом месте?

– Что ты такое говоришь?! Откуда эти слова? Может, тебя кто-то пытается вовлечь в секту? – Роман начал нервно мерить комнату шагами. – Так ты сразу скажи мне и ничего не бойся. Я сам с ними разберусь.

– Еще раз повторяю: мне просто необходимо побеседовать со священником, – чеканя каждое слово, сказала я Роману. – Я не собираюсь ни в какую секту. Бывает такое состояние души, когда для утешения необходимо обратиться к Богу.

– Что ты несешь?! Тебе нужно не в церковь, а на прием к психиатру!

Я почувствовала, что назревает ссора – между прочим, первая за нашу совместную жизнь. Я должна была ее остановить, но и от задуманного отказываться не собиралась. Выдержав паузу, я сказала:

– Я не заслужила, чтобы со мной говорили таким тоном. К тому же я не рабыня, а свободная женщина. У меня могут быть свои мысли и свои взгляды на жизнь. Если ты не можешь и не хочешь идти в церковь, то и не ходи, силой тебя никто не тащит. А я сделаю так, как считаю нужным.

– Все! Пропало мое директорство! – проговорил Роман.

– Я поеду в город и там, где меня никто не знает, схожу в церковь.

– Тебя может задержать милиция, или заметит кто-нибудь из нашего села. Что тогда? Выбросишь диплом на помойку?

– По этому поводу не волнуйся. Я обо всем позабочусь, – сказала я и снова взялась за глажку.

Весь остаток вечера Роман мрачно промолчал.

… мая 1965 г

Был выходной, когда я поехала в город. Вышла из автобуса на автовокзале и сразу направилась в туалет. Дождалась, когда останусь одна, и достала из чемодана одежду. Быстро натянула старую кофту с заплатами на рукавах. На спину под нее засунула небольшую детскую подушечку и натянула длинную юбку, сшитую из старой занавески. Голову покрыла большим цветастым платком. Затем развернула газету, достала из нее сучковатую палку и заковыляла, согнувшись, к ближайшей церкви.

Перекрестившись на пороге, я вступила в храм. И сразу же услышала множество голосов. Молитва возносилась к потолочным балкам и эхом отражалась под куполом. Я замерла, увидев прямо перед собой образ – распятие Христа. Пока шла служба, я не сводила глаз с лица Иисуса. Он смотрел на меня пристально – будто не в глаза, а в самую сердцевину души. Взгляд его был настолько живым, что мне стало стыдно за то, что я так давно не вспоминала о Боге, и хуже того – читала атеистические лекции. Однажды во время лекции я должна была с помощью химических реактивов продемонстрировать превращение воды в вино. Чтобы демонстрация выглядела реально, я решила разыграть небольшую сценку. Произнесла: «И тут на Землю спустился Бог», – одновременно на сцене в белых одеждах появился Роман, изображавший Всевышнего. Не знаю почему, но в эту минуту меня разобрал смех. Вслед за мной начал смеяться Роман, а потом и слушатели. В конце концов я успокоилась и извинилась перед аудиторией.

Тогда я попросила прощения у тех, кто пришел на лекцию. Но сейчас, стоя перед иконой, с которой на меня осуждающе смотрел Иисус, я поняла, что не тогда и не там мне следовало просить прощения. И в мыслях я искренне обратилась к Нему и попросила простить мне мое святотатство, слова Романа и то, что я не бывала в церкви много лет. А еще я попросила счастья и здоровья своим деткам. Я не знала ни одной молитвы, поэтому обращалась к Богу как умела, надеясь только на искренность своих слов. В какое-то мгновение мне показалось, что взгляд Сына Божьего стал не таким суровым, смягчился, а в уголках его губ появилась легкая всепрощающая улыбка.

Когда священник освободился, я подошла к нему. Сначала я спросила, почему Бог забирает к себе достойных людей, оставляя жить на земле всякое отребье. На это он ответил, что на все воля Божья, а недостойные люди не нужны ему ни там, ни здесь.

Я призналась, что не знаю ни одной молитвы. Священник пояснил, что молитвы – это обращения ума и сердца человека к Богу, поэтому их должен знать каждый верующий.

– Где же мне их взять? – спросила я.

– Я дам вам «Молитвослов», – сказал он, протягивая мне маленькую книжицу. – Выучите или перепишете молитвы, и тогда вернете мне.

