Дженет Уинтерсон - Разрыв во времени Страница 4

Лео уволили из банка, когда Мило было четыре года. Две тысячи восьмой. Год, когда грянул мировой финансовый кризис, чему содействовал и сам Лео, накапливая «безрассудные потери», как это назвал генеральный директор. Лео считал это несправедливым. Все, что он делал с деньгами, было рискованно и безрассудно, но никто не пытался его уволить за безрассудную прибыль.

Когда он вышел из банка в последний раз, в элегантном костюме от «Хьюго Босс» и туфлях «Джон Лобб», какие-то юные демонстранты, противники капитализма, принялись бросать в него яйца. Он на мгновение застыл, глядя на сырую яичницу у себя на пиджаке. Потом сбросил пиджак, схватил двух мальчишек и швырнул их на землю. Третьего Лео впечатал в стену и сломал ему нос.

Кто-то из оставшихся демонстрантов записал все на видео, и на следующий день Лео арестовали. Генеральный директор банка, бывший начальник Лео, узнал его в записи.

Лео признали виновным в простом нападении без отягчающих обстоятельств, но адвокат отмазал его от тюрьмы на основании частичной вменяемости (человека уволили с работы) и достаточной провокации (яйца). В любом случае пострадавшие были безработными смутьянами. Похоже, никто не заметил, что Лео тоже безработный.

Больше всего его возмущала несправедливость происходящего, когда он выплачивал штраф и покрывал судебные издержки. Не Лео придумал капитализм – его работа заключалась в том, чтобы делать деньги внутри системы, существующей для того, чтобы делать деньги. И терять деньги тоже; по сути, кризис был игрой в музыкальные стулья – пока играет музыка, никого не волнует, что на всех стульев не хватит. Кому охота сидеть, когда можно плясать? Было дело, он терял суммы, сравнимые с ВВП маленького государства, но всегда возвращал все обратно и даже с лихвой. Когда музыка останавливалась, он – временно – приставлял к своим стульям кредитное плечо.

После трехмесячного запоя он угодил в клинику реабилитации алкоголиков, где пробыл три недели, после чего его выписали и посоветовали обратиться к психологу на предмет повышения самооценки.

В течение полугода Лео дважды в неделю ездил на такси из своей Маленькой Венеции в Хэмпстед на встречи с именитым психологом из Восточной Европы. Он ненавидел бесшумную дверь в кабинет. Ненавидел кушетки, обтянутые гобеленом, ненавидел часы и коробку с бумажными носовыми платками. Он ненавидел тот факт – на самом деле два факта, по одному на каждую ногу, – что психолог носил коричневые сандалии с черными носками и постоянно заводил разговор об АМБИ-ВАЛЕЙНТНОСТИ, как это звучало в его произношении.

– Вы одновременно и любите, и ненавидите свою мать, – сказал доктор Вартц.

– Нет, – сказал Лео. – Просто ненавижу.

– Фсе дело в хорошей грути и плохой грути.

Лео думал о женской груди, пока психолог говорил о Мелани Кляйн. В следующий раз Лео принес на сеанс мужской журнал. Вручил его доктору Вартцу вместе с маркером и попросил обвести в кружок хорошие груди и зачеркнуть крестиком плохие.

– Типичная объективация объекта, одновременно любимого и ненавистного, – сказал доктор Вартц.

Лео вспомнил, что доктор Вартц написал книгу под названием «Объективация объекта». Он принялся размышлять об истории объекта в истории человечества, поскольку стал понимать, что это слово следует произносить дважды, чтобы оно звучало весомо.

Сначала объектов не существовало – была только энергия. Потом, после Большого взрыва или сотворения мира Господом Богом, в зависимости от того, какой вы придерживаетесь точки зрения, сам мир стал объектом (мета-объектом?), наполненным другими объектами. Их надо было как-то назвать – отсюда Наименование объектов. Потом люди изобрели кучу всяких вещей: Изобретение объектов. Потом, рассуждал Лео, началось Уничтожение объектов из-за многочисленных войн и всеобщего человеческого идиотизма.

И есть еще Объект желания. Его желудок сжался в комок.

Потом он подумал об инвентаризации, архивах, каталогах, описях, списках и системах классификации: Регистрация объектов. У его жены была книга, которая ей очень нравилась. Книга какого-то американского автора. «Безопасность объектов». Сам Лео знал все, что вообще можно знать, о Статусе объектов, что в его понимании означало Объекты статуса, к примеру, его личный вертолет (продан). С появлением квантовой теории мы имеем Странность объектов и, если хорошенько подумать, Смысл объектов. А как же Бессмысленность объектов?

