Луиза Уолтерс - Чемодан миссис Синклер Страница 6

Во всяком случае, Дженна теперь больше читает. Мне трудно представить, чтобы она много читала до своего устройства в наш магазин. Она не «книжный» человек, что бы под этим ни подразумевалось. Дженна занимается распаковкой наших ежедневных новых поступлений. Покусывая нижнюю губу, она сверяется со списком, убеждаясь, что нам привезли все перечисленные там книги. Затем аккуратно расставляет часть привезенного по полкам, а предварительные заказы складывает под прилавок. Лицо у нее сосредоточенное, как у шестилетней девочки, разучивающей новый трюк со скакалкой. Довольно часто Дженна обращается к нам за помощью, и мы с Софи терпеливо ей помогаем. Нам всем нужно учиться и набираться опыта. Что ни говорите, а команда у нас хорошая. Я знаю: Филип гордится нами.

Сегодня квартира Филипа сумрачна и тиха. В таком же состоянии пребывает и Дженна, которая открывает мне дверь и пропускает внутрь. Она не берет меня за руку, но я чувствую, как она загоняет меня прямо в гостиную. Знакомый кожаный диван вишневого цвета. Дженна включает большой торшер фирмы «Тиффани» и спрашивает, хочу ли я чего-нибудь выпить. Я отказываюсь. Себе она наливает джин с тоником. Сегодня она не работает. Ей нездоровится. Замечаю, что ее манеры одинаковы и в залах магазина, и здесь, когда она трогает вещи Филипа, наливая его джин. В этом тихом пространстве Дженна напоминает порхающую птичку крапивника. Мне почему-то становится ее жаль. Почему – не знаю.

Что-то здесь не так.

Чувствую себя взломщицей, проникшей во владения Филипа. Он уехал на книжную ярмарку и пробудет там целый день. Дженну он предупредил, чтобы не ждала его раньше половины девятого. Сейчас два часа дня, но шторы все еще плотно задернуты. На кофейном столике – пустая кофейная чашка и тарелка, усеянная крошками. Ощущается атмосфера какой-то расхлябанности. Обычно Филип терпеть не может беспорядка.

– Пьем до дна, – говорит Дженна и быстро опустошает стакан. Я улыбаюсь, не зная, что́ говорить и зачем вообще она меня позвала. – Роберта, я вляпалась в историю, – объявляет она.

– В какую?

– В ту самую, в какую вляпываются женщины испокон веку. Понятно?

Она вдруг начинает плакать, закрывая лицо рукой и пустым стаканом. Я подхожу к ней, глажу по руке, пытаюсь как-то успокоить.

Потом слезы иссякают. Дженна тянется к массивному кофейному столику с крышкой из дымчатого стекла и достает снизу пачку бумажных платков.

– И что ты думаешь обо мне теперь? – спрашивает Дженна.

Она наливает себе вторую порцию, которую пьет медленно, маленькими глотками. Ее белые руки слегка дрожат.

– Дженна, не мне тебя судить, – говорю я. – Слушай, ты же большая девочка, да и Филип – взрослый мужчина. Такое происходит сплошь и рядом. Может… несколько неожиданно… но ты с этим справишься. Как Филип к этому отнесся?

Ее взгляд полон ужаса. Ойкнув, я опускаю глаза, потом смотрю на зашторенное окно, на большое зеркало в позолоченной раме над камином.

– Я обнаружила это неделю назад. Почувствовала странную усталость. С месячными была задержка. Тогда я сделала тест на беременность. Роберта, я чуть с ума не сошла от ужаса. Пойми, я не хочу детей. Я их никогда не хотела и никогда не захочу. Я всегда так осторожничала. И вдруг… это катастрофа.

– Думаю, тебе нужно было бы советоваться не со мной, а с Филипом, – говорю я и мысленно отчитываю себя за свою прямолинейность.

– За каким чертом мне с ним советоваться?

– Потому что… ко мне это не имеет никакого отношения. Это ребенок Филипа.

– Нет, я так не думаю… В общем, я сомневаюсь.

Мне стыдно, но, услышав об этом, я мысленно вздыхаю с облечением. С громадным облегчением. Это не его ребенок. Возможно, не его. Ну и прекрасно! Значит, ребенок от кого-то другого. Тогда возникает сразу два вопроса. Чей это ребенок? Неужели она…

Храбростью я не отличаюсь и стараюсь всячески избегать любых конфликтов. Поэтому сижу молча, не зная, какие слова говорить дрожащей Дженне. Я не в состоянии думать о Филипе… Мне кажется, уж кто-кто, но он ни за что не потерпит двуличности. Бедняжка Дженна. И представить не могу, каково ей сейчас. Наверное, для нее это действительно катастрофа.

Но надо отдать ей должное: она очень, очень мила. Пожалуй, даже красива. Я, как и многие другие, включая Филипа, не могу остаться равнодушной к красоте. К ней тянешься, не видя последствий. И винить Филипа я тоже не могу, поскольку… ситуация вполне понятная. Он не монах и не обязан жить аскетической жизнью. Меня интимная сторона его жизни вообще не касается. Я всего лишь служащая в его магазине. Вряд ли Филипу пришло бы в голову назвать меня хотя бы своей приятельницей.

