Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут Страница 41

Монах? Этот мужчина? Будет жить у нас? Я открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.

– Нет, – сказала я наконец. – У нас нет свободных комнат.

– Поживет в моей, – ответила Лидия. – А я посплю на диване.

Это наш дом, а не религиозный приют!

Но Лидия тоже здесь живет.

– А на сколько он приезжает? – спросила я.

– Думаю, на месяц, – сказала дочь.

Месяц заботиться о мужчине, который считает себя богом?

– Слишком долго.

Решив, что вопрос закрыт, я отправилась на поиски похищенной котом ручки.

– Три недели? – не сдавалась Лидия.

Дочь прекрасно знала, что радушной хозяйкой меня не назовешь. Если уж надо терпеть кого-то в доме целый месяц, я найду более подходящую кандидатуру, чем широко улыбающийся гуру с фотографии.

– Разве монахи не должны останавливаться в монастырях? – проворчала я.

– Да, его пригласили в специально построенный дом в деревне, но он сказал, что лучше будет жить поближе к городу.

Если этот гуру остановится у нас, его влияние на Лидию возрастет. Возможно, он даже попытается обратить в свою веру других членов семьи! К тому же я до сих пор злилась, что он сманил мою дочь на Шри-Ланку, когда я болела.

– Он не может у нас остановиться.

– Но я хочу, чтобы он жил здесь! – воскликнула Лидия, глядя на меня глазами олененка Бэмби. – Я сама буду за ним ухаживать, сама буду ему готовить. К тому же он мало ест. Хотя бы на пару дней мы можем его пустить?

Бесполезно спорить с дочерью-Тельцом. Мой отказ только подтолкнет ее к монаху.

– На ночь он может остаться, – вздохнула я.

– На две.

– Ладно, – пробормотала я, сама не веря в то, что говорю.

Две ночи под одной крышей с монахом – не самая радужная перспектива. Он слишком высокодуховен, чтобы делить ванную с простыми смертными. То есть ему нужны отдельные душ и туалет. Конечно, Лидия с радостью согласится предоставить ванную на втором этаже в его полное распоряжение, а вот насчет Катарины я бы не была так уверена.

– А я думала, что монахи живут скромно, – бубнила Катарина, перенося свои туалетные принадлежности на первый этаж. – Что в нем такого особенного?

Всегда чувствительный к переменам, Джона был явно встревожен. Подобно заводной игрушке на стероидах, он носился по коридору и без конца мяукал. Преследуя Лидию, он прыгал на ее кровати, пока она меняла белье и раскладывала чистые полотенца. Я проверила комнату дочери на предмет вещей, которые могли бы оскорбить нашего неземного гостя. Пляжная фотография Лидии с друзьями, снимок женщины с голой грудью, томики «Мадам Бовари» и «Анны Карениной», оставшиеся после школы…

Кормить монаха тоже было непросто. Лидия предупредила, что он ест два раза в день, причем исключительно вегетарианскую пищу – и в одиночестве. В соответствии с религиозными требованиями, после полудня ничто съедобное не должно касаться его губ.

Также мы должны избегать прикосновений. О рукопожатиях, дружеских объятиях и похлопывании по плечу не может быть и речи. Этот человек еще даже не приехал, а мы уже носимся с ним больше, чем с нашим сумасшедшим котом!

Я не горжусь своей неспособностью придерживаться правил. Но чем сильнее я стараюсь, тем хуже у меня выходит. Например, в разговоре с глубоко верующим христианином я начинаю через слово вставлять «Господи» и «Боже». Поэтому Лидия зря рассказала мне о том, что монаха нельзя трогать. У меня сразу зачесались руки – так захотелось его обнять.

Я даже начала подумывать о том, чтобы переехать в отель на время, пока монах будет у нас жить. Но Филипп был непреклонен. Ему надоело все время мотаться туда-сюда. Хватит с него переездов. Я предложила Робу и Шантель отменить воскресный обед, но им было интересно посмотреть на человека, изменившего жизнь Лидии.

Даже наши друзья, отличавшиеся широкими взглядами, изумленно качали головой. Дочь, принявшая буддизм, – это, мягко говоря, необычно. Но монах, живущий у вас дома, – это уже странно. Протирая пыль и, к великому огорчению Джоны, чистя ковры пылесосом, я поняла, что жутко нервничаю.

– Против кошек он ничего не имеет? – спросила я Лидию.

– Он их не очень любит.

Джона метнул в нее презрительный взгляд с вершины когтеточки.

– Разве буддисты не должны любить всех живых существ? – удивилась я. – Разве не поэтому они придерживаются вегетарианства?

