Фэнни Флэгг - О чем весь город говорит Страница 4

Но Анна Ли здесь себя чувствовала как рыба в воде. Она обожала всю эту будоражащую кутерьму с ее ночной жизнью, пивными садами, безалаберностью, танцзалами, театрами и круглосуточными увеселениями. Подруга уже разок выкурила сигаретку и одевалась по самой последней моде.

Нынче она силком потащила Катрину в магазин дамской одежды, чтоб выбрать ей приличный дорожный наряд.

– Может, не надо? – мямлила Катрина.

– Нет, надо! – рявкнула Анна Ли, перекрывая уличный шум. – Нельзя приехать в Миссури в облике горничной. Коровам-то, может, все равно, а вот мужчине – нет.

Кучер сзади накатившей конки громко затрезвонил в колокол, и от неожиданности Катрина чуть не подпрыгнула. Анна Ли обернулась и послала кучеру воздушный поцелуй. Пассажиры, мужчины в соломенных канотье, высунулись в окна и засвистели, а она, приподняв юбку, показала им краешек лодыжки. Вот такая она, Анна Ли.

После часа примерок в любимой галантерее Анны Катрина была экипирована с ног до головы, вплоть до наимоднейшей шляпки. Оглянуться не успели, как с упакованными обновками они уже поспешали на встречу с одним из многочисленных приятелей Анны Ли, пригласившим девушек покататься на лодке в парке развлечений.

Хоть ровесницы, Катрина и Анна отличались как день и ночь. Катрина – невысокая ладная тихоня. Анна Ли – развеселая пышногрудая хохотушка с копной светлых кудрявых волос и ярким ртом. Само собой, Катрина обожала подругу и знала, что будет по ней ужасно скучать.

Миссури

Дражайшая мисс Олсен,

Мы будем рады принять вас у себя. Наверху у нас милая спаленка, светлая и просторная, там есть зеркало и комод. Заверяю, никто вас не потревожит. Детям строго-настрого наказано: ни под каким видом к вам не входить. Старшая дочка увидала вашу фотографию и просто не верит, что к нам едет такая красавица.

Мисс Олсен, вы уж простите мою дерзость, но я вот слыхала, что в Чикаго продают селедку в оловянных банках. Ежели это правда и не слишком для вас обременительно, не могли бы вы привезти нам одну баночку? Для покрытия расходов я вкладываю в конверт один доллар, полагая, что этого достанет. Теперь мы с мужем обитаем вдали от моря и очень истосковались по селедке. Если же слухи о баночной сельди – враки, истратьте, пожалуйста, этот доллар на коробочку пудры или журнал мод. Я просто извелась от нетерпения поболтать с дамой. Моя ближайшая соседка миссис Нотт очень славная, но она немка и не слишком разговорчива.

Приключение

Через три недели мисс Катрина Олсен со всеми своими пожитками и банкой консервированной сельди села в поезд, отходивший на юг Миссури. Одно дело – планировать поездку, и совсем другое – в нее отправиться. После всех треволнений сборов и прощаний Катрина действительно пустилась в дорогу, и вот тогда-то ее вдруг оглушило неприкрытой сутью ею затеянного. Захотелось выпрыгнуть из вагона, помчаться в Чикаго и умолять, чтоб ее взяли обратно на службу. Зачем же она уволилась? Несусветная дурь. Верно, она дала слово и очень хотела его сдержать, но ведь на вокзале ее встретит совершенно чужой человек. О чем она думала? И как ей исполнять супружеские обязанности, о которых говорила Анна Ли?

Но если она сбежит, мистер Нордстрём потребует вернуть деньги за билет? Господи, что она натворила! И почему в письме к мистеру Нордстрёму не сказала всей правды о себе?

Теперь уже слишком поздно. Сквозь вагонное окно Катрина смотрела на мрачные небеса, разразившиеся ливнем. Еще никогда ей не было так одиноко. Катрина достала мамин платок и уткнулась в него лицом. Она скучала по маме. Она скучала по Швеции.

Всю ночь Катрина плакала и ворочалась, а утром подняла оконную штору, и ее приветствовало огромное ярко-желтое солнце. День набирал силу, на пути в Миссури поезд отстукивал мили по сельским угодьям. За окном проплывали неохватные глазом поля подсолнухов и пшеницы, ряды молодой кукурузы.

Казалось, подсолнухи шлют улыбки персонально Катрине, и та, к своему удивлению, слегка приободрилась. Что ни говори, она ведь крестьянских кровей. Необъятные просторы золотистой пшеницы, кивающей под ветром, и синее небо в белых пушинках облаков ей гораздо роднее. Поезд миновал кучку крестьянских подворий, и Катрина задумалась о доме Лордора Нордстрёма. Есть ли в нем кухня? А земля под сад найдется? Можно ли будет завести кур? И если все сложится, миссис Нотт обещала свинью. Поросятки, они такая прелесть.

