Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой Страница 51

На лицо девушки закапали капли пота с его лица, и она застыла, как птица с перебитым крылом. Он схватил ее за подбородок, когда она отвернулась, и повернул лицом к себе:

– Смотри на меня! Ты это запомнишь!

Выпрямившись, он коленями раздвинул ей ноги.

– И смотри внимательно! Я хочу, чтобы ты видела, как тебя имеет такой мужчина, как я!

Его губы раздвинулись в усмешке, и она так и застыла на его лице мгновение спустя, когда он без чувств повалился на Ануш.

Над ними стояла Хандут, вернее, это был призрак той женщины, которую Ануш когда-то знала. Отбросив в сторону камень, который она держала в руке, женщина схватила солдата за ноги и стащила его с дочери.

Ануш встала. Мать и дочь смотрели друг на друга. Хандут было невозможно узнать. Она была истощена и явно больна, волосы на голове повыпадали, местами проглядывала голая кожа. Одно ухо болталось практически оторванное и окровавленное.

Ануш услышала всхлипывания и поняла, что это плачет она сама! Из глаз текли слезы, которые она не выплакала, отдавая своего ребенка и потеряв бабушку.

Хандут обняла ее и крепко прижала к себе. Так они и стояли, будто всю жизнь обнимали друг друга.

На земле пошевелился Хорек. С его губ сорвался стон, и он начал ползти к дороге. Одним рывком Хандут настигла его, подняла камень и стала снова и снова опускать его на затылок солдата. На ее платье летели брызги крови и ошметки кожи. Ануш молча наблюдала. Пока из этого негодяя выбивали жизнь, она молилась об одном – чтобы он больше никогда не встал.

Наконец камень выпал из рук уставшей матери.

Хандут присела возле трупа и перевернула его на спину. Вытирая пот со лба, она начала расстегивать форму.

– Быстрее! – Она посмотрела на дочь. – Снимай свою одежду!

Ануш почувствовала, что лейтенант приближается к ней, еще до того, как увидела его. Опустив глаза, она нагнулась и притворилась, будто вытряхивает камешек из башмака. Когда он прошел мимо нее, девушка испытала невероятное облегчение, а когда вернулся, она запаниковала.

Кабалак[47] Хорька был плотно натянут на голову, форма сидела хорошо, но вблизи обман сразу раскрылся бы. Волосы были мокрыми от пота. Хандут шла впереди, но, что-то почувствовав, она обернулась.

Лейтенант был всего в нескольких шагах от Ануш, и ей ничего не оставалось, кроме как посмотреть на него. Он уставился на девушку. Она узнала этот взгляд. Один из отрешенных взглядов, какие были у солдат, когда они делали то, что им приказывали. Мужчина снял кабалак с ее головы, и коса Ануш упала ей на плечо. Схватив ее за волосы, он запрокинул ей голову, обнажив шею. Она слышала шепот лезвия, вынимаемого из ножен, солнце сверкнуло на нем, отразившись в ее глазах.

Вот оно… Вот так все закончится. Сейчас всему придет конец. Пожалуйста, Господи, пусть это будет быстро! У нее возникло странное ощущение… практически приятное. Ей даже захотелось спать…

Ее голова раскачивалась из стороны в сторону, пока она не пришла в себя. Нож лейтенанта был у него в одной руке, а коса Ануш – в другой.

Он поднял кабалак, отряхнул его от пыли и протянул девушке. Бросив ее косу на обочину, мужчина ушел. Ануш молча смотрела ему вслед.

Как только солнце стало клониться к закату, вновь появились люди из шота. Как и в тот раз, они выстроились в ряд вдоль берега реки по всей длине каравана.

Возглавлял их Мурзабей. Ануш расположилась позади всех, но так, чтобы ей все было слышно.

– Ну и историю рассказал мне твой капитан во время нашей предыдущей встречи! – сказал Мурзабей лейтенанту. – Я собирался преподать ему урок, но, похоже, его лошадь сделала это за меня. Причем весьма болезненно и, конечно, с моей помощью. – Он засмеялся. – Не переживай, он жив. Немногие, соврав мне, остаются в живых, но полковник велел мне не трогать его.

– Что ты хочешь? – спросил лейтенант.

– Я хочу забрать то, что принадлежит мне! – Бандит кивнул в сторону каравана. – Абдул-хан пообещал мне их. Ты и твои люди едете в Гюмюшхане, а я забираю армян.

Все обратили взоры на лейтенанта. Капитан уже один раз спас их от банды шота, и они вновь надеялись, что им повезет. Одна из женщин начала голосить, заплакал и старик, уже никого не смущаясь.

Из повозки с больными холерой выглянул немец, позабыв о фотокамере.

Повсюду, как прутья клетки, стояли бандиты. Они лишили людей малейшей надежды на спасение. Человек двести наблюдали за армянами с вершины холма, готовые подсчитывать добычу. Лейтенант стоял, склонив голову.

