Даниэль Глаттауэр - Рычащие птицы. Комментарии к будням Страница 4

Как уже говорилось раньше, у меня никогда не было лыжного инструктора. Для меня всегда было нестерпимо, когда кто-то хотел преподать мне что-то спортивное. С этой моей программой, отвергающей обучение, я достиг в искусстве катания на лыжах вполне сносного уровня. Лететь пулей вообще было нетрудно, вот только при спрыгивании с горнолыжного подъемника меня мутило. Лыжный инструктор, заметив это, часто подлетал ко мне и помогал встать на ноги. Это было унизительно.

На лыжных курсах я дотягивал до уровня второй или третьей группы из пяти существующих. И тут мы вплотную подходим к особому виду лыжных тренеров – к виду инструктора по лыжам для лыжных курсов. С этим видом инструктора мы познакомились как с прямой противоположностью обычному лыжному инструктору: они были и остаются нашими учителями на лыжах. Это поневоле приводило к педагогике на лыжне – к обучению таким вещам, как манеры, приличия, порядок, умение держать строй, понимать преимущество соседа справа, сдерживать неуместную отвагу (и это при нуле целых, нуле десятых промилле). Короче, вас обучали всему тому, что на снежных склонах латентно запрещено. Кроме того, инструкторы с лыжных курсов внушили нам следующее правило: если знаешь, как что-то делается в теории, то можешь осуществить это и на практике.

Нашего героя по этой части звали профессор Клеменс Р. (английский язык, история). В жизни он был каринтянином[17], живущим в Вене. Но тогда он был инструктором лыжных курсов в Обертауэрне[18] и был оснащен самоновейшими, только что изобретенными зеркальными солнечными альпийскими очками. И вот однажды он захотел показать нам перед группой немецких девушек, как нужно делать джет-свинг, когда теоретически вы его уже поняли. Теория разошлась с практикой: на деле она обернулась спуском спиной вперед, утонувшими в туче снежной пыли очками и сломанной лыжной палкой. Возглавлявший группу девушек местный инструктор (классический тип «А-я-Тони») дружелюбно крикнул ему сверху: «Ха, що ты там робышь, чы якись кунтуши показуеш?» На что профессор ответил ему из глубины снежной ямы: «На «ты» мы з вамы покы що удвох нэ выпывалы!» Это он ему хорошо врезал! Мы были им по-настоящему горды.

Форарльберг[19] рожает

Жаль, что мы на востоке так редко соприкасаемся с Форарльбергом и что «хор-рошее тр-ранспор-ртное сношшение» из уст министра Горбаха есть самое форарльбергское, что можно услышать в Вене.

А ведь там, за горами Арльберга, в настоящее время совершается нечто совершенно не свойственное человеческим отношениям. «Каждая четвертая женщина Форарльберга беременна против воли!» – такой заголовок недавно появился в «Новой форарльбергской газете». Вы уж как хотите, но это не то пустяковое хулиганство, какое можно простить и оставить безнаказанным. Как ни крути, а сорок пять тысяч жительниц Форарльберга вдруг оказались беременны, да еще и против воли. Можно только надеяться, что статистика этих беременностей равномерно распределится на девять месяцев, иначе больницам Форарльберга понадобится одномоментно двадцать тысяч одних только акушерок.

Но чем дальше в лес, тем больше дров. На страницах газеты установлено новое соотношение: «Только каждая вторая беременность желанна!» Подведем итоги: в Форарльберге около ста восьмидесяти тысяч женщин. Каждая четвертая в настоящий момент беременна против воли – это сорок пять тысяч. Но поскольку каждая вторая беременность желанна, то к нашим сорока пяти тысячам беременных против воли прибавляется еще сорок пять тысяч желанно-беременных. Короче, половина Форарльберга – беременна. Или в духе министра Горбаха: «Хор-рошее снош-шение!»

Рычащие птицы

Срочно требуется эксперт, специалист по птичьему пению, который подтвердил бы нам один давно бытующий в кругу коллег и знакомых тезис и подвел бы под него научный фундамент. Тезис такой: птицы стали драматически громкоголосы. Они больше не чирикают – они орут или даже рычат. Только не говорите мне, что все это лишь обман зрения. В ночной темноте глаз может обознаться, но ухо, вырванное из здорового сна утренних сумерек, неподкупно.

