Крис Клив - Золото Страница 57

Он чуть не рассказал обо всем Кейт. Невыносимо одному нести такую ответственность!

Джек смотрел, как от дыхания дочери запотевает прозрачная зеленоватая маска, и чувствовал чудовищную стремительность времени. Мысль о том, что Софи может умереть, никогда их не покидала – с того момента, как был поставлен диагноз, – но все же она казалась чем-то вроде скверного пункта на карте, вроде Берега Слоновой Кости. Такое место не так уж пугало, пока ты держался от него подальше. Туда отправляются люди похрабрее тебя, а уж тебе, если что, достанет времени собрать чемоданы. А тут вдруг он, в своем велосипедном трико, с ключами от дома и машины, с мобильником и суммой в пять фунтов семьдесят три цента в карманах, сидит и смотрит на Софи, а она, может быть, умирает. По-настоящему умирает. Такова природа времени: оно похоже на широкую, красивую, плавно спускающуюся винтовую лестницу, но последние ступени внезапно оказываются подгнившими.

Ему нужна была Кейт. Он испытывал потребность держать ее за руку. Если перед ними обрыв и они не упадут вместе, придется падать поодиночке.

Джек попытался чем-нибудь себя занять. Сунул в уши наушники и выбрал в меню айпода «Проклэймерс». Он включил «Пятьсот миль», потому что это была любимая песня Софи. Когда дошло до припева, поднес один наушник к уху дочери. Ритм песни то совпадал с биением ее сердца, то расходился. А выражение лица не менялось.

Джек наклонился к ней и шепнул, что мама скоро приедет. И еще сказал, что нужно сражаться.

Ему разрешили взять Софи за руку, и это показалось ему хорошим знаком – наверное, она вне опасности. Но через минуту Джек начал думать, что сестры намекают на что-то такое, чего он не желает понимать.

Сначала ему велели ждать в коридоре, и он мог объясняться с Софи только жестами, через панель из бронированного стекла, вмонтированную в дверь. Софи не понимала, что с ней происходит, а Джек старался изо всех сил, но так трудно было сказать жестами: «Все хорошо, с тобой все хорошо, а эти врачи и сестры, которые скачут вокруг тебя, просто преувеличивают. Но было бы невежливо сейчас спорить с ними: они так стараются». Попробовал бы кто-нибудь передать такое послание через толстенное стекло. А ведь приходилось делать скидку еще и на рассеянный свет.

Прежде чем заснуть, Софи улыбнулась. Эта улыбка, обрамленная бронированным стеклом, впечаталась в сознание Джека. А врачи и медсестры вели себя как прибой: нахлынут – отхлынут. Трудно было выделить в этой светло-зеленой волне кого-то конкретного и спросить: моя дочь умирает или просто спит? А потом ему стало невыносимо стыдно: как же он не понял, что его дочь так больна?

Но сейчас мониторы демонстрировали стабильные показатели. Боясь разрушить чары, что-то такое спугнуть, Джек сидел почти неподвижно. Здесь, в этой палате, где работали мониторы, время уподобилось алмазу, ограненному дыханием Софи, полируемому ее пульсом. Пока слышались эти звуки, время было бриллиантом чистой воды.

На линии старта Кейт старалась не смотреть на Зою, находящуюся от нее слева: на первый заезд Зое досталась внутренняя дорожка. Она не позволяла себе думать о том, когда и как Зоя появилась на велодроме, не гадала, не случилось ли с ней что-то плохое. Кейт держалась за голос Джека, за его слова о любви. Эти слова вертелись у нее в голове, пока не заполнили все ее существо. Она перестала слышать другие звуки, все сомнения ее развеялись. Глядя прямо перед собой, вдоль трека, она несколько раз сжала и разжала пальцы на ручках руля и заставила себя успокоиться.

– Одна минута до старта, – возвестил стартер.

Все чувства Кейт обострились. Она повернула руль вправо и влево, проверила силу трения шин о лакированное покрытие трека – шины издали визгливый скрип. Когда Кейт поворачивала руль, ткань трико задела свежую татуировку, и боль заставила Кейт разозлиться. Она стала напрягать и расслаблять по очередно разные группы мышц, чтобы дать выход злости. Она замечала мельчайшие детали: ворсинки на своих перчатках, нотки сандалового дерева в духах чиновницы, которая придерживала ее велосипед.

Стартер начал отсчитывать секунды, и только тогда Кейт позволила себе искоса взглянуть на Зою, смотревшую прямо перед собой. Ее вдохи и напряжение мышц Кейт ощутила так, словно это были ее собственные легкие и мышцы. В последние несколько секунд до старта она позволила своему телу заработать в такт с телом соперницы.

