Поппи Адамс - Мотылек Страница 36

Я благодарна судьбе, что на моем месте не оказалась Виви: я была в состоянии отстраниться от происходящего, тогда как Виви с ее непоседливой воздушной натурой это было бы не под силу. Однако этот мотив испорченной жизни красной нитью проходил через все ее высказывания – что бы она ни говорила, рано или поздно она возвращалась к нему, повторяя его вновь и вновь в самых разных вариантах. В конце концов я сама начала верить – пусть где-то в глубине души, – что так оно и было на самом деле.

Я сделала все возможное, чтобы Мод никогда не узнала, как тяжело я переносила ее насмешки. Я всегда оставалась бесстрастной и невозмутимой, пусть это и несло в себе дополнительную опасность. Я видела, по какой схеме развивается сюжет, но ничего не могла поделать. Чем более безучастной я была, тем сильнее Мод хотелось добиться от меня какого-нибудь отклика и тем более гадко она себя вела. Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что наше противостояние развивалось по спирали, постепенно становясь неконтролируемым.

Я протягиваю руку, чтобы открыть ящик тумбочки, стоящей рядом с моей кроватью. Его ручка отвалилась еще много лет назад, и мне приходится тянуть за выступающие из дерева шурупы, которые ее когда-то держали. Ящик подается туго, но стоит сдвинуть его настолько, чтобы в щель можно было засунуть пальцы, дальше все идет проще. Внутри двумя безупречными рядами лежат муслиновые чайные пакетики с коноплей, каждый из которых представляет собой настоящее произведение искусства – изящный мешочек собран сверху и затянут хлопчатой ниткой, держа за которую, я поднимаю и опускаю мешочек в чашке. Я не люблю прибегать к этому средству и поступаю так лишь тогда, когда все прочие способы облегчить боль в моих суставах не помогают. И дело не в том, что я ограничиваю себя, – просто мне нравится, когда оба ряда в ящике полные. Если нескольких пакетиков не хватает, то когда открываешь или закрываешь ящик, остальные начинают ездить по дну, нарушая порядок.

Подняв один пакетик, я вдыхаю его запах. Представление об этом запахе мне нравится больше, чем он сам. Я обожаю доставать пакетики и выстраивать их в ряд на кровати. После этого я по очереди беру их – как сейчас – и осторожно ощупываю, восхищаясь ручной работой, безупречными шеренгами мелких ровных стежков по швам. Рассматривая очередной мешочек, я представляю себе Майкла, который работает на кухонном столе, когда-то принадлежавшем его покойной матери. Его толстые ловкие пальцы аккуратно подворачивают муслин, затем мягко тянут за нить, чтобы собрать и завязать мешочек наверху.

Мне нравится представлять, что, занимаясь шитьем, он думает обо мне. Мне кажется, что нас с ним соединяют невидимые нити – и не только потому, что наши предки в течение трех поколений пребывали в отношениях «работодатель – наемный рабочий». Мы с ним оба спокойные, рассудительные люди, к тому же, как мне представляется, окружающие думают о нас обоих неправильно. И потом, я знаю его всю жизнь. Вскоре после рождения Майкла стало ясно, что он точная копия матери, а значит, лишен всех недостатков отца. Майкл с самого детства был крупным, тихим и добрым человеком с добрым сердцем, но маленьким умом. Однако в отличие от матери, он был большим работягой и после ее смерти взял на себя труд досмотреть своего больного отца. Ни один другой сын на земле не вынес бы ребяческой раздражительности этого вздорного человека, но однажды, когда Майкл собирал сизые ягоды терна в живых изгородях, его отец умер, задохнувшись. Много лет после этого Майкла терзали призраки вины, при этом он верил, что к нему действительно являлись с неба разгневанные привидения, насланные отцом.

Отправившись рвать терн в тот день, он обрел свободу, но чтобы понять это, Майклу понадобился не один год. Он затеял тихий мятеж, признав, что ненавидит ремесло садовника, – единственное, которому его обучил отец. Я освободила его от обязанностей в усадьбе Балбарроу и разрешила ему, как и раньше, жить в бывшей конюшне – просто так, ни за что. Благодаря тем скудным сбережениям, которые его отец забыл – или просто не успел – спустить, Майкл смог купить большой мотоцикл и тент размером с нашу кладовую. В первый год он сдал тент Джефферсонам для проведения рождественского угощения, потом Либерал-клубу для какого-то их ежегодного собрания, потом Езел Фелпс из дома привратника, которой хотелось создать более тепличные условия для престарелого Стэна. После этого он приобрел другой тент, побольше, затем третий – уже размером с наш кабинет. Все следующее лето он сдавал их напрокат под различные мероприятия и вечеринки в соседних деревнях Сакстон, Бродхэмптон и Селби.