– Святой отец, скажите мне, пожалуйста: моя умершая мать отошла в небытие или нет?

– Так учат материалисты, – сказал он. – А учение православной церкви говорит нам, что смерть человека – это не уничтожение его личности. Душа умершего идет на суд Божий, который и определяет ее место вплоть до второго пришествия Христа, конца мира сего и Страшного Суда – когда все души вновь соединятся с преображенными телами. И тогда начнется нескончаемая жизнь человечества в обновленном мире. А как это будет? Все зависит от земной жизни человека и молитв Церкви, близких и родных после его смерти.

– Благодарю вас, вы открыли мне глаза. Можно мне задать еще один вопрос?

– Конечно.

– Могу ли я что-нибудь сделать для моей покойной матери?

– Да. Тот, кто покинул этот мир, уже не в состоянии позаботиться о себе, но молитвы Церкви и близких могут им помочь.

– А почему существуют особые дни для поминовения недавно умерших?

– С первого по третий день душа покойного пребывает в местах земной жизни. С третьего по девятый ей показывают райскую жизнь, а с девятого по сороковой – муки грешников в аду. На сороковой день Господь принимает решение, где будет пребывать душа покойного до Страшного Суда. Поэтому советую вам усердно молиться за упокой души вашей грешной матушки.

Я поблагодарила священника, купила небольшую иконку Спасителя и отправилась в вокзальный туалет, чтобы переодеться. Уже трясясь в пазике по дороге домой, я думала о том, что такие люди, как моя мамочка, заслужили место в раю, а если и были у них небольшие грехи, то я умолю Бога простить их ей.

– Ну как ты? – взволнованно спросил Роман, едва я переступила порог дома.

– У меня все в порядке, – сказала я, вытаскивая из чемодана старую одежду и платок.

– Это хорошо, – с облегчением вздохнул он. – А то я чуть с ума не сошел, ожидая тебя. Всякие мысли лезли в голову… Теперь-то ты довольна?

– Я не жалею, что съездила в церковь.

– Надеюсь, этот цирк больше не повторится?

– Пожалуйста, не называй мой поступок цирком, – с обидой проговорила я, едва сдерживая себя. – Это мое решение, и каким бы оно ни было, ты должен считаться с ним.

– Ну, извини, возможно, я не так выразился.

– Проехали. Но если ты и в самом деле имел в виду под словом «цирк» мое посещение церкви, то должна тебе сказать, что при первом удобном случае я снова отправлюсь туда. Всеми правдами и неправдами.

– Ловко они тебя там обработали, – попытался уколоть меня Роман. – Никогда не думал, что ты окажешься такой.

– Какой?

– Мягкой и податливой.

– Наоборот. Я проявила силу, а не слабость.

– Теперь больше не будешь читать лекций на атеистические темы? – ехидно спросил он.

– Представь себе: буду. Потому что читаю их не по собственной воле, а по принуждению. К тому же мне нужна работа, чтобы поставить детей на ноги. А то, что я стану говорить во время этих лекций людям, будет ложью. Я не умею лгать, но не имею права потерять работу. Если будет возможность, предпочту читать лекции на другие темы. Так будет честнее. – Я помолчала и добавила: – И тебе вреда не будет.

– Ты молилась этим идолам?

– Твой идол – Владимир Ильич. Его портрет висит в нашей комнате на почетном месте – над шкафом с книгами. А мой, как ты выразился, идол, – я вынула из сумочки «Молитвослов» и иконку, – будет стоять под ним, в закрытом шкафу рядом с книгами.

– А если кто-нибудь увидит? Об этом ты подумала? Ведь к нам приходит множество людей. Они идут за советом, а тут такое…

– Не «такое», а моя икона. Нравится это тебе или нет, но я буду молиться за свою маму, – сказала я спокойно, но твердо, отчетливо выговаривая каждое слово. – И давай больше не возвращаться к этой теме. Ладно?

Роман вздохнул и молча кивнул в знак согласия.

… июня 1966 г

Плохая новость. Хозяйка хатки, которую мы снимаем, прислала письмо, что осенью возвращается. Нам придется искать новое жилье, а жаль, потому что мы уже привыкли к этому, привели все в порядок, построили ограду, смастерили удобный туалет. Сейчас этот домик уже не кажется мне таким грустным и заброшенным, потому что все здесь сделано своими руками и согрето теплом нашей любви, детскими улыбками и смехом.