Дженна вздыхает и ставит пустой стакан на столик:

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Почти ничего.

В критические моменты помощница из меня никакая, и сейчас как раз такой момент.

Кризис.

Дженна падает на диван и плачет, наверное, целую минуту. Потом шумно сморкается в бумажный платок. Я придвигаюсь к ней поближе, и она кладет голову мне на плечо.

Я стучу ей по коленке, глажу ее спину:

– Дженна, ты не переживай. Все будет хорошо.

Есть клиника. Одна ее подруга… Так, Дженна нашла клинику. Завтра она туда пойдет и сделает аборт. Проблема будет решена. Филип ни о чем не узнает. Слава богу, завтра он опять поедет на книжную ярмарку. Он и не должен знать о подобных вещах. Никогда. Дженна его любит. По-настоящему. Она допустила оплошность. («Роберта, а кто не ошибается?») Встретила своего бывшего парня, тот признался, что помнит ее до сих пор и что она разбила ему сердце. Уговаривал ее вернуться… Ей в тот момент стало его жалко. Глупо, конечно.

– А ты когда-нибудь делала аборт? – спрашивает она.

– Нет, – почти сразу отвечаю я.

– Я не хочу идти туда одна. В смысле в клинику.

– Понимаю.

– Ты пойдешь со мной? Ну пожалуйста.

– Конечно пойду.

– Мне больше некого попросить. Совсем некого.

– Не волнуйся, я пойду с тобой.

– Не хочется просить Софи.

– Само собой.

Я ее понимаю. Они почти ровесницы, обе девицы видные. Как говорят, женщины на все девяносто пять. Софи тоже симпатичная: темно-каштановые волосы, задумчивые глаза шоколадного цвета, ровный загар. Естественно, между ними возникает соперничество. Ревность. Пусть без ссор и эксцессов, но женская конкуренция дает себя знать. Мне нравится наблюдать за всем этим со стороны, с безопасного расстояния. Я старше их на целых десять лет. А по ощущениям – и того больше. Это мое преимущество. Огромное преимущество. Я с ними не соперничаю, они не чувствуют во мне угрозу. Я сторонняя наблюдательница, не выказывающая особого интереса. Но в то же время эти девицы – мои подруги. И одной понадобилась помощь.

– Мне нужен человек, которому я могу полностью доверять, – говорит Дженна. – О таком не каждому расскажешь. Филип вообще не должен об этом узнать. Одной мне не выдержать. Помоги мне. Ты такая чуткая и заботливая.

– Дженна, я тебе пообещала пойти. Значит, пойду. Не надо дергаться. А как насчет отца?

В ответ Дженна смеется. Смех у нее странный, полный отчаяния.

– Боже мой, Роберта, до чего же ты бываешь наивной.

Филипу она скажет, что целый день проведет с подругой, которую давно не видела. Я позвоню и скажу, что мне нездоровится. Болит голова, менструальные боли. Словом, все звучащее правдоподобно. Бедняжку Софи ожидает тяжелый день. Одна за всех. Но Дженну это не волнует. Она считает, что Софи справится. К тому же сейчас у нас нет наплыва покупателей.

Я молча слушаю, как Дженна строит планы на завтра, и вспоминаю свой прошлый день рождения. Мне тогда стукнуло тридцать четыре. Неподалеку от нашего магазина есть пекарня. Я принесла оттуда пирожные и пончики, щедро начиненные растительными сливками и красным приторным сиропом (в меню он назывался джемом). Дженна отказалась от пирожного: она-де следит за своим весом. Я пожала плечами и сказала, что в таком случае отнесу пирожное своей кошке. Моя киса обожает пирожные, особенно с дней рождения. Помню, как переменилось лицо Дженны. Она покраснела, пробормотала извинения и взяла пирожное. Конечно, мне потом было очень стыдно. Я и в мыслях не имела ее унизить. Я просто пошутила… Потом, открыв на магазинной кухне мусорный бак, я нашла там это пирожное. Дженна его едва надкусила. Тогда я поняла: Дженна привыкла к унижениям. Вряд ли у нее много подруг. С того дня я решила изменить свое отношение к ней. Я не ревнива, и мне с ней нечего делить. Постепенно она прониклась ко мне доверием, и мы стали подругами.

И теперь я просто обязана ей помочь. Разве у меня повернется язык сказать «нет»?

– Хорошая ты женщина, Роберта. – Дженна вытирает нос и грустно улыбается мне.

А мои мысли уже далеко от гостиной, дивана и Дженны. Так всегда со мной бывает в напряженные драматические моменты. Мне хочется поговорить с бабуней. Хочется расспросить ее о письме. Даже сейчас, лежа у меня в сумочке, оно продолжает нашептывать мне странные слова. Это письмо я помню почти наизусть. Мне нужно повидать бабуню, и как можно скорее. Я все равно собиралась к ней. Но могу ли я спросить ее об этом письме? Я ни в коем случае не хочу ее огорчать своими попытками проникнуть в тайны, которые она не хочет раскрывать.