Да. Когда у тебя много денег и ты можешь купить что угодно, ты приходишь к тому, о чем знали Христос и Будда: земные сокровища не стоят вообще ничего. Его забавляла сама мысль о том, что подобное знание обретается на пути, прямо противоположном великим духовным традициям мира.

Он спросил:

– Можно ли по-настоящему узнать другого человека?

– Нельзя разделять наблюдателя и наблюдаемое, – сказал доктор Вартц.

Почему нельзя? Можно! – подумал Лео, когда вернулся к себе в кабинет. – Для этого и придумали камеры слежения.

Вскоре Лео сообразил, что ему вовсе незачем платить пятьсот фунтов в неделю за два сеанса по пятьдесят минут, чтобы понять, что его недолюбили в детстве. И что он заполнил свою пустоту «чрезмерными барышами», как сформулировал это доктор.

– Мы все занимаемся самолечением, – сказал Лео доктору Вартцу. – Мое чудо-снадобье – деньги. Алкоголь – просто стрессовая реакция. Теперь с ним покончено.

Лео бросил психотерапию, завязал с выпивкой и создал собственный хедж-фонд. Он занялся скупкой – разумеется, с кредитным плечом – недооцененных компаний, из которых можно было вывести все ценные активы и потом загрузить по горло долгами. Фонд принес неплохие барыши инвесторам и, конечно, своему создателю. Лео назвал его «Сицилия». Звучно. С легким намеком на мафию. Его мать была итальянкой.

Очень скоро портфель «Сицилии» оценивался в шестьсот миллионов фунтов, и Лео всерьез нацелился на миллиард. Кризис ликвидности в реальном секторе – идеальная возможность делать деньги из воздуха.

Там, у себя в кабинете с видом на аэропорт, Лео увидел, что его замечание смутило Мило. Мило был задумчивым и мечтательным мальчиком – в этом смысле он пошел не в отца, а в мать. Общение Лео с сыном ограничивалось простыми, приземленными вещами, и рассуждения о жизни и смерти к ним не относились. Лео возил Мило на футбол и в бассейн. Он не делал с сыном домашних заданий и не читал ему книжек – этим занималась Мими.

– Мама скоро придет, – проговорил Лео, не зная, что еще сказать.

– Я, наверное, сяду писать сочинение? – спросил Мило.

Лео кивнул.

– Садись в кухне. Возьми там молока и печенья, да?

Мило нравилось приходить на работу к папе. Там всегда были люди, которые с ним возились и угощали чем-нибудь вкусным, и самое главное – там были самолеты.

Лео обнял Мило. Они любили друг друга. По-настоящему.

– Жил-был человек, и жил он в аэропорту, – сказал Мило, выходя из кабинета.

Лео уселся за стол, сделанный из русской березы, отполированной до зеркального блеска. В его кабинете все было белым: снежные стены, полярный кожаный диван, сахарный ковер. На стене висела огромная, увеличенная до размеров плаката черно-белая фотография жены. Цифровой вариант той же самой фотографии стоял у Лео обоями на экране айфона. Единственное пятно цвета – красный неоновый знак на стене. Дизайн Трейси Эмин.

Знак состоял из двух слов: «РИСК = ЦЕННОСТЬ». Это была переделанная цитата, которую Лео однажды увидел на демонстрации антикапиталистических «оккупантов»: «То, чем ты рискуешь, показывает, что ты ценишь». Этот лозунг беспокоил его до тех пор, пока он его не переделал. Когда Лео основал свою новую компанию, он заказал и неоновый знак.

Лео склонился над селектором:

– Веб-Камерон! Зайдите ко мне!

Когда Камерон вошел, Лео еще не успел отсмеяться над собственной шуткой. Камерон – бывший военный. Он знает, как выполнять приказы.

– Камерон. Я хочу, чтобы вы установили веб-камеру в спальне моей жены.

Камерон услышал распоряжение, но не понял услышанное.

– Вы хотите установить камеру визуального наблюдения в спальне вашей жены?

Лео раздраженно поморщился.

– Вы отвечаете за безопасность и транспорт в «Сицилии». Это деликатный вопрос. Я не хочу привлекать никого со стороны. Я хочу, чтобы картинка с камеры выводилась сюда, на мой рабочий компьютер.

Камерон явно чувствовал себя неловко.

– Я видел подобные штуки на порносайтах, но…

– Я не собираюсь дрочить на оцифрованные сиськи моей жены, если вас это тревожит. И мы не будем выкладывать ее видео в Интернет по двадцать фунтов за каждые семь минут для какого-нибудь прораба, запустившего руку себе в штаны. Это чисто семейное дело. Развод.

– Вы собираетесь развестись с миссис… женой?

– Странный вопрос. У вас в Шотландии все так говорят? Что значит «миссис жена»? Просто жена. У меня нет «мистера жены».