Олег Ёлшин - Миллион для гения Страница 4

– Конечно, послушаю, Леонидов, еще как послушаю, теперь я слушаю только тебя, – серьезно ответила она.

Он внимательно на нее посмотрел и начал читать:

«Клейзмер снова посмотрел в окно. Канарейки не было. Взглянул на экран компьютера. Там письма, как маленькие муравьи, двигались по плоской поверхности. Но самое ужасное, они уже спрыгивали и начинали расползаться по комнате. По его комнате! Они были крохотные и безобидные, но их было очень много, и все вместе они напоминали огромный рыжий ковер, который шевелился, потревоженный звонками в дверь и телефона. Дверь начинала деформироваться. Она прочно висела на старых, ржавых, добротных петлях, но теперь изгибалась, шевелясь лохмотьями металла и дерева после каждого звонка, изворачивалась, словно ее щекотали или кусали эти муравьи. Но рук она не имела, и нестерпимый зуд заставлял делать немыслимые движения. Это был мягкий сосуд, наполненный жидкостью, который колыхался в воздухе, меняя цвет и размер, но пока еще прикрывал надувшимся телом дверной проем. Телефон был похож на маленькую разъяренную крысу. Она сотрясала черным носом, на котором держалась трубка, пытаясь сбросить ее. Сбросить и заставить замолчать. Но тогда был риск, что из трубки тоже поползут муравьи или вырвется рой диких ос, от которых уже не избавишься. Клейзмер почувствовал, что его гонят из собственной жизни. И во всем этом хаосе оставалось незыблемым только одно письмо – то самое, которое он дочитал до конца. Оно горделиво, по-хозяйски, заполняло весь экран:

– Вам присуждается премия за доказательство теоремы… миллион… миллион долларов… миллион… миллион…

Окно было раскрыто. Как захотелось шагнуть в него, сделать шаг, потом еще и еще, идти так по спокойной гладкой поверхности, оставляя под собой тротуары и дороги, мигающие светофоры и дома…. его дом… А над головой солнце. А дальше можно свернуть куда угодно, куда захочешь! И он знал эту дорогу! Он вычислил ее! А теорема? Просто она попалась ему на пути, и он легко, мимоходом, пнул ее, как мячик, случайно оказавшийся под ногами, и доказал, как само собой разумеющееся. За что ему дают этот миллион? Нужен ли он ему, и что он будет с ним делать? Интересно – много ли это? Он мысленно прочертил дорожку от экрана компьютера в сторону окна. Потом еще и еще. И теперь зеленые маленькие купюры стелились перед глазами. Они чертили в воздухе крохотную зеленую тропинку, которая стелилась над городом по прямой, предлагая по ней пойти. Шаг и еще, сотня другая. Там внизу улицы и площади, люди, ничего не видящие, собаки, в испуге задирающие морды. А над головой бесконечное небо и солнце, а ты по узкой тропинке идешь по прямой. Как просто и скучно, как хочется сделать шаг в сторону и раствориться в этом удивительном пространстве, перешагнуть его, изогнуться, ступить куда-то еще. Но твоя тропинка крохотная и зеленая, ты выбрал ее, значит, должен идти, не оглядываясь. Забыть обо всем доказанном, еще непознанном, и только шагать.

Вдруг посмотрел вдаль. Тропинка обрывалась. Эта прямая лента зеленого цвета заканчивалась, а за ней пропасть, и ты уже легко соскакиваешь с крохотной зеленой линии, падая вниз. И головой, и носом, и телом трехмерным прилипаешь к дороге, превращаясь в кровавую кляксу, в собственную тень, в след. А на краю зеленой тропинки сидит та самая канарейка, которая звала за собой. Но она вспорхнет и улетит, а ты грохнешься носом вниз.

Не интересно! – вздрогнул он. – Скучно! Глупо! Стоило ли того?

Клейзмер подошел к компьютеру, стер письмо, остальные тоже, поднял и сразу же повесил трубку телефона, дверной звонок сам понял все и замолчал, а диктор с экрана огромными губами теперь рассказывала совсем другие новости. В окно светило солнце, в комнате стало просторно, уютно и хорошо. Снова появился объем, тени и следы исчезли, муравьи и осы, сидящие в черном телефоне, тоже, тропинка провалилась, пролилась зеленым дождем. А заботливый ветер подхватил ее и унес, схоронив подальше отсюда в зеленом могильнике, чтобы не пачкала все вокруг, не сорила, не гадила своими зелеными купюрами. Он успокоился, с удовольствием подошел к окну, где солнце беззаботно светило, улыбаясь ему, а мир стал великим, многомерным и полным жизни. И мир этот снова принадлежал ему».

– Он сумасшедший? – произнесла Галя.

Леонидов немного помолчал, подбирая нужные слова.

– Я хотел, чтобы ты кое-что поняла. Если мы что-нибудь теперь делаем вместе, ты должна быть на моей стороне, а тропинка эта не должна быть тупиковой…. Ты должна быть со мной! Договорились?

