Софи Оксанен - Когда исчезли голуби Страница 49

В течение двух последних лет Партс неоднократно просматривал этот список и все время натыкался на имя жены. Теперь он смотрел на нее новыми глазами, пытался найти в ее поведении какие-то зацепки, трещины, которые заставили бы ее открыться и все рассказать, нечто, что подтвердило бы его подозрения или хоть бы подсказало, как докопаться до правды. Подозрения крепли еще и оттого, что Партс не знал, чем занималась его жена, пока он был в Сибири. Жена не была на похоронах свекрови, но приезжала в гости при ее жизни. Мать писала, что наконец-то от невестки есть хоть какая-то польза. К тому моменту силы Леониды и Акселя уже иссякли, и она изо всех сил помогала выполнять норму, собирала ягоды, грибы, закручивала банки. Она чудом достала для плодовых деревьев и кустов карболовой кислоты, выменяв ее на свиной жир, распылила, как научил ее Роланд, и урожая хватило даже на продажу. А цветы обработала касораном. Даже таскала из леса дрова. Ночевала обычно на конюшне или в сарае, а иногда и в бывшей лесной избушке Леониды, для которой колхоз не нашел никакого применения. Это, конечно, было разум но: многие знали о связях жены с немцами, времена были непростые, а муж в Сибири. И все же. Что, если внезапная привязанность жены к родным местам и частые визиты к свекрови были связаны с Роландом? Что, если она спешила с корзиной ягод прямо в объятия Роланда, а он поверял ей в постели свои тайны?

Перед глазами Партса качалась нога девушки в брюках. Он медленно жевал салат, выискивая языком горошины и раскусывая их по одной, и время от времени аккуратно вытирал салфеткой следы майонеза в уголках губ. Возможно, его хватка стала ослабевать. Раньше он всегда знал, в какую сторону двигаться, инстинкт самосохранения всегда срабатывал. Теперь же он был растерян, связанные с рукописью поиски то и дело заходили в тупик, натыкались на неожиданные препятствия или, как в стену, упирались в глаза жены. Партс не понимал ситуации, в которую поставила его Контора. Несмотря на некоторую подготовку, в роли оперативника он чувствовал себя неуклюжим. Накануне он запаниковал, собрал бумаги и даже не проверил, действительно ли Объект пропал или же просто отошел в туалет. Выбежав на улицу, он какое-то время прислушивался, потом направился в сторону студенческого общежития. Свет в комнате Объекта не горел. Партс чувствовал себя собакой, потерявшей след. Он отчаялся. Луна насмешливо смотрела на него, отражаясь в темных глазах окон. Назавтра он с надеждой ожидал появления Объекта, стоя в незаметном углублении стены недалеко от входа в аудиторию. Напрасно. Юнца с бакенбардами не было в числе выходящей из зала молодежи, которая резко отличалась от той, что заседала по вечерам в кафе “Москва”. Обычные студенты, в их взглядах не было того напряжения и неподдельной увлеченности, что царили в кафе и особенно остро ощущались всякий раз, когда приглашенный рассказчик переходил к главному. То были тайные лекции. Неудивительно, что обычная учеба юнца не привлекала. Его интересовал пакт Молотова — Риббентропа и то, как живут люди в Финляндии и вообще за границей. Среди лекторов были те, кто сам выезжал за границу, журналисты и спортсмены, прошедшие тщательную проверку Конторы, получившие разрешение на выезд, — и вот благодарность за дарованные им особые права. Зависть ли жгла Партса, словно укусы слепня, или кожа его зудела от затхлого воздуха кафетерия?

Партсу нужны были результаты, карьеру необходимо было вернуть на прежние рельсы. Неуверенность вымести прочь, освежить навыки. Даже самые невероятные вещи могут оказаться правдой, если проговорить их вслух или написать на бумаге. Впервые он осознал это еще в гимназии. Из кармана учительского пальто пропали деньги, и его поставили в угол, чтобы он признался в содеянном. В конце учебного дня учитель собрал книги и сказал, что если он так и будет молчать, то ему придется остаться в школе на всю ночь, хотя и так уже все ясно: ведь когда все остальные вышли на перемену, он единственный остался в классе, чтобы стереть с доски, так как в этот день был дежурным. Он отрицал свою вину и, позволив словам слетать с губ, почувствовал, как участился его пульс, как зашумело в ушах, сомнение свинцом сдавило живот — не пройдет, не получится, учитель не дурак, он не поверит, — однако на коже не проступил пот с горьким привкусом страха, подмышки остались сухими, а дыхание глубоким и спокойным, как на богослужении, и учитель поверил, поверил сразу, и вера его крепла по мере того, как он продолжал рассказывать, уверенным голосом, в котором не было ни капли подросткового кукареканья, голосом мужчины, говорящего правду. О том, что это был вовсе не он, а Антс, который тоже заходил в класс на перемене, Антсу нужны были деньги, потому что он не успел выполнить домашнюю работу и заплатил за нее другим. Он тихо закрыл за собой дверь гимназии, стараясь сдержать улыбку. За углом он позволил ей растянуться во весь рот, и она не исчезала, пока он шел мимо играющих в англо-бурскую войну мальчишек, мимо парка и лавки сапожника, оставаясь на его лице до самого дома, и согревала его даже в тот миг, когда он опустил голову на перьевую подушку, под которой спрятал полученные от Антса кроны за написанное за него сочинение.

