Кевин Кун - Хикикомори Страница 5

Лично я не собираюсь обсуждать его планы на будущее. Вместо этого мы с Яном со всей искренностью бросаемся друг другу в объятия. Мы почти одного роста; его кудри щекочут мне ухо. От него пахнет гелем для волос, пивом и кофе. Именно так, проносится у меня в голове, и должны пахнуть выпускники.

– Ты как? – спрашивает Ян. Отец остается стоять рядом, не сдвинувшись ни на сантиметр. По его расплывшемуся в улыбке лицу видно, как ему нравится наблюдать за встречей молодых людей.

– Мне не помешал бы кофе, – отвечаю я.

– Ого, кажется, это по моей части, – обрадованно замечает отец. Мы синхронно киваем, и он, ощутив в себе потребность, скрывается на кухне. Я, ухмыляясь, смотрю на Яна, ибо он знает, какой из моего бати хозяин – скоро вся кухня будет забрызгана, засыпана кофе и приведена в полный кавардак. Мы проходим в гостиную и садимся у камина. Кому-то кажется, что огонь располагает к беседе, мы же лишь устраиваемся поудобнее, закинув ногу на ногу; приятно смотреть, как пляшут языки пламени. Ян рассказывает о том, кто пришел на подготовку к выпускным экзаменам. Я спрашиваю, как дела у Матце и как он справляется. Матце, говорит друг, по-прежнему тормозит, как недоделанный трактор, и с ним приходится иметь массу терпения. Я смеюсь – а когда было иначе? И в то же время удивленно замечаю, насколько мне все это кажется далеким – так, словно он рассказывает мне о событиях давнего прошлого.

– А как прошел твой первый день? – Склонив голову набок, Ян смотрит на меня искоса. Мне импонирует его прямота, но я не знаю, что ответить. Я мог бы рассказать о том, как накладываются, наслаиваются друг на друга организмы, как я высвобождаюсь из-под завалов. Но мне что-то мешает.

– Все по-прежнему, – сообщаю вместо этого я.

– А что Ким?

Говорю, что она на моей стороне. Ян откидывается в кресле, воззрившись на меня с наигранным удивлением:

– Чего?! Да мы все здесь на твоей стороне!

Я благодарю его, подчеркивая, как это мило. Но в действительности мне не очень-то приятно от этой мысли, мне скорее делается неуютно, когда представляю, как друзья все вместе сидят на краешке моей постели, обсуждая, кто же на самом деле такой этот Тиль и каким, на их взгляд, окажется его жизненный путь. Огонь в камине вдруг кажется чересчур жарким, меня охватывает такое чувство, будто он пожирает кислород в комнате. Воздух между Яном и мной сгущается, мне становится нечем дышать. Словно что-то заподозрив, из кухни выглядывает отец. Встретившись со мной взглядом, изумленно приподнимает брови.

– В чем дело? – спрашивает Ян.

– Ни в чем, – отвечаю я. И покуда отец с благосклонным вниманием ставит на журнальный столик чашки с капучино, а затем устраивается с книгой в том кресле, в котором обычно читает, то и дело поглядывая на нас, словно сторож, проверяющий, все ли чинно, я пытаюсь освободиться от сжавших меня тисков, сбросить с себя давление. Но по всему телу уже разлилась невыносимая тяжесть, и когда я пытаюсь катапультировать себя из сложившейся ситуации, выясняется, что я будто сросся с креслом. Пока я среди них, пока я играю прежнюю роль, даже если эта роль заключается в том, чтобы сопротивляться всякому стороннему влиянию, мне никогда не стать другим. И вместе с тем этот другой существует. Во мне есть что-то, нуждающееся в большем пространстве, что-то, что никогда не будет укладываться в стандартные рамки. И я сам должен создать ему, другому мне, пространство для развития. Не отец, не Ян, только я один.

– Ты отчего такой нервный? – Друг отставляет чашку, смахивает с губ молочную пенку.

– И вовсе не нервный, – отвечаю я. Но он словно мог заглянуть внутрь меня и увидеть, отчего я настолько зажат. Ян принялся рассказывать о том, как прошел первый учебный день без меня, как фрау Кениг почти что в отчаянии пыталась чем-то заполнить пустоту, оставшуюся после моего ухода. Ведь я всегда был для нее возмутителем спокойствия, который своим поведением задирает всех. И поскольку теперь ей некого винить, вся ответственность за отвратительный урок ложится целиком на ее плечи. Ян разошелся, ожесточенно машет перед камином во все стороны руками, возмущается несправедливости и клянется, что он этого так не оставит и другие тоже. «Можешь на это положиться», – заверяет он. У меня недостает мужества сказать ему, что я даже и не собирался на такое полагаться.

Оскар вдруг оказывается рядом, словно ждал момента, когда его присутствие понадобится. Анна-Мари тоже вышла в гостиную и улеглась на кушетку, поставив на живот чашку с мюсли. За мной требуется особый надзор, внезапно осознаю я. Как за карантинным больным.