Я готова поклясться, что никогда не замечала у Майкла никаких признаков стратегического мышления, хитрости или деловой хватки, но сейчас у него уже шестнадцать тентов и шатров – просто огромных, таких, как наши зал и библиотека, вместе взятые, – а также все необходимое для проведения любых церемоний, от свадеб до похорон. Майклу в жизни недоставало только одного, того, чего он никак не мог получить, – любящего отца. Он по-прежнему живет в конюшнях, по-прежнему ездит на своем мотоцикле и по-прежнему выглядит так, словно постоянно работает в огороде, – но я-то знаю, что он самый богатый человек в деревне. Его покойная мать любила бы его и посмеивалась бы над ним одновременно, но он никогда не добился бы того, чтобы его отец им гордился.

У своих дружков-байкеров он приобрел семена марихуаны, а умение ухаживать за растениями отец вбил ему в голову еще в детстве, и теперь он использовал оставшиеся оранжереи, обнесенные стеной, для выращивания своей знаменитой дури – именно так он называет эту траву. Как и я, он живет один, и хотя я не осмелилась бы назвать эти отношения дружбой, нас с Майклом нечто связывает. Время от времени – раза два в месяц – он навещает меня: приносит продукты, забирает мусор, латает дом, очень кратко пересказывает деревенские новости, а также при необходимости пополняет мои запасы его личной марки лечебной травы.

Когда Виви во второй раз послала Артура в Балбарроу, он неожиданно позвонил со станции в Крюкерне за полтора часа до того, как должен был прийти его поезд. Я еще не была готова к его визиту. Я уже приняла долгую ванну и отмылась дочиста, но еще не успела почистить картошку на ужин и не расставила по-новому сухие цветы в его комнате. Отложив вазу и букет, я взяла из мешка несколько картофелин и бросила их в раковину. К счастью, в доме было более-менее убрано: в последнее время я посвящала работе по хозяйству намного больше времени, чем мотылькам, – к немалому разочарованию Клайва.

Одной из крупнейших моих ошибок в жизни стало то, что я не рассказала тогда Клайву о Мод. Если бы я сделала это, он, возможно, придумал бы что-нибудь до того, как события вошли в неконтролируемую стадию. Я даже не знала, понимает ли он, как много она пьет. Само собой, он видел ее пьяной, но знать, до какой степени она деградировала, он никак не мог. Тогда я старалась избегать этой темы в разговорах с ним, а потому мне можно было не притворяться, что я ни о чем не догадываюсь. Мод всецело на меня полагалась.

Остановив «Честер» у вокзала, я увидела, что Артур дожидается меня у входа. Пассажирское сиденье было занято коробками и приспособлениями Клайва, и Артур сказал, что разместится сзади, лицом назад, а сумку положит на колени.

– Извини, что заставила тебя ждать, – сказала я.

– Ничего страшного. Это ведь я приехал слишком рано! – громко сказал он, перекрикивая рокот вновь заработавшего мотора «Честера». – Как дела?

– Все готово! – крикнула я в ответ. – Я уверена, что на этот раз мы подобрали время правильно.

– Что?

– Я уверена, что мы подобрали время правильно! – завопила я, слегка повернув голову, но не отрывая глаз от дороги. – Может быть, на этот раз у нас все получится.

В зеркало заднего вида я увидела, что Артур неловко изогнул шею посреди всех этих химических принадлежностей, которыми была набита машина, и пытается посмотреть на меня.

– Я просто спросил, как у тебя идут дела, – хихикнул он.

Наши глаза в зеркале на миг встретились, но я тут же отвела их и стала смотреть на дорогу.

– Вирджиния… – уже серьезным тоном начал он.

Наверное, таким тоном обычно сообщают, что больше не желают с вами встречаться. Мне захотелось повернуть зеркало: мне казалось, что Артур сидит совсем рядом со мной.

– На это может уйти несколько лет, – продолжал он.

Его слова слегка напугали меня.

– О нет, я думаю, у нас все выйдет намного быстрее, – ответила я, не поворачивая головы.

Мне никогда не приходило на ум, что наши запретные встречи могут длиться сколь-нибудь долго. Кроме того, я даже не задумывалась о том, что они, возможно, перестанут быть столь же формальными и деловыми, что мы можем узнать друг друга лучше и у нас сложатся некие отношения, даже дружба.

– Ты так считаешь? А с чего ты это взяла? – спросил Артур.