Пауло Коэльо - Хиппи Страница 5

– Если на границе завернут, ничего страшного, – сказал аргентинец. – Поедем в Бельгию и зайдем оттуда.

Пауло уже не хотелось разговаривать с ним – вернулась паранойя. А что, если они и впрямь перевозят тяжелые наркотики? А что, если его сочтут соучастником и засадят в тюрьму, пока он не сумеет доказать свою невиновность?

Поезд остановился. Это была еще не таможня, а маленький полустанок в пустынной местности: двое новых пассажиров вошли в вагон, пятеро – вышли. Аргентинец, видя, что Пауло к разговорам не склонен, решил оставить спутника в покое, наедине с его мыслями, но по лицу было заметно, что он явно озабочен.

– С тобой в самом деле все нормально? – спросил он еще раз.

– Я изгоняю демонов.

Аргентинец понял и больше не произнес ни слова.

Пауло знал, что здесь, в Европе, такого не бывает. Точнее, не происходит сейчас – и он неизменно недоумевал, как это люди в концлагерях покорно шли в газовые камеры, как стояли на краю братской могилы перед расстрельной командой и не сопротивлялись, видя, как падают убитые, не пытались убежать, не бросались с голыми руками на своих палачей.

Все очень просто: паника так сильна, что человек уже будто не здесь. Мозг заблокирован – нет уже ни страха, ни ужаса, а только странное подчинение тому неизбежному, что должно случиться. Эмоции исчезают, уступая место загадочному чувству нереальности, все уходит куда-то в туманную, покуда еще не исследованную учеными область. Врачи приклеивают ярлычок – «временная шизофрения, порожденная стрессом» и не заботятся о том, чтобы досконально изучить последствия явления, названного ими «аффективным уплощением».

И, быть может, он воскрешал в памяти эту историю ради того, чтобы окончательно изгнать призраки минувшего.

Человек на заднем сиденье казался помягче тех двоих, что схватили Пауло в отеле.

– Не бойся, – сказал он. – Мы тебя не убьем. Ложись на пол.

А Пауло уже и не боялся – голова не работала. Он словно входил в какую-то параллельную реальность, и мозг отказывался воспринимать происходящее.

– Можно держаться за вашу ногу? – только и сумел произнести Пауло.

Конечно, последовал ответ. И Пауло вцепился в ногу – вцепился изо всех сил и, наверно, даже крепче, чем надо, и причинил боль этому человеку, но тот не отдернул ногу, не отпихнул его. Он понимал, что должен чувствовать Пауло, и ему не доставляло ни малейшей радости, что молодой, полный жизни парень попал в такую передрягу. Однако он выполнял приказы.

Машина довольно долго кружила по городу, и чем больше кружила, тем крепче становилось убеждение Пауло, что везут его на смерть. Он уже отчасти начал понимать, что происходит – его похитили люди из военизированных отрядов и теперь он официально будет считаться пропавшим без вести. Но какая разница?

Машина остановилась. Его грубо выволокли наружу и потащили по какому-то коридору. Пауло обо что-то зацепился ногой и взмолился:

– Ради бога, не так быстро!

Тут его в первый раз ударили по голове.

– Заткнись, террорист!

Он упал. Ему приказали встать и раздеться догола, следя, чтобы не сполз мешок на голове. Он повиновался. Вслед за тем его начали избивать, а поскольку он не знал, откуда обрушится удар, то тело не успевало подготовиться, а мускулы – отреагировать и напрячься, и потому такой боли он не испытывал ни в одной драке, в которые встревал в юности. Он снова упал, и удары сменились пинками. Длилось это минут десять-пятнадцать, пока не раздался чей-то голос, приказавший прекратить.

Пауло не потерял сознание, но не знал и не мог удостовериться, целы ли у него кости – он не мог шевельнуться из-за острой боли. Меж тем тот же голос приказал ему встать. И снова посыпались вопросы о геррилье, о сообщниках, о том, что он делал в Боливии, контактировал ли с людьми Че Гевары, где спрятано оружие, и вопросы эти перемежались угрозами вырвать ему глаз, если будет доказано участие в подрывной деятельности. Другой голос, принадлежавший «доброму полицейскому», твердил свое. Лучше признайся по-хорошему. Расскажи о налете на банк – и тогда все разъяснится, Пауло за совершенные им преступления закатают за решетку, но бить больше не будут.

И в тот миг, когда ему с большим трудом удалось подняться на ноги, он вдруг почувствовал, что очнулся от своей летаргии и что к нему возвращается то, что он всегда считал свойством человеческой натуры – инстинкт самосохранения. Он должен выбраться отсюда. Он должен доказать свою непричастность.