Мурзабей улыбался. Он знал, какое решение примет лейтенант, и, когда тот кивнул, за его спиной раздались душераздирающие крики…

Ануш нашла мать там же, где они и расстались, – в самом конце каравана. Хандут посмотрела на дочь.

– У тебя есть то, что мне нужно, – сказала она.

В кармане брюк был пистолет Хорька. Ануш коснулась его пальцами, но не вытащила из кармана.

– Не тяни, Ануш! Больше ни один мужчина не коснется меня. – Хандут протянула руку. – Отдай его мне!

Девушка достала пистолет из кармана и вложила его в руку матери. Шум толпы за их спинами становился все громче: люди плакали, стонали, молились. Хандут спрятала пистолет в карман и, не сказав больше ни слова, затерялась в толпе. Не осталось времени для слов, прощальных подарков, воспоминаний. Ануш почувствовала себя одинокой, как никогда прежде. В растерянности она смотрела на то место, где до этого стояла ее мать.

– Ты! Иди за мной! – Как будто из ниоткуда, появился лейтенант. – Держись все время за мной. Ни с кем не говори и никуда не ходи, пока я тебе не скажу!

Он пошел туда, где солдаты седлали лошадей и перегружали повозки. Ануш не могла двинуться с места. Она будто окаменела, ноги не подчинялись ей. Вокруг люди цеплялись друг за друга, молились, кто-то просто молча стоял. Дети руками закрывали глаза, матери голосили за двоих. Все с ужасом наблюдали за тем, как солдаты собираются уезжать.

Лейтенант оседлал свою лошадь и уже намеревался вскочить в седло, когда понял, что девчонка не пошла за ним. Он оглянулся, увидел, что она стоит на том же месте, где он ее и оставил, их взгляды встретились.

Ануш понимала, что означает этот взгляд. Она могла остаться, если бы захотела. Она могла умереть вместе со всеми, потому что он больше ничего не сможет сделать для нее. Ануш хотела остаться, хотела быть с матерью и односельчанами, но ее ноги сами начали двигаться. Она медленно приближалась к лейтенанту, будто ей пришлось пройти сквозь каменную стену. Повозка с солдатами, больными холерой, уже тронулась в путь, остальные солдаты были в седлах и ждали сигнала трогаться.

Подведя к девушке кобылу Хорька и вручив ей поводья, лейтенант сел на свою лошадь и повел небольшой отряд вперед. Ануш неуверенно забралась в седло, и лошадь двинулась следом за удаляющимися солдатами.

Крики настигли их, когда они не проехали и пары километров. Внезапно воздух стал плотным, будто наполнился страданиями.

Лошади прядали ушами, выгибали изящные шеи и выпучивали глаза. Мужчины из двадцать третьей роты ехали не оборачиваясь, будто от этого зависела их жизнь. Никто не обернулся ни разу даже тогда, когда раздались первые выстрелы, спугнувшие устраивающихся на ночлег птиц; они взвились стайками в вечернее небо.

Джахан

Начало поездки он помнил очень четко. Каждый камень на дороге, каждую выбоину отмечало его разрушенное болью сознание.

Лежа под палящим солнцем в насквозь пропитанной потом одежде, он чувствовал, как одеяло прилипает к ране в тех местах, где сочится кровь.

Муслу приспособил кусок брезента в качестве навеса над повозкой, но из-за жары и клубящейся пыли под этим навесом было практически невозможно дышать. Временами сознание покидало его.

Ему казалось, что он дрейфует в каком-то мареве, в мечтательном состоянии, посреди моря, и пытается удержаться на волнах.

Потом мужчина приходил в себя, лежал, уставившись на брезент над головой, и дальше трясся в повозке, мучаясь от нестерпимой боли. Едва уловимые движения рядом напоминали ему о его дочери. Он поднял одеяло и коснулся груди малышки, которая была меньше его ладони и едва поднималась и опускалась.

Через несколько часов Муслу остановился, чтобы они могли попить и напоить лошадей. Джахану приходилось насильно пальцами раскрывать ротик Лале, чтобы заставить ее хоть немного попить. Бренди из фляжки Армина делал свое дело, но слабеющее дыхание девочки внушало опасения.

Муслу, насвистывая, мрачно поглядывал на Джахана.

– Ее дух слабеет, капитан. Долго она не протянет.

Теперь Муслу то и дело нахлестывал лошадей кнутом. Если они будут продолжать двигаться в таком же темпе и если хватит воды, думал Муслу, у них есть шанс. Но этот шанс растворился, как только перед ними появились люди Мурзабея. Муслу остановил лошадей, а Джахан задвинул ребенка поглубже под одеяло.

– Вот мы и встретились, – сказал Мурзабей капитану, глядя на него с лошади. – При резко изменившихся обстоятельствах. – Разбойник заулыбался. – У нас с полковником Абдул-ханом была интереснейшая беседа. Мы поговорили как друзья, ты же понимаешь… А ты убедительный лжец, капитан! Ты не повиновался приказам полковника, и это его расстроило. И очень сильно!