Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки Страница 49

– Что привезти тебе из Сан-Франциско? – спросил он Хейли.

– Себя, – сказала она, и я увидела растерянность, волной пробежавшую по его чертам. Хейли последнее время очень открыто выражала свои чувства. Она не пряталась под маской, как большинство из нас. Она чувствовала себя уязвимой, как будто понимала, что нельзя тратить время на притворство. Не нужно ждать того, что обещает нам завтра. Я научилась этому от моей дочери.

– Милая девочка, – сказал Брайан. – Я серьезно. Как насчет шоколадки от Чирарделли?

Она состроила гримасу.

– Сейчас это звучит заманчиво, но, возможно, к среде мне не захочется.

– Тогда мы оставим ее, пока тебе захочется. – Он взглянул на часы. – Мне пора.

– Я провожу тебя вниз, – сказала я и повернулась к Хейли: – Ты побудешь немного одна?

Она кивнула, зевая. Брайан нагнулся и поцеловал ее в щеку, а она одной рукой обхватила его за шею.

– Не забывай о нас, – тихо попросила она.

Он выпрямился, держа обеими руками ее руку.

– Не забуду, – сказал он. – Никогда.

Мы прошли к лифту и спустились в гараж, который в это позднее время был пуст. Я подошла с Брайаном к его машине. Возможно, я в какой-то мере разделяла волнение Хейли. «Не забывай о нас». Но я думаю, дело было не в этом. Я хотела быть с ним каждую минуту, какую только можно. Я намеревалась снять свою маску.

Он открыл дверцу и повернулся ко мне.

– Возвращайся скорее, – сказала я.

Он улыбнулся, обнял меня и долго не отпускал. На меня нахлынули воспоминания. Это были хорошие воспоминания о том времени, когда мы были молоды и будущее было полно надежд.

– Подожди, – сказал он, отпуская меня. Он открыл заднюю дверцу и залез внутрь, увлекая меня за собой. Я засмеялась, свалившись рядом с ним на заднее сиденье. Он целовал меня, и мы вели себя как подростки, какими мы были когда-то. Сначала мы смеялись над тем, что глупо людям за сорок дурачиться на заднем сиденье машины в гараже. А потом смех затих, и салон автомобиля наполнился нашим дыханием, нашими прикосновениями и сладким началом такой непростой любви.

43

Грейс

В три часа утра я все еще не спала и, лежа в постели, обдумывала мой следующий шаг. Чем больше я думала о поездке в Александрию, тем отчетливее понимала, что должна это сделать. Я уже распечатала маршрут в Бюро розыска пропавших детей, и он выглядел достаточно просто. Из Уилмингтона в Александрию вела почти прямая дорога, хотя я плохо представляла себе, как поеду по этой прямой дороге. Если верить карте, чтобы добраться туда, понадобится пять часов и пятьдесят минут. Пять часов и пятьдесят минут, чтобы найти мою биологическую мать. Когда я думала об этом в таком плане, это время казалось ничтожным.

Мне придется выехать, как только рассветет. Сегодня выходной, и мать дома, но она никогда не нежилась в постели. Подняться раньше нее будет сложно. Я поставила будильник на шесть, потом на пять. Я должна уехать затемно. Если я выеду в половине шестого, то буду там около полудня. Сердце у меня стучало при мысли о том, как я войду в Бюро и объявлюсь моей матери.

А что, если она на деловом ланче? Одном из тех, которые бывали у моего отца? Я взяла с ночного столика телефон и нажала дисплей, чтобы посмотреть, который час. Три часа десять минут, а я бодрствую. Я никогда еще так активно не бодрствовала. У меня было такое чувство, словно я выпила ведро кофе. Если я выеду прямо сейчас, я буду в Бюро до ланча. Но на улице было темно, и я слышала, как стучит в мое окно дождь. Я всего несколько раз ездила под дождем до того, как вообще стала бояться садиться а руль.

– Ну, давай, – сказала я громко.

Я быстро встала и надела те же брюки и голубой свитер, в которых была накануне. Я вывалила учебники и тетради из школьного рюкзака на постель и положила в него смену белья, зубную щетку, пасту и папку, которую оставила мне Дженни. Собиралась я быстро, словно участвуя в забеге. В каком-то смысле, так оно и было. Я старалась подавить ту часть меня, которая находила мой план не только глупым, но и опасным. После смерти отца я не водила машину и вообще никогда не ездила одна на такое далекое расстояние. Я повесила рюкзак на плечо и потихоньку спустилась вниз. Взяв ключи от «Хонды», я вышла из дома, не дав себе передумать.

Почти час я ехала нормально. Я знала, что еду слишком медленно, но видимость была плохая. Дорога блестела, как зеркало, и я все время представляла, как из темноты прямо перед моей машиной выбегает олень. Но дорога оставалась пустой, и это было одновременно и хорошо и жутковато.

