Давид Фонкинос - Мне лучше Страница 5

– …

– Не волнуйтесь, это быстро.

И не успел я ничего ответить, как он снова скрылся. Нет ничего тревожнее, чем когда вам говорят “не волнуйтесь”. Ну, я старался все-таки не психовать и сохранять спокойствие. Паниковать ни к чему. Он хочет уточнить… но что, что уточнять-то?

– Сделайте глубокий вдох… а теперь не дышите.

– …

– Отлично, вы делаете успехи.

Я не ослышался! Он сказал это с юмором. Но нет ничего тревожнее, чем когда с вами шутят, а дело серьезное. Хорошо ему умничать – а мне становилось все хуже! Не было сил терпеть. Вся обстановка действовала на нервы. Сколько мужчин и женщин побывало в этом кабинете, сколько людей стояли тут поодиночке, раздетыми, как я, и ждали приговора? Сколько их входило сюда спокойно, а выходило в смятении? Я с этим врачом не знаком. Он мне никто, я ничего о нем не знаю, и вот в его руках моя судьба. Он всю жизнь занимается тем, что приносит дурные и добрые вести. Чем не демиург? Я, например, на такое не гожусь. Если бы я увидел на снимках что-то ужасное и должен был сообщить пациенту в лицо о скорой смерти, то просто дал бы деру. Но мой рентгенолог никуда не бежит и бежать не собирается.

– Можете одеваться, – сказал он из кабины.

Уже хорошо. Одежда – хоть какая-то защита. Врач подошел ко мне и объявил:

– В целом, судя по снимкам, у вас все нормально.

– В целом?

– У вас болит в нижней части спины?

– Ну да… вот здесь…

– Я, откровенно говоря, ничего страшного не вижу. Но немного повыше того места, что вы мне показываете… есть какое-то пятнышко.

– …

– Посмотрите сюда… – Он показал мне один из снимков.

– Не вижу.

– Пятнышко незначительное. И неопасное. Неужели не видите?

– Да, действительно, вижу.

– Причин для беспокойства нет. Но все же лучше бы сделать МРТ.

– Что-что?

– МРТ. Чтобы получить более четкую картину, чем на рентгене. Это позволяет визуализировать опухоли, если они имеются.

– Опухоли? Почему?.. Вы думаете, у меня опухоль?

– Да нет. Я говорю вообще. Скорей всего, у вас просто соприкасаются два позвонка.

– Не очень-то вы, кажется, верите в такой диагноз.

– Ну что вы!

– …

От этих слов, которые наложились на не стихающую двое суток боль, у меня подкосились ноги. Стало дурно. Я хотел прислониться к стене, но и она оказалась зыбкой. Рентгенолог послал стажерку принести воды, а сам подошел поближе и сказал:

– Послушайте… это самое обычное исследование. Оно позволит окончательно удостовериться, что у вас все в порядке…

– …

– Как оно наверняка и есть…

Но уверенности в голосе я не услышал – просто он пошел на попятный, чтобы я не грохнулся в обморок у него в кабинете, а то он выбьется из графика и у него сорвется план трахнуть молоденькую практиканточку в обеденный перерыв. Я не сошел с ума. Что-то в этом докторе настораживало. Его манера не договаривать фразы, словно оставляя многоточия между словами, – все это неспроста, так говорят только те, кому есть что скрывать: скандальное прошлое, тайные мысли. Откуда в нем такая беспардонность? Разве можно так запросто бросаться словом “опухоль” и делать вид, будто это пустяки! Я спросил, когда нужно сделать эту МРТ.

– Чем раньше, тем лучше. Скорее… отделаетесь.

– Вы это честно говорите, или на самом деле это срочно, но вы не подаете виду?

– Честно. Чтобы вы скорее успокоились.

– …

– Вы ничего не почувствуете. Это похоже на кабину солярия, – сказал он, посматривая на практикантку – она вернулась со стаканом воды в руках.

Я оделся за ширмой. Этот тип меня будто контрастным душем окатывает. То говорит, что все прекрасно, то вдруг оказывается, что при этом необходимо новое исследование. Он тоже хочет “уточнить диагноз”. И он произнес слово “опухоль” – одно из самых жутких слов, какие мне известны[3]. Мне представлялось, что во мне сидит паук. Я еле справился с рубашкой. Каждую пуговицу застегивал по минуте. А выходя из кабинета, наткнулся на стажерку. Она широко улыбнулась и сказала:

– Он всем рассказывает про солярий, чтобы снять напряжение.

– …

– Понятно, что вы нервничаете. Когда болит спина, это очень изматывает.