Ему велели рассказать все, что он делал на прошлой неделе. Пауло в подробностях описал свое путешествие, хотя был уверен, что они и не слышали о Мачу Пикчу.

– Не теряй время на брехню, – сказал ему «злой». – И не пытайся нас обмануть. В твоем номере мы обнаружили карту. Тебя и твою блондиночку видели на месте преступления.

Карту?

Сквозь редкую мешковину он сумел различить рисунок, который по его просьбе кто-то сделал для него в Чили, указав на нем туннель, пересекающий горную цепь в Андах.

– Коммунисты считают, что победят на ближайших выборах. Что Альенде золотом Москвы сумеет коррумпировать всю Латинскую Америку. Но он ошибается. Какова твоя роль в альянсе, который они сколачивают? И какие у тебя связи в Бразилии?

Пауло клялся, что не имеет к этому никакого отношения, что все это неправда, что он всего лишь хотел путешествовать и познавать мир, – и постоянно спрашивал, где его подружка и что с ней сталось?

– А-а, это та, которую заслали к нам из коммунистической Югославии покончить с демократией в Бразилии? Она получает то, что заслужила, – ответил ему «злой».

Вновь было ожил и вернулся ужас, но Пауло сумел взять себя в руки. Надо было понять, как выбраться из этого кошмара. А значит – очнуться.

Ему пригрозили, что сыграют с ним в «телефон» – подключат к телу металлические клеммы и, завертев ручку, пустят ток: такого не выдерживают самые стойкие.

И тут при виде этого жуткого устройства Пауло вдруг осенило: он нашел выход. Отбросив покорность, он закричал:

– Думаете, я боюсь электрошока? Думаете, я боюсь боли? Не беспокойтесь – я буду мучить себя сам. Я уже лежал в психушке – и не один, не два, а три раза, там через меня прогнали столько электричества, что я смело могу выполнить всю работу за вас. Да вы наверняка знаете об этом, вам ведь все обо мне известно.

С этими словами он начал ногтями в кровь раздирать себе лицо и тело, крича, что пусть они хоть убьют его, ему наплевать – он верит в переселение душ и рано или поздно явится за ними с того света. За ними и их близкими. Кто-то подскочил, схватил его за руки. Судя по всему, он сумел напугать тех, кто вел допрос, хотя никто не произнес ни слова.

– Прекрати, Пауло, – сказал «добрый полицейский». – Успокойся. Объясни тогда, что это за карта.

Пауло отвечал ему так, словно находился в припадке буйного помешательства. И диким криком описал происходившее в Сантьяго – им нужно было понять, как добраться до туннеля между Чили и Аргентиной.

– А где моя девушка?! Что с моей девушкой??!

Он кричал все громче и пронзительней, надеясь, что этот крик долетит до нее. «Добрый» пытался утихомирить его – как видно, он еще не вполне озверел и оскотинился на своей работе.

Не трясись ты, уговаривал он Пауло, приди в себя, если не виноват, тебе нечего бояться, но нам придется проверить все, а потому ты останешься здесь на какое-то время. На какое именно, не сказал. Угостил Пауло сигаретой. Тот заметил, что все остальные вышли из комнаты, будто утратив к нему интерес. «Добрый» сказал:

– Дождись, когда за мной закроется дверь – и можешь снять с головы мешок. Услышишь стук – снова наденешь. Как только мы соберем все необходимые сведения, тебя отпустят.

– А моя девушка?! – выкрикнул Пауло.

Он не заслужил такого. Каким бы скверным сыном он ни был, как бы ни мучились с ним родители, но все же такого он не заслуживал. Он был ни в чем не виноват, но окажись у него сейчас в руке пистолет, перестрелял бы всех. Нет ничего ужасней наказания без вины.

– Да не бойся. Мы же не звери какие-то… Мы хотим всего лишь уничтожить тех, кто хочет погубить нашу страну.

«Добрый» вышел, хлопнула дверь, Пауло стянул с головы мешок и огляделся. Он сидел в звуконепроницаемой камере – вон тот порог, о который он споткнулся при входе. Справа было большое окно с матовым стеклом – через него, наверно, наблюдали за арестованным. В стене виднелись два-три отверстия, из одного торчало что-то, похожее на волос. Но следовало делать вид, будто его это нимало не трогает. Пауло оглядел свое окровавленное, исцарапанное тело, ощупал себя, убедившись, что руки и ноги целы: здешние люди умели бить и мучить, не оставляя следов, и, быть может, потому их напугала его реакция.

Он подумал, что они скорей всего свяжутся с Рио-де-Жанейро, узнают в клинике о его госпитализациях и электрошоковой терапии, потом проверят каждый его шаг – и его собственный, и девушки, чье иностранное гражданство может оказаться и спасением, и приговором, потому что она приехала из коммунистической страны.