Глеб Кащеев - Боги, которые играют в игры Страница 48

Даже вакуума космоса она не сможет выдержать достаточное для путешествия время. Какие же нежные эти создания.

Я еще раз посмотрел в ее глаза. Вспомнил глаза дочери. И решился.

Расстегнул пояс с генератором поля и одел его поперек ее смешного туловища, из которого крестиком торчали отростки четырех конечностей. Я не принял во внимание, что вместе с тем моя маскировка испарилась и сейчас детеныш видит мой настоящий облик. Однако, я не видел в ее глазах тени страха. Она придвинулась поближе и погладила меня лапкой. Внутри у меня что-то защипало: «Вот – когда выйдешь к своим, нажми здесь и здесь. И поле отключится. Ты будешь в безопасности до этого момента. Иди».

Я надеялся, что транслятор переведет это адекватно. Детеныш кивнул одним из своих отростков. Вероятно, поняла. Я набрал код капсулы. К черту правила. Нарушение серьезнее, чем отдать в руки аборигену генератор поля, трудно было придумать. Карьера десантника на этом возможно была завершена, и хорошо еще если верховный арбитраж не признает тут общегражданскую вину… Но, черт побери, я был счастлив.

Во имя здоровья нации

У Джона Смита в последнее время регулярно возникали мысли о запретном. Как и большинство офисных клерков, он периодически маялся от ощущения собственной никчемности, и, как следствие, в нем достаточно часто просыпался бунтарский дух. Не до той степени бунтарский, чтобы возглавить какое-нибудь гипотетическое революционное движение, но достаточный для того, чтобы его начинали возмущать многочисленные объявления и агитационные листовки о «Здоровье нации».

«Какого черта они будут запрещать мне, что мне можно делать и что нельзя со своим же собственным телом?» – думал он иногда, в приступе очередного возмущения. А еще эти ежеквартальные проверки здоровья, с обязательными к исполнению «советами» медицинских программ, выполнение которых контролировала и работа, и «общественность», в виде соседей. Нет, конечно, ему как-то повезло, когда на одной из проверок нашли забарахливший сердечный клапан и по страховке заменили сердце на новое, выращенное на основе его же генов, но именно для этого его работодатель и делает ежемесячные отчисления в фонд здоровья, чтобы ему проводили такие операции по первому требованию. При чем тут запреты?

И все чаще и чаще его мысли обращались к запрещенным законом препаратам – не из желания попробовать и даже не из пустого любопытства «как же именно они действуют», а исключительно по той причине, что именно это носило гриф «запрещено» и иногда даже «незаконно».

Конечно, Джон Смит был осторожным человеком. Он понимал, что бегать по городу в поисках таинственных дилеров запрещенных веществ – поведение крайне неразумное и очень опасное. Во-первых, шансы наткнуться в этом случае на переодетого агента департамента Службы Охраны Здоровья в компании с полицейским были куда выше, чем найти настоящего дилера, а во-вторых, настоящие дилеры, как известно, составляли костяк преступности города и случайных покупателей рассматривали, в первую очередь, в качестве беззащитных кошельков на ножках, готовых расстаться с определенной суммой денег за которую вовсе не обязательно еще что-то отдавать. Все равно беззащитное офисное существо никуда жаловаться не побежит. Хотя, история знала пару курьезных случаев заявлений в полицию о неподобающем поведении дилера, что всегда заканчивалось тюремным сроком для самого автора заявления.

Поэтому, Джон Смит продолжал вести обычную благопристойную жизнь обычного обывателя, ничем, кроме особо острого смеха над анекдотами про «нариков» не выдавая свои, периодически возникающие, желания и мысли.

Однажды, чудесным летним вечером, во время посещения вечернего клуба (бывшие ночные клубы были вынуждены быстро перепрофилироваться, как только вышла новая санитарная норма о запрете развлечений, нарушающих продолжительность сна гражданина), Джон столкнулся с неудержимой просьбой организма, которую не смог осуществить по причине длинной очереди в туалет. В ином состоянии он, вероятнее всего, встал бы в конец очереди и, ерзая от нестерпимого желания, благопристойно ждал бы, но в этот раз он был взбешен отказом бармена в пятом стакане газировки, так как он, видите ли, уже выбрал дневную норму потребления фосфатов, входящих в состав Хелфи-колы. Поэтому, не став дожидаться очереди, Джон прошмыгнул к черному входу, ведущему в какой-то темный проулок, и, спрятавшись за мусорным бачком (очищено и продезинфицировано фирмой «Клеверс и сыновья») он расстегнул штаны.