Но Лидия была слишком занята разбиранием пакетов с тофу и лапшой, чтобы ответить.

Монах приехал в тот же вечер. Он буквально влетел в наш дом на крыльях безграничного обаяния. Для надежности сцепив руки за спиной, я с улыбкой встречала его на пороге, кивая, как большеголовые игрушечные собачки, которых любят ставить на заднее окно в машину.

Филипп стоял позади меня, так что я не видела, чем он занят, но вряд ли чем-то неподобающим. Катарина была рядом; она тоже улыбалась, но скорее настороженно, чем приветливо. Джона протолкался вперед, подскочил к монаху и издал душераздирающий вопль. То есть тоже поприветствовал.

К моему удивлению, Лидия глубоко поклонилась Учителю. Я и не представляла, что у моей строптивой дочери есть мышцы, необходимые для совершения столь уважительного действия. В присутствии этого человека Лидия расправляла плечи и вела себя неизменно скромно и услужливо.

Монах благодушно поглядывал на нас сквозь очки в золотой оправе. За пять лет, прошедших с нашей прошлой встречи, он ничуть не изменился. Хотя монах утверждал, что ему уже за шестьдесят, ему с таким же успехом могло быть тридцать пять. В качестве антивозрастной терапии религия оказалась куда эффективнее пластической хирургии.

Наш гость последовал в гостиную, и мы поспешили за ним. Я собиралась выяснить, почему этот человек стал так важен для моей дочери. А еще спросить, что он думает о войне на Шри-Ланке и какие у него планы (если, конечно, у него есть планы) касательно Лидии.

Устроившись в кресле у камина, монах принялся рассказывать о своих путешествиях. Обаятельный, уверенный в себе и во всех смыслах неприкосновенный – таким он показался нам в первый вечер. Этот человек из другого мира спокойно обращался к Лидии как к своей ученице. Я беспокоилась, оказываем ли мы ему то почтение, к которому он привык. Но если что и было не так, Лидия, сидевшая возле него на коленях со смиренно сложенными руками, явно это компенсировала. Джону наш гость тоже очаровал.

Я была рада, что монах прибыл вечером и нам не нужно думать, чем его кормить. Пока он рассказывал о благотворительных программах и лекциях, которые он будет читать в Мельбурне, кот ходил кругами вокруг кресла, вкрадчиво мурлыкая и стараясь привлечь его внимание. Что бы ни очаровало Джону – складки широкого одеяния или экзотические запахи дальних стран, – он явно пытался покорить гостя. Я нервно следила за тем, как Джона пытается забраться под подол монашеского платья.

– Кыш! – тихо сказал наш гость и легонько пнул кота.

Тот пулей отскочил от кресла, удивленно моргнул и встряхнулся. Придя в себя, Джона забрался на когтеточку и начал шумно вылизываться.

Когда люди не пьют и не едят после полудня, им обычно незачем засиживаться допоздна. Лидия проводила Учителя наверх, и мы тоже стали укладываться. Если повезет, комната покажется ему достаточно кельеподобной, и он почувствует себя как дома. Хотя последнее, конечно, уже лишнее.

На следующее утро я обнаружила Лидию копающейся в холодильнике. Рис с овощами для гуру уже стоял на подносе, но дочь наполняла едой еще одну тарелку.

– А это для кого? – поинтересовалась я.

– Для Будды, – торжественно ответила Лидия.

– Будда будет это есть? – недоверчиво спросила я.

– Это подношение! – строго объяснили мне.

Я снова почувствовала себя униженной и недалекой. Я же не пыталась смеяться над ней или ее верованиями! Но и скрывать свое невежество тоже не считала нужным. Да, наверное, поспешили мы жить с монахом под одной крышей…

Ученики и последователи – в основном из западных районов – приходили к нам, чтобы выразить почтение Учителю и послушать его рассказы об изменениях в монастыре. Конечно, монахини радуются новой кухне, но останавливаться на этом гуру не собирался. Он мечтал о том, что когда-нибудь на горе над монастырем будет возвышаться огромная статуя Будды.

В перерывах между приемами гостей я расспрашивала монаха о его прошлом. Он вырос в бедной деревеньке и привязался к Великому Учителю. Гуру показывал мне фотографии величественного монаха, который жил и здравствовал, несмотря на более чем достойный возраст (ему было больше девяноста лет).

В молодости наш гость провел несколько лет, медитируя в пещере, часть которой была в дальнейшем переделана в жилое помещение. Сам он перебрался в монастырь на горе, а в пещерном доме сейчас живет молодой монах, столь же ревностный сторонник медитации. Это место так и осталось центральной частью монастыря.