– Ты вступаешь в новую жизненную среду, понимаешь? – говорит отец. – Возможно, тебе стоит поразмыслить над альтернативным способом самовыражения, заняться лепкой, например. Каждый следующий шаг может оказаться решающим!

– С тем же успехом он мог бы писать приложения с рекламой, – подает голос Анна-Мари, держащая в руках полную ложку мюсли. – Это просто хит, и для этого вовсе не надо выходить из дома.

– Да не важно, главное – заниматься хоть чем-нибудь, – перебивает ее Ян. – Не сдаваться, продолжать действовать.

«“Комманд”—“Q”», – проносится в голове, и я резко поднимаюсь.

– Что-то мне нехорошо, – говорю я. – Кажется, мне лучше побыть в тишине.

На лице Яна на этот раз читается неподдельное изумление. Сестра вновь концентрируется на своей овсянке. Я обнимаю друга на прощание, благодарю отца за кофе и ухожу из гостиной.

В моей комнате невыносимо свежо. И меня уже поджидает Ким, вот она. Я рад ее видеть. Она теперь рядом со мной и на стене, там, куда я повесил скриншот. По нему видно, сколько веснушек на ее бледных щеках. Мне нравится, что ее правое ухо торчит немного больше, чем левое. Ким на экране моргает. Завидев меня у себя в окне, расплывается в улыбке.

– Ким, я справлюсь, – уверяю я.

– С чем?

– Я хочу справиться самостоятельно.

– Справиться самостоятельно с чем?

– Мне не нужны ни ты, ни моя семья.

Девушка молчит. Я вижу, как черты ее лица каменеют, как она пытается совладать с собой. Она смотрит на меня, ищет какой-то знак, который намекнет, как я поведу себя дальше. «“Комманд”—“Q”», – вновь думаю я.

– Против ветра и невзгод, – слышу я свой голос, – я выстою сам.

И прежде чем Ким успевает сказать еще хоть слово, я жму на «горячие клавиши», и от нее остается лишь усыпанный веснушками скриншот.

3

Голос Яна звучит согревающе, мягко просачиваясь сквозь динамики колонок. На мониторе у Тиля его лицо растянуто по размерам больше, чем в жизни. Видеосвязь. У него гладкая, чистая кожа высокого разрешения.

– Но курить ты пока еще не бросил, разве нет?

В ответ парень принимается рыться в ящике стола. Среди карандашей и скорлупы от грецких орехов находит зажигалку. Друзья одновременно щелкают кремнем.

– А чем еще занят в последнее время?

– Думаю. – Тиль выпускает клубы дыма через нос и то и дело смотрит куда-то поверх камеры, словно там, за эркером, на другой стороне улицы происходит нечто захватывающее.

– Да? И о чем же?

– Что в итоге мы все вбираем в себя.

– Прости, куда?

– В себя. Все, что вокруг нас. В наших головах есть собственный мир, засасывающий все подряд: кружку с засохшей пенкой, трещину в чашке, террариум, балкон, вазоны с цветами, обледенелый носок. Твой монитор, меня в окне, понимаешь? – Тиль потягивается, стряхивает пепел в террариум и продолжает. – Словно в нас сидит оператор, снимающий происходящее на камеру, этакое наше личное кино. Каждую секунду каждый из нас записывает свой собственный фильм. Самое смешное, что тебя самого в нем никогда нет – только другие!

– Где ты этого набрался?

– Тебе зачитать?

– На вечеринке расскажешь, ладно? Усядемся в углу, пофилософствуем, пока остальные будут надираться и ничего не заметят. Ты ведь придешь? – Ян глубоко затягивается, так, что сигарета тает на глазах, и проводит рукой по взъерошенным волосам.

– Торчу в «Медальке».

– Да ну?! – Ухмыльнувшись, Ян тушит сигарету и тут же прикуривает новую. – Мне начинать волноваться?

– У меня снова появилось время.

– И как, там все те же?

– Одного я точно помню: Храброго Убивашку, – Тиль и сам затягивается второй – и вновь глядит куда-то поверх камеры.

– Ему, видать, реально в жизни заняться нечем. Столько лет торчать в одной и той же игрушке…

– Он офигенный игрок, – отвечает Тиль. – О каждом заботится, следит за группами. Они все на нем и держатся. – Его взгляд снова скользит куда-то в сторону.

– В чем дело? – не выдерживает Ян. – За тобой кто-то следит?

– Сейчас покажу, – парень усмехнувшись, поворачивает камеру.

– Ничего не вижу.

– Смотри внимательней. Вон там, напротив, этажом выше. Видишь?

– Вон того чувака?

– Он там последнее время постоянно торчит, за ящиком для цветов.

– Что это на нем? Розовая рубашка?