А потом дождь внезапно усилился. «Сильный» – это не то слово, чтобы описать его. Ослепляющими волнами он ударял по моей машине и так колотил по крыше, что я не слышала радио. Дворники были включены на полную мощность, но все равно я могла видеть только на несколько футов вперед. Я снизила скорость до сорока миль в час, потом до тридцати. Теперь на дороге было больше машин, и ни у кого из водителей, казалось, не было таких проблем с дождем, как у меня. Один из них загудел, возможно, потому что я ехала слишком медленно. Руки у меня вспотели, но я не отрывала их от руля и наклонилась вперед, как будто могла видеть дорогу лучше, когда мое лицо было ближе к ветровому стеклу.

Только я решила, что лучше остановлюсь и подожду, пока дождь ослабнет, как он вдруг почти прекратился. Я откинулась на сиденье и перевела дух. По радио снова зазвучала музыка. Я нажала на газ и увеличила скорость до пятидесяти пяти миль в час. Быстрее ехать я не хотела, пока не появится солнце. Все расчеты на пять часов и пятьдесят минут не оправдались.

К тому времени как я пересекла границу с Виргинией, уже рассвело, но дождь еще моросил. Я соображала, стоит ли мне позвонить Дженни и сказать ей, где я, как вдруг в голову пришла кошмарная мысль. Я помнила, что поставила будильник на пять часов. Я видела свой телефон на ночном столике, но не могла вспомнить, взяла ли его оттуда и положила ли в рюкзак. О боже! Я нажала на тормоз и свернула на обочину. Грузовик загудел, и я почувствовала, как он пронесся мимо меня, чуть не задев. Я включила фары и начала рыться в рюкзаке в поисках телефона, отлично зная, что его там нет. Как я могла оказаться такой дурой? Я была далеко от дома, на шоссе и без телефона. Несколько минут я сидела неподвижно, то и дело поглядывая на пол и на пассажирское кресло, словно ожидая, что телефон появится там как по волшебству. Что мне делать? Я уже проехала две трети пути. Надо ехать дальше. Преодолевая спазм в горле, я выключила фары и долго ожидала свободного места в потоке машин. Потом я снова оказалась на дороге.

Парой часов позднее я прочно застряла в пробке. Народ жаловался на час пик в Уилмингтоне, но они просто не знали, что такое настоящая пробка. Пять минут я простояла на месте, потом продвинулась футов на десять и снова встала. По обе стороны от меня высились огромные грузовики. Я чувствовала себя в ловушке, мной овладел приступ клаустрофобии. Грузовики были такие огромные, что я могла видеть под ними машины, двигающиеся по другим полосам. По крайней мере, когда я ехала под дождем и в темноте, у меня не было времени подумать о чем-то еще, кроме необходимости выжить. Сейчас я устала до изнеможения, и план, казавшийся таким хорошим в три часа утра, теперь начинал казаться идиотским.

Я должна была оставить матери записку. Хотя не знаю, что я могла в ней сказать. Когда мама увидит, что меня нет, она, вероятно, подумает, что я поехала в Чэпл-Хилл. Но это не имело никакого значения. В любом случае мне со всех сторон угрожали неприятности.

Вдруг я вспомнила, что однажды сказал мне отец, когда я злилась на мать. «Ты знаешь, как мама раскладывает на блюде кусочки апельсинов для твоей футбольной команды, как она за два месяца планирует твои дни рождения? – спросил он меня. – Так она показывает тебе свою любовь, Грейси». Почему я подумала об этом сейчас? Я слышала его голос так отчетливо, как будто он сидел на заднем сиденье. «Так она показывает тебе свою любовь, Грейси».

Она любила меня. Честно говоря, я никогда в этом не сомневалась. Ей будет больно узнать, что я ей чужая и что ее собственный ребенок умер. Я представила себе, как Эмерсон рассказывает ей правду, и увидела, как ее лицо залилось слезами.

Движение возобновилось. Грузовики отъехали от меня, и сквозь туман слез я разглядела старые дома, дымовые трубы и краны.

Я сжала руль. «Что ты делаешь? – прошептала я себе. – Что ты делаешь?»

44

Тара

Грейс заспалась, и я подумала, что это хорошо. Накануне она очень расстроилась из-за Клива, и я понимала, что в очередной раз не справилась с ситуацией. Разумеется, я должна была проявить твердость по поводу ее поездки в Чэпл-Хилл, но я могла бы сделать это по-другому. Должен же быть какой-то способ, который не прервал бы общение между нами? А о каком общении шла речь? У нас его не было. На следующей неделе я хотела вызвать врача, у которого мы были пару раз после смерти Сэма. Грейс и с ней не стала бы разговаривать, но, может быть, эта женщина подсказала бы мне, как восстановить отношения с моей дочерью. Нам с Грейс нужно было основательно их пересмотреть.