Эшли Родс-Кортер - Три коротких слова Страница 42

– Ужас какой!

– Потом пришла мама и обрезала ей ресницы ножницами.

Я рассмеялась.

– Тогда нам было не до смеха, – произнесла Гэй. – Мы и подумать не могли, что все так обернется. Однако ты подсыпала нам снотворное нарочно… Поговори об этом с психологом.

– Ладно.

Вглядевшись в лицо Гэй, я увидела не презрение, а жалость. Я сделаю все, чтобы она снова могла мне доверять.

Гэй щелкнула выключателем. Я подставила щеку для неизбежного поцелуя.

– Я тебя люблю, – прошептала она, скользнув губами по мокрой от слез щеке.

Я схватила ее за руку. Гэй застыла.

– И я тебя, – отозвалась я, поцеловав ее в ответ.

Глава 12

Теперь мой черед говорить

– Не может быть!

Тесса рассказывала свежие сплетни, пока я делала себе педикюр. По телевизору передавали новости. Внезапно ведущая объявила:

– Берт и Агата Шпиц.

На экране появились их фотографии, сделанные в полицейском участке. От неожиданности я уронила на ковер кисточку с лаком.

– Гэй! – крикнула я. – Иди скорее сюда!

Тут раздался звонок. Гэй взяла трубку.

– Неужели? То-то я слышу, как Эшли всполошилась.

– Мэри Миллер, – беззвучно сказала она, обернувшись ко мне, и принялась записывать что-то в блокнот. Наконец Гэй положила трубку и оперлась на стол. – Представь, миссис Шпиц арестовали. Ей предъявляют двадцать пять обвинений в жестоком обращении с детьми и девять – в невыполнении родительских обязанностей по отношению к усыновленным. Мистер Шпиц тоже арестован – за попустительство.

– Видишь! Я ведь говорила, а меня никто не слушал!.. Теперь уж им влетит!

В газетах появились новости об аресте Шпицев. Их фотографии в профиль и анфас напоминали ничего не выражающие лица игрушечных мистера и миссис Картофель, но я лучше, чем кто-либо другой, знала, как обманчива внешность Шпицев. За уютным фасадом мамочки в кухонном фартуке скрывается жестокая лагерная надзирательница, самопровозглашенный «приемный родитель года». Стоит приладить мистеру Картофелю пару осоловелых глаз и плотно сжатые губы – и получится точная копия мистера Шпица, уткнувшегося в экран телевизора, в то время как его жена мучает очередную жертву. Прочтя комментарий к их фотографии в городской газете, я выкрикнула:

– Не сомневалась, что они все свалят на детей! Вот, пожалуйста: «Адвокат обвиняемых уверен: обвинения сфабрикованы подростками».

Во мне вскипела давно искавшая выхода ярость.

В статье утверждалось, что Шпицев обвиняют в систематическом жестоком обращении с усыновленными детьми на протяжении четырех лет, причем миссис Шпиц била детей не только руками и ногами, но и деревянным черпаком, и куском обрезной доски. Большинство детей снова поместили на государственное обеспечение.

– Хорошо, конечно, что их забрали из этого концлагеря, – вздохнула я, – но теперь они снова застрянут в системе опеки. И Дарла в том числе.

– «Как утверждает адвокат обвиняемых, Генри Ноблс, Шпицы – образцовая приемная семья, чья репутация навсегда останется запятнанной», – издевательским тоном процитировал Фил выдержку из статьи.

– А кто подумает о моей репутации? – возмутилась я. – Они всем сказали, будто я лгала!

– Пишут, что Шпицев трижды привлекали к ответственности, но доказать обвинения не удавалось, – добавила Гэй. – Разве тебя не допрашивали, когда ты жила у них?

– И не раз, – кивнула я и перечитала статью, в которой, среди прочего, упоминалось, что Шпицы намерены усыновить очередного, девятого, ребенка. – Я должна помочь детям доказать свою правоту. Если я дам показания в полиции, это укрепит показания других.

– Не «укрепит», а «подкрепит», золотко, – смущенно хмыкнув, поправил меня Фил.

– А вы могли бы обратиться в газету, – добавила я.

– И что мы скажем? – задумчиво потер подбородок Фил.

– Что есть много желающих подмочить и без того прогнившую репутацию Шпицев!

Гэй согласилась обзвонить газетчиков. Уэйн Вашингтон, журналист «Сент-Питерсберг таймс», заинтересовался моей историей. Он съездил к Шпицам, взял интервью у Мэри Миллер и пообщался с миссис Меррит. Наутро в газете появилась статья, открыто называвшая дом Шпицев «адом для детей». По словам миссис Меррит, «речь идет не о случайных ошибках или промахах приемных родителей». Гэй также дала комментарии для статьи, рассказав о выпавших на мою долю издевательствах.