Обращаюсь ко всем прилежным черным дроздам, наглым зябликам, дерзким певчим дроздам и тупым скворцам! Жалуйтесь на раннее жаркое лето, оповещайте о вашей мировой скорби из-за глобализации и недостаточной защите видов, кричите во все горло о климатическом шоке, плачьтесь на фрустрацию из-за конкурентного давления звуковой машинерии мобильников, будьте нетерпеливо похотливы, домогайтесь, ослепляйте, кружите голову и размножайтесь, акустически как следует возбудив друг друга. Но будьте любезны, придерживайтесь при этом рабочего расписания нашего офиса. И когда в семь часов утра Агата Цупан, Кристль Райс и Хуберт Армин-Элиссен рассказывают нам новости со всего мира, сделайте перерыв в вашей радиостанции перед окнами наших спален. В противном случае мы поймаем того из вас, кто первым раскроет клюв.

Подарочные ухищрения (I)

Ну что, ваши друзья тоже все чаще стали праздновать круглые даты? Хорошо, тридцатилетним пока что ничем не поможешь. А начиная с пятидесяти у них уже, как правило, появляется потребность уважать тех, кто дал им дожить до этого гордого возраста или хотя бы не вставлял им палки в колеса.

А вот наши друзья как раз повадились один за другим становиться сорокалетними. Это, к сожалению, тот возраст, за который они ждут щедрого вознаграждения. Но что им подаришь? В сорок лет у них уже есть либо все, либо все еще ничего, либо уже ничего. В любом из этих случаев какая-нибудь мельница для перца не подойдет. Подарочные деньги (а это единственные дары, дающие простор фантазии, поскольку на что потратить деньги каждый именинник как-нибудь да придумает) запрещены. Лучшие книги у них уже есть, а плохие они всегда могут написать и сами.

Главное зло заключается в причинно-следственном: чем больше они от нас ожидают, тем меньшие пожелания высказывают. Они тогда говорят: «Но пожалуйста, только какую-нибудь мелочь». Или: «Что-нибудь оригинальное, но ничего особенного». Или одно из самых худших требований: «Ничего дорогого, лучше что-нибудь чисто символическое». А кто оплатит нам то рабочее время, в которое мы изматываем нервы, ломая голову над вопросом, какой бы подходящий, но все-таки не обидный символ придумать для сорокалетия?

Подарочные ухищрения (II)

Поскольку время проходит все быстрее, наши друзья все чаще празднуют круглые даты. В фазах креативной рецессии из ста именинников только одному в голову приходит хорошая идея. Следовательно, на тысячу – одна хорошая идея. Мартина сегодня получит подарок, идейная ценность которого разрушает обычные представления о подарках. Недаром государственные театры всеми средствами отбиваются от этого. Вы уже догадались, о чем речь? Правильно: об абонементе в государственный театр. Подруги Мартины выбрали цикл спектаклей «Городские невротики». В соответствующем отделе они спросили подарочный купон – им ответили, что такого нет. Тогда хотя бы купон на первое представление? «Нет такого». Но первой-то категории наверняка есть? «Не могу вам обещать». Тогда, может быть, билеты прямо сейчас? «Так не получится. Даты спектакля еще не установлены». Но тогда, может быть, сразу, как только они будут установлены? «Это всегда становится известно незадолго до представления». На самом деле даты известны наверняка только во время самого представления. Подруги хотели заплатить наличными. «Не получится». А с кредитной карты, но на имя Мартины? «Не получится. Только с квитанцией об уплате». Она посылается в конце месяца на адрес абонентки…

Что бы сегодня Мартина ни держала в руках, а в главном спектакле театральной программы из цикла о городских невротиках она уже участвует.

Надувательство воды (I)

Австрийское высокое кулинарное искусство знает два вида питьевой воды (содовую и минеральную) и одну ее вульгарную разновидность (водопроводную). В то время как содовая и минеральная по цене развиваются очень хорошо, а именно растут, соответствуя формуле «один глоток – один евро», водопроводная вода все больше тормозит. Ибо так называемые краны, из которых беспрепятственно льется вода, сконструированы до такой степени неправильно, что к ним очень трудно приделать автомат для монет. И хозяевам ресторанов и трактиров приходится раздавать воду ниже болевого порога ее материальной стоимости, а именно бесплатно. С этим они справляются не всегда.

У «Трактирщицы в Г.» неподалеку от Санкт-Андре-Вердерна семейство Ц. с изумлением вглядывалось в счет: 3 евро за сок бузины, разбавленный водопроводной водой.

– Полтора евро за сок бузины, полтора за воду, – объяснила кельнерша[20]. – Стакан-то и после воды мыть надо, разве нет?

Посетители:

– Да, но сок и вода были в одном и том же стакане.

Кельнерша:

– Если дело так пойдет, мы не покроем расходы. Скоро посетители будут пить одну воду.