Все это – не переставая улыбаться. Я попытался тоже улыбнуться, но у меня свело челюсть. Стало неловко за то, что я о ней плохо думал. Разумная, добрая, старательная девушка. Она пошла дальше, а я проводил ее взглядом и неожиданно залюбовался: до чего красивая спина.

8

Интенсивность боли: 8

Настроение: унылое

9

Я плелся еле-еле. Чувствовал себя так, словно меня прищемили дверями. Прежде чем уходить, мне захотелось зайти к тому доктору, который смотрел меня накануне. На счастье, он как раз проходил по коридору. Тут же спросил, как у меня дела, – вот это я понимаю! После меня он принял уже не один десяток пациентов, а помнит, будто мы только что расстались. Я пожаловался, что рентгенолог послал меня на МРТ. На секунду он показался удивленным, но как профессионал тотчас вернул лицу нормальное выражение. Да-да, все нормально. Главное, не беспокойтесь. Это высокочувствительный метод, который позволит установить абсолютно точный диагноз. Он на минутку задержался, чтобы меня приободрить, и рассказал, как проходит МРТ. Я моментально успокоился. И, хотя было неудобно задерживать его еще больше, пожаловался, что боль никак не отпускает.

– Понимаю. Я выпишу вам обезболивающее. Это таблетки с кодеином. А если они не помогут, дам рецепт на морфин.

– …

– Назначают еще кортизоновые инъекции, но я в них не верю.

У меня самого никакого мнения на этот счет не было. Я целиком полагался на доктора. Он выписал рецепт, и я от всей души поблагодарил его за внимание и любезность. Благодаря ему я немножко воспрянул духом и мог теперь заняться другими делами.

На улице я стал искать аптеку. Но ни одной поблизости от больницы не нашлось – странно! Вот ведь вокруг кладбища всегда полно цветочных магазинов. И только метров через двести аптека наконец обнаружилась. Меня обслуживала приветливая, но ужасно медлительная особа. Минут пять, не меньше, она разглядывала рецепт и рылась в компьютере, а потом еще столько же искала лекарство. А когда что-то болит, десять минут – это целая вечность. Вначале она мне понравилась, но теперь – придушил бы.

– У вас болит спина? – спросила она, пока я расплачивался.

– Да.

– Типичный случай. У всех теперь болит спина.

– Вот как…

– Пошла такая мода.

– …

Я не знал, что ответить. У меня, значит, модная болезнь. Хоть какое-то утешение. Ну, и есть свои плюсы: моя хвороба – не сиротинушка какая-нибудь безвестная. К нашим услугам медицина развернула целый арсенал. Я попросил у аптекарши стакан воды запить таблетки и принял две штуки, не сходя с места. За мной успела выстроиться целая очередь, уходя, я слышал у себя за спиной неодобрительный шепот.

Что дальше? Идти на работу не было сил. У меня не хватит духу заглянуть в лицо несчастью. Да и зачем? Я никому не нужен, я изгой. И не уволен только потому, что мой проступок не имел губительных последствий. Меня, как говорится, “положили на полку”, и теперь мне предстоит там полеживать. Меня оставили еще и за прошлые заслуги – ведь до сих пор моя карьера развивалась безупречно. Я даже считал, что все меня ценят, за исключением, конечно, Гайара. Скажу, не хвалясь: я был хорошим сотрудником. Умел работать в группе, выслушивать каждого, умел вносить человеческую нотку в казенные отношения. Вчера, к концу рабочего дня, ко мне заглянул Одибер. Не тот взбешенный начальник, что после совещания метал в меня громы и молнии, а кто-то совсем другой, тихий и сдержанный. Я нутром почуял в нем протестантскую закваску. Этот прямой, корректный человек, с детства приученный жить по совести и справедливости, казалось, источал некую спокойную силу. Судя по тому, что он пришел в мой кабинет, он корил себя за то, что вспылил, пусть даже для ярости были все основания. Человеческие отношения важнее. Да и не пристало такому трезвому дипломату, важному должностному лицу орать, как скупому лавочнику.

– Все мы можем ошибиться, – заговорил он негромко, но твердо.

– …

– Я знаю и ценю ваши способности. Возможно, вы просто переутомились.

– Скорее всего.

– И вы, надеюсь, понимаете, что в ближайшее время я не могу доверять вам ответственные задания.

– …

– Но, думаю, в дальнейшем положение исправится, и мы обсудим планы на будущее.

Я даже растерялся от неожиданной милости Одибера. Тут бы воспользоваться моментом и рассказать, как меня подставили. Но что-то меня удержало. В глубине души я все же чувствовал свою вину. И оправданий мне не было. Не надо было полагаться на Гайара. Я должен был проверить документы, которые он мне давал. И нельзя сказать, что он действовал исподтишка – он никогда не скрывал, что считает меня своим соперником. Так что в значительной степени я подвел себя сам.