– Что, парень, приперло? – хмыкнул кто-то за спиной.

От неожиданности Джон чуть было не подпрыгнул, и уже хотел было обернуться, но понял, что уже не может остановить процесс, и поворот к неизвестному собеседнику может поставить его в несколько неловкое положение. Он, как мог, изогнул шею, чтобы увидеть, кто же застал его врасплох, но неизвестный решил не мучить Джона и подошел к нему ближе, пристроившись рядом и тоже расстегнув штаны.

Это был здоровенный негр, столь брутальной внешности, что, увидев его на улице, Джон на всякий случай перешел бы на другую сторону, чтобы не дай бог не обратить на себя его внимание.

Заметив взгляд Джона, негр подмигнул ему.

– Я вот тоже думаю, что на фиг эти анализы – фигализы, – сказал громила, – если принял, то отливай по-тихому.

Джон не понял ни слова из этой странной фразы, и, на всякий случай попытался промолчать, чтобы, по возможности, ничем не обидеть этого явно опасного парня.

– Чего-то друган, ты совсем прозрачный, как стеклышко. Добавить-то не хочешь?

– Чего? – не понял Джон.

– Я говорю, Веселого Джона отведать не хочешь?

Тут Джон, наконец, понял, что ему предлагают. Под «Веселым Джоном» или «Джоном-Ячменное-Зерно», судя по некоторым откликам в блогах, понималось одно из запрещенных, алкогольсодержащих веществ, причем, судя по опять-таки полупрозрачным намекам, весьма и весьма сильное.

«Да это же самый настоящий Дилер», – подумал Джон, – «Причем, он явно принял меня за регулярного покупателя. Это же мой шанс».

– А что, не отказался бы, – немного дрожащим от возбуждения голосом вымолвил Джон.

Негр заговорщицки подмигнул ему, мотнув головой куда-то вглубь переулка, одновременно прищелкнув языком, и направился в темноту, сунув руки в карманы необъятных штанов. Джон, дрожа от страха и нетерпения, отправился за ним.

Через метров двадцать, Джон вдруг осознал, что идет по переулку в одиночестве. Остановившись, он начал озираться по сторонам, но тут сзади услышал знакомый щелчок языком. В проеме темной, едва заметной в темноте двери, проявилась фигура негра.

– Две сотни.

Джон от неожиданности не сразу понял, о чем речь, потом завозился, вытянув из кармана пачку купюр, затем спохватился, подумав, что нельзя показывать Дилеру все деньги, ибо это может закончиться плачевно, и поспешно отвернулся. Негр наблюдал за всей суетой с флегматичной ухмылкой. С трудом отсчитав в темноте две сотни долларов, Джон повернулся и протянул их Дилеру. Тот, не глядя, сунул их в карман и выудил из другого кармана банку, в которой обычно на улицах продавали Хелфи-колу.

– Держи, братан. С ней ни один легавый не запалит. Только потреблять не ближе двух кварталов отсюда.

Джон быстро сунул банку в карман, искренне надеясь, что его не надули и в банке действительно запрещенное питье, а не простая кола, и поспешно пошел прочь по переулку.

В течение всей дороги домой Джон дрожал от каждого взгляда полицейского или санитарного контроля на станциях метро и пытался обойти стороной патрули с собаками, неспешно прогуливающиеся по перронам. Лишь спрятавшись за входной дверью своей квартиры, он с облегчением вздохнул «пронесло» и, дрожа от нетерпения, понесся на кухню за большим стаканом.

Жидкость оказалась прозрачной, благородно-коричневой, как разбавленная кола, и довольно резко-пахнущей. От непривычки, вдохнув лишь один запах запретного пойла, Джон закашлялся. «Как же это пьют – медленно, или залпом?», – думал он, ходя вокруг стола со стаканом. Потом, решившись, он взял чуть жидкости на язык. Виски обожгло язык, как будто он прислонил его к раскаленной сковороде. От неожиданности он проглотил жидкость и с волнением прислушался к ощущению того, как жидкий огонь спускается по пищеводу. Однако, спустя пять минут, ничего особенного с ним не произошло, и Джон решил выпить остальное. Пить это глоточками, очевидно, было равносильно попытке медленно сжечь язык, так что он схватил стакан и залпом, зажмурившись, большими глотками, стараясь побороть выступившие на глазах слезы, выпил все до дна. Затем, с трудом вдохнув воздух, подбежал к холодильнику, налил полный стакан шипучей колы и запил огненную жидкость. Только после этого он смог сесть и прислушаться к ощущениям внутри живота.