Прозвучал свисток стартера. Зоя легко оторвалась от линии старта; Кейт последовала за ней на расстоянии в шесть футов, готовясь сократить разрыв, если Зоя прибавит скорость. Но Зоя не торопилась, то и дело поглядывая назад: ждала малейшего намека на то, что Кейт начнет ускоряться. На первом повороте ни та, ни другая не стали взлетать на вираже, а как только опять пошел прямой участок, Зоя сместилась вправо и вверх. Кейт тоже поднялась выше, и они поехали друг за другом, прибавив скорость, чтобы силы трения хватило на преодоление второго виража. С той же скоростью они выехали на прямую. После пересечения линии, обозначившей окончание первого круга, обе стали постепенно наращивать скорость. Кейт по-прежнему держалась в кильватере у Зои.

На середине второго круга они снова забрались высоко на уклон. Кейт шла второй, внимательно наблюдая за Зоей: не вздумает ли та оторваться. Когда они оказались в верхней точке второго виража, перед спуском к финишной прямой Зоя наклонила голову вперед и приготовилась «нырнуть» вниз. Кейт моментально среагировала и ринулась к «дну» трека. Она не сразу сообразила, что это был обманный маневр. Зоя осталась на высоте, а Кейт покатилась к черной линии, напрягая мышцы на полную мощь. Зоя пристроилась за ней и помчалась у нее в кильватере. Колокол возвестил о начале последнего круга.

Последствия Кейт осознала мгновенно. Она утратила преимущество, и теперь ей оставалось одно – изо всех сил мчаться к финишу. Никакой тактики уже не требовалось – обе оказались близки к ровной части трека и на полной скорости двигались вдоль самой короткой прямой. Кейт понимала: если она сейчас не проявит какую-то сверхъестественную силу, Зоя будет дышать ей в затылок до последних ста метров, а потом выскользнет из ее кильватера, прибавит скорость и выиграет гонку.

Думать было не о чем, и Кейт вдруг стала очень спокойна. Она вышла на абсолютный предел своих физических возможностей и вызвала в сознании образ Софи, чтобы с его помощью заслоняться от отчаянных сигналов, посылаемых легкими и ногами. На последнем вираже возникло такое ощущение, будто у нее из глаз летят искры. Она рванулась к финишной прямой, почувствовала разрыв воздушного потока и услышала рев колес. Зоя выкатилась из ее тени и поравнялась с ней. Пятьдесят футов они проехали бок о бок. Кейт вывернула наизнанку каждый атом своего тела, и мало-помалу атака Зои стала захлебываться. Она отстала на дюйм, потом на диаметр колеса. С холодным изумлением в глубине сердца Кейт осознала, что победит. Она пересекла линию финиша на длину велосипеда раньше Зои и принялась сбрасывать скорость, сбавлять давление на педали. Через два круга она сумела немного остыть. Скосив глаза на Зою, увидела, что у той сокрушенный и подавленный вид. Понурые плечи, опущенная голова.

Зоя искоса взглянула на Кейт и выдохнула:

– Следующий за мной.

Кейт кивнула. Говорить она не могла: не хватало дыхания. Но внутри зародилась маленькая, осторожная надежда.

Софи очнулась, застонала, и у Джека дрогнуло сердце. Голос из-под маски звучал глухо, и ему пришлось наклониться, чтобы услышать, что она говорит.

– Папа?

– Да?

– Можно, я тебе что-то скажу?

– Скажи.

– Когда умираешь, все то же самое, только вокруг тебя светится какая-то линия.

– Я знаю, милая. Я видел в кино.

– Не только в кино, пап. Сила есть в самом деле. Джек заглянул в глаза дочери и увидел в них страх. Нервно сглотнул.

– Да, милая. Конечно, есть.

Софи чуть-чуть улыбнулась.

– Правда?

Голос звучал как у механической куклы, у которой кончается завод.

– Правда.

Софи закрыла глаза.

– Мне еще никогда не было… так.

– Было, было. Тебе бывало намного хуже.

– Откуда ты знаешь?

– Работа у меня такая. Все запоминать про тебя.

– А откуда ты знаешь, что запомнил правильно?

– Просто знаю. Вот вырастешь – поймешь. Для нас все намного яснее.

– Я умру, папа?

– Нет.

– Ты бы мне сказал, если бы я умирала?

– Да.

– Правда?

Джек заставил себя отвечать твердо, не раздумывая:

– Да, я бы тебе сказал.

Они замолчали. Пахло мочой и хлоркой. Софи смотрела на Джека, а Джек – на Софи, и каждый искал сомнение в глазах другого.

Джеку стало намного легче, когда Софи снова закрыла глаза. Ему нужно было отойти от тяжкого труда – излучать уверенность. Только потом он в ужасе осознал, что теперь могут означать закрытые глаза дочери. Его разум приспосабливался к ситуации медленно. Он все еще реагировал на происходящее по-старому. Раз ребенок закрывает глаза, значит, он отдыхает. Разум отказывался признавать, что ребенок отдыхает от жизни.