Объект с друзьями прибыл в 17:40 и заказал черный кофе и московскую булочку. Партс был настороже.

— Мы подготовились к вопросам о двадцатом, двадцать первом и двадцать втором съездах КПСС.

— Сделайте и мне шпаргалки.

— Сделай сам, — засмеялась девушка и легонько толкнула Объект.

Ручка Партса дымилась, он все записывал. Пианист еще не начал играть, в кафе было довольно пусто, а потому слышимость была отличная.

Девушка в брюках встала и просеменила мимо Партса в женскую комнату. Партс раздраженно вытер губы, одновременно следя за тем, как Объект что-то доказывает только что вошедшему в кафе мужчине. Шея мужчины была плотно закутана шарфом. Партс тут же узнал его. Радиожурналист Мяги. Мужчина присел за столик, слегка наклонился к остальным и зашептал. Девушка в брюках вернулась и, завидев гостя, поспешила к столику. Партсу удалось прочитать по губам несколько предложений, он разобрал слова “восстание Юрьевой ночи” [17] и тихонько записал их, демонстративно просматривая свои бумаги. На столике студентов наверняка установлен микрофон, но Партс не позволял себе ослабить внимание, пусть даже его слова понадобятся лишь в том случае, если техника даст сбой. На улице шел дождь, входящие в кафе отряхивали фуражки. Партс с сочувствием подумал о фотографе, который снимал всех входящих и выходящих из кафе и наверняка мечтал о горячем бульоне с мясными пирожками. Он провел рукой по воротнику и постарался взбодриться, развернул конфету, откусил половину и положил вторую половину на обертку. Коллега сидел на своем привычном месте. Может быть, он следил и не за Объектом Партса, а за кем-то еще. От мысли о бесконечных вечерах, которые ему предстоит провести в кафе “Москва”, сдавило виски. И хотя студенты были так молоды и так нетерпимы, что операция вряд ли продлится долго, Партс все же решил ускорить ее конец. Они должны совершить ошибку. Рано или поздно они осмелеют и потеряют бдительность, в этом Партс был абсолютно уверен. После чего их будет очень легко взять с поличным, и он, специалист, вернется к нормальному рабочему распорядку и совсем уже скоро купит специальной, самой белой бумаги для последнего варианта рукописи. Книга должна быть закончена как можно скорее.

В общежитии Объекта наверняка найдется кто-нибудь, кто готов сообщать обо всех приходящих на имя Объекта телеграммах, письмах и их содержании. Комитет госбезопасности еще не дал разрешения на поиск контактного лица, но Партс придумает неопровержимые обоснования, Контора никогда не отвергала хороших осведомителей. Надо еще придумать, почему именно он должен провести вербовку. С другой стороны, даже если Контора решит направить для поиска осведомителей кого-то еще, Партс мог бы рискнуть сойтись с ним сам, объяснив, что об этих встречах не следует рассказывать остальным. Вряд ли завербованный поставит под сомнение полномочия Партса. И хотя он в свое время потерпел неудачу с Мюллером, такого рода задания обычно бывали легкими и недорогими, при благоприятном раскладе вербовка агента стоила всего нескольких рублей или какой-то незначительной услуги. Некоторые требовали кое-чего посерьезнее, и это вполне понятно: поездки, гарантированные места учебы для детей, повышение по службе. К таким Партс испытывал даже некоторое уважение. Кто ж не хочет работать гидом в “Интуристе”? Кто не хочет поблажек на экзаменах для детей, особенно для тех, чьи головы не отягощены особыми знаниями? Кто не хочет быстрого продвижения в очереди на квартиру или машину? Или безопасного места службы для уходящего в армию сына? Или хотя бы книг, которых нет даже под прилавком? Но те, кто действует бескорыстно, кто доносит на своих соседей или сослуживцев, не требуя никакой платы, — для чего они это делают и почему? С другой стороны, западное движение за мир поставляло все больше новых полезных агентов, хотя у них там нет таких проблем, как у нас. Их инициативность была ошеломляющей, а ведь им совсем ничего не платили. Почему? Вербовка на идейно-политической основе была самой дешевой, однако Партс с трудом понимал психологию этих людей и больше доверял вербовке на основе компрометирующих сведений. Конечно, есть еще и такие, кто просто любит копаться в чужом грязном белье, или те, кем движет зависть. Последних Партс считал самыми ненадежными. Стукачей, которые не осознают открывшихся перед ними возможностей, он отказывался понимать. Или эти люди в душе своей уже достигли коммунизма, поэтому им не нужны ни деньги, ни материальные блага? Вырождение. В этом вся суть. Вслух об этом нельзя говорить, но теоретикам коммунизма стоило бы признать очевидный факт биологического вырождения некоторых наций, и это никак не связано с разложением классового общества и проистекающими из этого конфликтами.