– Она все еще за решеткой! – радостно вскричала я, узнав, что миссис Шпиц не выпустили под залог, сумма которого, кстати, составила шестьсот тридцать пять тысяч долларов. Зато под залог вышел мистер Шпиц: против него выдвинули шесть обвинений в злостном пренебрежении родительскими обязанностями. «Из протокола ареста следует, что мистер Шпиц бездействовал, когда его жена избивала детей, насильно окунала их головой в горячую воду, лишала еды, угрожала огнестрельным оружием, не оказывала своевременную медицинскую помощь и избивала палкой».

– В статье пишут, что одного из детей – интересно, кого именно? – Шпицы отдали в центр для малолетних правонарушителей, чтобы его словам не было веры. – Я помолчала. – Но у меня-то не было проблем с законом. Возможно, ко мне прислушаются.

– Я не хочу, чтобы ты влезала в это дело, – неодобрительно отозвался Фил.

– Я должна!

– Зачем?

– Ради себя и Люка, ради Дарлы и всех истерзанных Шпицами детей. И еще, – я глубоко вдохнула, – ради того, чтобы ни один ребенок больше не попал в их лапы. Нельзя закрывать на это глаза. Шпицам не то что детей – мышей нельзя поручать.

Следователь Шеннон Кин, которая вела дело Шпицев, поручила местным властям взять у меня показания. На следующий день после уроков я встретилась с помощником шерифа Тиной Брукс. Мы с ее дочкой учились в одном классе и даже вместе работали над одним из школьных проектов.

– У вас есть доказательства, что Эшли жила с этими людьми? – спросила лейтенант Брукс.

Гэй протянула перечень всех приемных семей, у которых я перебывала. В документе, выписанном в отделе опеки и попечительства, значилось, что у Шпицев я прожила восемь месяцев.

Я ответила на вопросы, удивляясь про себя, как свежи мои воспоминания, хотя прошло целых семь лет. Через несколько дней меня вызвали в прокуратуру округа Ситрэс для записи показаний на видеокамеру. Ожидая, что в присутствии работников прокуратуры мне станет не по себе, я попыталась сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, но стоило мне заговорить, как я испытала облегчение: я говорила правду, и ничто из сказанного не могло мне навредить.

Вместе с расшифровками моих показаний нам прислали и записанные показания других детей. Если Гэй или Фил подозревали, что я преувеличиваю, то до боли знакомые свидетельства не оставляли места для сомнений. Например, на допросе я рассказывала: «Я спала на верхней полке двухъярусной кровати, и несколько раз миссис Шпиц стаскивала меня оттуда за волосы». Одна из жертв тоже сообщила, что миссис Шпиц однажды волокла ее в ванную, схватив за волосы. Миссис Шпиц наказывала Люка, окуная его головой под воду, пока он не начинал задыхаться, и одна из девочек, которую удочерили Шпицы, утверждала, что и с ней миссис Шпиц проделывала то же самое.

Я подробно описала, как миссис Шпиц наказывала нас, заставляя скрючиваться в три погибели под столом. Мои показания подтвердились, когда еще одна из жертв рассказала, как ее часами не выпускали из-под стола. Миссис Шпиц регулярно нас избивала: меня, в частности, она колотила черпаком. Кого-то из девочек миссис Шпиц наказала за перепутанные чехлы для видеокассет и ударила по лицу, когда бедняжка недостаточно хорошо, по мнению этой ведьмы, подмела двор. А одну из девочек она избила так, что ее пришлось оставить дома, пока не сошли синяки.

Когда статья появилась в печати, Гэй позвонила какая-то женщина, которая взяла к себе Гордона и Хизер – тех ребят, что жили вместе со мной у Шпицев.

– Гордон помнит Эшли, – сказала она. – Они с Хизер жаловались мне на Шпицев, а я, в свою очередь, обратилась в органы за разъяснением, но меня никто не стал слушать.

Гэй сообщила, что Уэйн Вашингтон разыскивает всех детей, которые жили у Шпицев, и ее собеседница пообещала, что свяжется с ним.

Вскоре мне позвонил Уэйн Вашингтон.

– Как ты думаешь, родители разрешат мне взять у тебя интервью? – слащавым голосом спросил он.

Гэй подошла к телефону и назначила ему встречу у нас дома. Когда он приехал, я провела его в кабинет.

– Вот это да! – ахнул журналист, подойдя к окну, откуда открывался шикарный вид на Кристал-ривер. – Так вот где зимуют ламантины?

Я кивнула.

– Непохоже на лачугу Шпицев, правда?

Мистер Вашингтон оказался еще дотошнее, чем работники прокуратуры, и я описала ему свою жизнь у Шпицев во всех подробностях.

– Думаешь, он мне поверил? – спросила я у Гэй, когда он уехал.

– Разумеется, поверил, – ответила Гэй.