Колин Маккалоу - Милый ангел Страница 48

Вдобавок Пэппи уезжала на два года в Сингапур, а проведи она это время в Австралии, она сумела бы пролить свет на тайну мистера Шварца. Пэппи смутно помнится, как кто-то незаметный, будто тень, и очень робкий раньше жил в комнате Гарольда, но миссис Дельвеккио, как она себя в то время называла, ни разу не упоминала о нем. Вернувшись из Сингапура, Пэппи застала дома миссис Дельвеккио-Шварц и новорожденную Фло. Все чудесатее и чудесатее. Мистер Хаш пришел в экстаз.

Наш лимбо охраняет отдел опеки, но этот сторожевой пес равнодушен и обезличен. Нам приходится платить за жилье раз в четыре недели, чеком или почтовым переводом на указанный номер. Все мы понимаем: отдел опеки просто ждет, когда удастся разобраться с запутанными делами миссис Дельвеккио-Шварц, а уж потом принять меры. В конце концов, завещание вполне может пылиться в шкафу у какого-нибудь провинциального адвоката. И мы ждем в лимбо, а над нами нависает дамоклов меч.

Удивительно, но за последние несколько недель я сблизилась с Тоби. В его жизни светлая полоса. Слава богу, хоть кому-то из нас живется хорошо! Он получил контракт на картину для отеля, нашел владельца галереи, который не насилует художников, – Тоби заверил меня, что это большая редкость – да еще какого-то агента из Канберры, который спит и видит, как бы продавать полотна австралийских живописцев за границу и получать комиссионные. Про место на заводе, доставшееся роботам, Тоби и не вспоминает. Но лучшая новость заключается в другом: за мансарду он платит всего три фунта в неделю и отказываться от нее не собирается, даже если переселится в хижину возле Уэнтуорт-Фоллс. Я все упрашиваю его показать мне этот уединенный уголок, но Тоби лишь смеется и твердит, что сначала надо оборудовать уборную с отстойником и септиком. Предусмотрительный малый. Что я ненавижу, так это выгребные ямы. Я часто слышу бурные споры о том, что такое цивилизация и культура, и у меня даже сложилось собственное определение: признаки и того, и другого – ватерклозет и горячая вода в кухне и ванной.

Харриет Перселл, если тебе не о чем писать, кроме как о канализации, значит, ты деградируешь.

Надеюсь, я не стану слишком зависимой от Тоби. Как бы он ни нравился мне, я побаиваюсь, что моя зависимость подтолкнет его к неверным выводам. Он абсолютно прав: ладить с женщинами он не умеет. Просто он… австралиец до мозга костей. Если не считать папу, Дункана и еще пару человек, австралийцы относятся к женщинам пренебрежительно. Возьмем хотя бы моих старших братьев. Типичные австралийцы. Конечно, от гомосексуализма они далеки, но если хотят поговорить о серьезном или просто как следует отдохнуть, то ищут мужскую компанию. Гэвин и Питер говорят, что женщины способны разговаривать только о тряпках, младенцах, месячных и домашнем хозяйстве. Я слышала это от них миллион раз. Тоби живет не так, как мои братья, но меня не покидает ощущение, что он не намерен терпеть рядом с собой женщин, даже ведьм из Дома. Не представляю себе Тоби влюбленным всей душой. Он наверняка оставит кусочек себе.

Ночные скачки по лестнице и хохот продолжаются.

Понедельник

20 февраля 1961 года

Этим вечером я скромно ужинала с Тоби холодной ветчиной, картофельным салатом и сырой капустой из моего любимого магазинчика. Для горячей пищи сейчас слишком жарко и влажно. Мы почти не говорим – это ни к чему, даже когда в Доме повисает тягостная тишина. Болтаем мы в основном о Пэппи, которая на новом месте прямо-таки расцвела. О моем ангеленке мы ни словом не упоминаем. Хотя Тоби поддерживает меня, в глубине души я чувствую, что Тоби недоволен моей привязанностью и пылкой любовью к девочке. Подобные разговоры я приберегаю для ночных блужданий после того, как исчезает призрак миссис Дельвеккио-Шварц. Обычно это случается в четвертом часу. Чем дальше от меня уплывает Фло, тем труднее мне снова уснуть, может, потому, что в половине пятого мне все равно вставать. Я ложусь в постель и думаю о Фло, мысленно посылаю ей мою любовь и силу, стараюсь появиться перед ней хотя бы как видение. Глупости, конечно, но это меня утешает, а если телепатия и вправду существует, Фло становится легче. Как я по ней скучаю!