К вечеру Катрину охватило иное беспокойство. Вдруг она не понравится Лордору Нордстрёму и ее отправят обратно? Я думал, вы красивее, скажет он, и потом, такая замухрышка с хозяйством не справится. Теперь возвращение в Чикаго страшило не менее, чем прежде пугала разлука с ним. Катрина себя успокаивала, вновь и вновь перечитывая два последних письма от Лордора.

Дорогая мисс Олсен,

Я рад, что вы получили билет и деньги на дорогу. Ну вот, все сговорено, а меня терзает беспокойство касаемо ваших ожиданий от меня и здешнего края. Умоляю, не ждите слишком многого, чтоб не разочароваться. Я обычный фермер, и места здесь обычные. Я пребываю в страхе, что после Чикаго я сам и моя жизнь покажутся вам невозможно скучными. Знаете, я вдруг стал вас бояться. Но, пожалуйста, уверьтесь, что, если ваши чаяния не оправдаются, я не стану вас неволить. Я приму любое ваше решение.

Что до меня, я безмерно счастлив тем, что просто увижу вас. За последнее время я прочел кучу книг, чтоб до вашего приезда маленько пообтесаться. Прошу, поторопитесь. Потому как здешние женщины тоже стараются меня обтесать. Опасаюсь, к нашей встрече меня совсем обтешут и я уже ни на что не сгожусь.

Р. S. Не удивляйтесь, если эти самые женщины затеют благотворительный ужин с кадрилью, дабы вас впечатлить. Меня уже замучили танцами, готовя к знаменательному событию. Поглядим, насколько я преуспел. Пожалуйста, сообщите дату и точное время вашего приезда.

Дорогая мисс Олсен,

16 июня я вас встречу и отвезу в дом Свенсенов. Чтоб вы меня узнали, я буду в шляпе с красным цветком. По настоянию миссис Генри Нотт я вкладываю в конверт обручальное кольцо ее покойной матушки. Нэнси говорит, вам следует непременно его надеть, ибо в поездах полно шабашников, разносчиков и коммивояжеров-прощелыг и даме небезопасно путешествовать одной. Меня это тревожит. Если удастся, постарайтесь быть не столь красивой. По выражению миссис Свенсен, вся наша община «трепещет» в ожидании. Я шалею от мысли, что вы и впрямь едете.

В письмах мистер Нордстрём выглядел твердо уверенным в своих чувствах, очень добрым и заботливым. От слов его Катрине полегчало. Вот только Лордор умолчал о том, что после отправки денег и билета он тоже среди ночи проснулся в холодном поту и подумал: «Господи, что я наделал!» Он поддался всеобщему восторгу, но теперь вдруг понял, что просит красивую девушку все бросить, приехать в совершенно незнакомые места и там жить с ним до скончания дней. Где у него голова? Мисс Олсен живет в Чикаго – большом городе, где совсем другие люди. А если он, Лордор, ей не понравится? А если Миссури покажется скверным? Она же не корова или лошадь, которую можно выписать. Она живой человек, у нее есть чувства. Ради него отважная девушка всем рискует. Еще никогда ему не было так страшно. А потом его осенило. Он слез с кровати и встал на колени. Молился он не часто, но сейчас просил о том, чтоб не случилось ошибки. Пусть бедная девушка не разочаруется и не уедет восвояси.

Девушка на перроне

Поезд прибыл на станцию, и Катрина, щурясь от яркого утреннего солнца, оглядела длинный перрон. Вдали маячил рослый светловолосый мужчина в новом черном костюме и шляпе с красным цветком. По традиции, его сопровождали две замужние женщины, стоявшие по бокам от него. «Так невесте легче впервые встретиться с женихом», – объясняли они. По правде, их поддержка требовалась Лордору. Он боялся, что не узнает Катрину, но едва та вышла из вагона, мгновенно понял – это она. Лордор уже досконально изучил ее фотографию и все равно оказался не готов к тому, как она выглядит живьем.

У этой хрупкой девушки, ступившей на перрон, были крохотные, невиданно изящные ступни. Белым, точно фарфоровым, лицом, румянцем и голубыми глазами она походила на шведскую куклу, некогда сидевшую на комоде в матушкиной спальне. До предела взбудораженные дамы кинулись к девушке, оставив Лордора топтаться в пыли. После объятий и слов о счастье лицезреть этакую красавицу они ощупали материю ее модного чикагского наряда. Потом восторженно осмотрели премилые кнопки на кожаных перчатках и очаровательное перышко на шляпке – в общем, так себя вели, словно заполучили новехонькую игрушку, только ради них и прибывшую.