– Договорились. Да, Леонидов, конечно, я буду с тобой. Я постараюсь понять тебя. Только…

– Что?

– Ничего. Ты тоже будь со мной, тогда все получится. Хорошо?

– Только не буду тенью или следом, ладно?

– Да… Да… Конечно… Хорошо…

– Ну, что, – уже весело спросил он. – Начнем наш год?

– Начнем, – воскликнула она, с удовольствием на него посмотрев.

– И, вообще, Леонидов…. возвращайся…

Она странно на него взглянула, и он даже смутился.

– Я никуда не уходил, – возразил он, – я рядом.

– Да, рядом. Но очень далеко… В соседней комнате. Такое расстояние иногда бывает бесконечным, непреодолимым. Впрочем, мы вместе куда-то уходили…

– Да, бесконечным, пожалуй, ты права, – и тоже с удовольствием на нее посмотрел…

Три недели он мог спокойно работать… Или не работать вовсе. Не важно – бывало всякое. Они снова оказались в одной комнате, и теперь даже старенькая кровать не возражала, почувствовав себя молодой. Галя теперь начинала трудовой день с нескончаемых переговоров и поисков в Интернете. Она неистово искала «правильное» издательство, забросив все дела. Целую кучу своих дел. Леонидов бесконечно ее уважал, хотел помочь, но не мог, потому что мог только писать или не писать вовсе. Но уже какие-то смутные радостные предчувствия одолевали его. Галя напоминала фонтан, который источал мощные струи и потоки несокрушимой энергии. А где-то уже сидели люди, ждали ее звонка и согласия на встречу с новым, никому неизвестным писателем, по роману которого снимали «блокбастер»… «экшен». Наконец, в один из таких дней она потащила его в магазин.

– Почему в магазин? – вяло, но с интересом сопротивлялся он. Начиналась новая интересная игра, в которую они ввязались и теперь делали это вместе и с удовольствием.

– И снова появятся деньги, – говорила она.

– Наконец меня будут читать, – думал он.

– Но прежде всего – смена имиджа! – возвестила она.

Магазины один за другим открывали свои двери, приглашая, предлагая, настаивая. Это были особенные магазины, здесь почти никого не было, только длинные ряды костюмов, нарядов и аксессуаров.

– Я в джинсах и футболках пятнадцать лет занимался бизнесом. Зачем все так сложно и дорого? – смеялся он.

– Прошла твоя джинсовая жизнь, – смеялась она в ответ, – ты поступаешь в новый клуб, и одежда должна быть соответствующая.

– И откуда ты все знаешь? – удивлялся он. А ей все не нравилось.

– Это не то! И это! Все не то!.. Я знаю, куда нужно идти! Медильяне!

Наконец, открыв последнюю на сегодня дверь и решив, что пора заканчивать, он снова увидел стеллажи и скучные длинные ряды с вешалками и одеждой!

– Тряпки! – ворчал он, – обыкновенные тряпки.

– Тебе нужен костюм, – сказала она, и глаза ее загорелись при виде изысканных нарядов. – Пойду в женский отдел, а ты пока выбирай – потом покажешь!

Она ушла, а он остался один. Медленно прошелся по ряду, по другому. Эти костюмы висели, как скучные живые отрепья. Они готовились вцепиться и поставить свой штамп, клеймо на человеке, который предпочитал свободный стиль и свободный образ жизни. А эти сейчас превратят его в чемодан. Человек-чемодан, застегнутый наглухо на все пуговицы, а в шею непременно вопьется дурацкий галстук и будет мешать ему жить, дышать и даже думать. Зачем людям нужна форма? Почему они должны быть одинаковыми? Клуб, – вспомнил он. – Стадо! Обыкновенное стадо, где люди ходят в одних и тех же вещах-костюмах, думают одинаково, живут одинаково, только по-разному умирают, но и тогда облачаются в костюм, даже «туда» отправляясь в нем. А еще в белых тапочках. Какой абсурд!

Посмотрев на ценник одного костюма, присвистнул.

– Пять тысяч долларов! Ничего себе!

– Дорого? – спросил его какой-то старичок немыслимым образом одетый. Он был словно с другой планеты или с картинки дорогого журнала. На нем был то ли костюм, то ли накидка. Было непонятно что это. Брюки или джинсы… Нет, не джинсы… И не брюки… И не костюм вовсе… Какая-то невероятная одежда и в неё облаченный невероятный старичок.

– Дорого? Конечно, дорого! – ответил он. – На эти деньги можно слетать в Италию, купить такой же костюм, отдохнуть всей семьей и вернуться назад. Или зайти в соседний магазин и купить там десяток таких костюмов.

– Таких нет, – улыбнулся старичок, – таких вы не купите нигде. Это Медильяне. Великий Медильяне! А, значит, не важно, сколько они стоят.