Сегодня утром я отчаялась уснуть, встала и сварила кофе. Марселина всегда спит у меня в ногах, но не упускает возможности попросить еды, поэтому она тоже поднялась. Я обнаружила, что от одиночества помогает прикосновение к теплому и мурчащему кошачьему тельцу. Но Марселина не любит подолгу сидеть на руках, она возвращается на кровать и снова засыпает, а минутная стрелка на больших вокзальных часах на стене вдруг замирает. Смотрю на нее – половина четвертого. Проходит целый час, не меньше, смотрю снова – половина четвертого. Неужели я ношусь по комнате со скоростью света? В отчаянии я сажусь к столу и начинаю раскладывать карты, заглядывая в книгу о Таро. Нет, я не гадаю. Просто запоминаю постепенно значение каждой карты, как прямой, так и перевернутой. Может, я попробую погадать, когда заучу все значения наизусть, – так мне будет легче разглядеть закономерности. Хоть какое-то занятие, пища для ума. Я уже давно ничего не читала – утратила интерес к книгам. Сегодня карты помогли мне, время наконец сдвинулось с мертвой точки: когда я в следующий раз взглянула на часы, они показывали четыре.

Я собрала карты, сняла шелковое покрывало с Шара и придвинула его к себе. Внезапно я вспомнила цепь событий, связанных с Шаром, – наверное, они вернулись ко мне потому, что я отчетливо представила личико Фло. В самом начале прошлого года миссис Дельвеккио-Шварц придвинула Шар ко мне и предложила прикоснуться к нему. Фло ахнула, на ее лице отразились удивление и восторг. Больше ничего особенного не произошло, но теперь-то я понимаю: Фло впервые увидела, как миссис Дельвеккио-Шварц позволила прикоснуться постороннему человеку к Шару. Примерно в то же время я познакомилась с Дунканом и узнала, что все зависит от Шара. Не помню, что именно, – кажется, где-то записывала в дневнике. Зато я отчетливо помню, что сказала хозяйка Дома вечером, когда мы с Фло вошли, а она сидела в темноте и смотрела в Шар.

– Судьба Дома в Шаре, – произнесла она, положила обе ладони на Шар и сцепила пальцы. Фло смотрела на нее как завороженная.

Может, таким загадочным и уклончивым способом она сообщила мне, что отныне мне официально разрешено пользоваться Шаром. Что я – избранная наследница его тайн.

Я встала, выключила свет и снова села к столу, приблизив лицо к мутноватой хрустальной сфере. Снаружи в комнату проникал неяркий свет, как раз столько, чтобы видеть Шар. Я замерла, устремив взгляд на свое отражение в шаре, будто пригвоздила себя к хрусталю.

«Судьба Дома в Шаре». Даже если это правда, я не понимаю, как такое может быть: целых полчаса я всматривалась в Шар, стараясь не моргать, но видела только то, что находилось у меня в комнате. Никаких видений, лиц – ничего.

Накрыв Шар, я начала собираться на работу.

А вечером, как я уже писала, я ужинала с Тоби. Пока я убирала недоеденное в холодильник, а Тоби мыл немногочисленную посуду, в дверь позвонили. Тоби вытер руки и отправился открывать. С тех пор как умерла миссис Дельвеккио-Шварц, дверь у нас открывают только Тоби, Клаус и Джим. Без надзора хозяйки Дом вдруг стал беззащитным.

Тоби отсутствовал долго – так долго, что я забеспокоилась. Наконец послышались шаги и приглушенные мужские голоса.

– К тебе доктор Форсайт, Харриет, – сказал Тоби, заглядывая в комнату и недовольно хмурясь. Досадно, что он терпеть не может Дункана.

Гость вошел с тем самым отчужденным выражением на лице, которое врачи носят, как один из предметов одежды. Я кивнула, слегка улыбнулась, но его глаза так и не потеплели.

Я предложила ему сесть и многозначительно взглянула на Тоби, но тот сделал вид, будто не понял намек, и остался стоять у двери.

– Нет, спасибо, я ненадолго. Как тебе известно, – деловитым тоном продолжал он, – в больнице сплетничают о нас. – Я открыла рот, но он жестом велел мне пока помолчать. – По этой причине один из ординаторов психиатрического отделения сегодня приходил ко мне, чтобы расспросить о моей Харриет Перселл. Это имя ему попалось в отчетах из полиции и отдела опеки, и он хотел узнать, не та ли это Харриет, о которой сплетничают медсестры. Я спросил, почему он обратился ко мне, а не к тебе, а он ответил, что было бы неразумно высказывать догадки, не получив подтверждения… – он криво усмехнулся, – от здравомыслящего человека.

– Фло, – выговорила я. – Это из-за Фло.

– Она в психиатрическом отделении, Харриет: два дня назад ее привезли туда сотрудники отдела опеки.

Колени отказались держать меня, я торопливо села и уставилась на него.

– Дункан, что с ней?

– Он не говорил мне, а я не спрашивал. Этого ординатора зовут Прендергаст, Джон Прендергаст, и он попросил передать тебе, что завтра весь день будет в отделении. Ему срочно надо поговорить с тобой.