Джонатан Троппер - Самое время для новой жизни Страница 6

Недешевая квартирка с двумя спальнями, кухней-столовой, двумя большими ванными и видом на Центральный парк досталась Элисон в подарок от родителей, так что ей не нужно было даже беспокоиться об аренде. Впрочем, с шестизначным жалованьем и трастовым портфелем она и не беспокоилась бы. Деньги к деньгам. Квартира была обставлена скромно, но изящно, а горчичный угловой диван в гостиной стоил, наверное, больше, чем любой предмет мебели в моем жилище, включая стерео– и видеомагнитофон.

Когда я поднялся в квартиру, Линдси и Элисон сидели на означенном диване под Магриттом в рамочке и пили коктейль с абрикосовым бренди. Линдси – еще загорелая, в будничных черных джинсах от “Банана репаблик” и джинсовке без рукавов, Элисон – в короткой юбке-шотландке и белой футболке, волосы собраны на затылке в нетугой хвост. Обе красивы, подумал я, но разные, как день и ночь. Линдси сексуальная и в то же время неприступная, Элисон соблазнительная, но беззащитная.

– Мы говорили, – сказала Линдси, – что наше поколение – первое, для которого поп-культура стала фундаментальной системой координат. Мы любой опыт ассимилируем через призму поп-культуры. Мы выросли на ней и только на нее опираемся.

– Приведи пример, – я подсел к Линдси на диван, подавил импульс поцеловать ее и, удовольствовавшись запахом ее духов, попросил у Элисон ром с содовой. Я видел Линдси считаные разы за последние два года и до сих пор испытывал при встрече сладко-горький трепет в груди. Соотношение сладости и горечи менялось в зависимости от моего настроения, но в последнее время горечи становилось чуть больше, что неудивительно.

– Я поняла, о чем Линдси. – Элисон поднялась и направилась к бару смешать мне коктейль. – Мы, например, описываем людей, сравнивая их с кинозвездами. Нашим родителям такое бы не пришло в голову, разве только в случае сверхъестественного сходства. Кинозвезды не являлись тогда универсальными символами, к тому же их было гораздо меньше.

– И далеко не каждый знал, как выглядит та или иная знаменитость, – добавила Линдси. – Но сейчас (спасибо утоляемой СМИ жажде светских новостей) мы используем такие описания и уверены, что любой собеседник нас поймет. Можно сказать “он здоровый и мускулистый”, а можно сказать “он просто Шварценеггер”. Имена этих людей становятся общепринятыми определениями, понятными каждому. Язык меняется вместе с системой ориентиров. Он меньше описывает, больше показывает. Мы больше не описываем словами. Мы описываем с помощью сопоставимых образов.

– Интересное наблюдение, – вступил я. – Но мы не ограничиваемся только образами. Мы описываем людей, например, ссылаясь на музыку или фильмы, которые им нравятся, книги, журналы, которые они читают.

– Точно, – Элисон протянула мне коктейль и свернулась калачиком на другой стороне дивана. – Если сказать мне, что парень читает журнал “Солдат удачи”, слушает Van Halen и Anthrax, я получу некоторое представление, я уже знаю достаточно, чтобы он мне не понравился.

– Чак любит Van Halen, – заметила Линдси.

– Я знаю, – сказала Элисон так, что мы прыснули со смеху.

Чак прибыл через несколько минут в зеленом медицинском халате, хотя наверняка ему хватало времени переодеться. Чистой воды хвастовство, но после семи лет на медицинском факультете он имел на это право. Он увидел пустые стаканы на журнальном столике:

– По-моему, это дурной тон – назюзюкаться перед профилактической беседой.

– Совершенно верно, – откликнулась Элисон.

– Особенно если беседовать собираются с тобой, – добавила Линдси.

– Выпьешь, Чак? – предложил я.

– Почему бы и нет? Вдруг Джек явится под кайфом, нужно же быть на равных.

Я смешал Чаку “отвертку”, и Элисон предложила обсудить стратегию. Элисон хотела, чтобы мы встречали Джека прямо за дверью, но я подумал, что так мы вообще не заманим его в квартиру. Линдси предложила Элисон впустить Джека и сказать, мол, мы все в гостиной и хотим с ним поговорить, но Чак считал: в этом случае Джек получит слишком большое преимущество.

– Знаю, это прозвучит странно, но нам нужно застать его врасплох.

В конце концов решили, что Элисон откроет дверь одна, затем проведет Джека в гостиную, где и будем ждать мы.

Элисон отправилась смешать себе второй коктейль и даже не прикрикнула на Чака, когда тот закурил. Я понял, что она не на шутку взволнована.

– Мы все нервничаем, – сказал я тихо, подходя за ней к бару. – Все будет хорошо, слышишь?

– Это я час назад нервничала, – ответила Элисон, – а сейчас просто в ужасе и почти готова все отменить.

И тут дважды тренькнул звонок: швейцар Оскар подавал сигнал. Мы переглянулись, внезапно почувствовав себя нелепыми и совсем не готовыми к предстоящему. Даже обычно невозмутимой Линдси, похоже, было не по себе. Через минуту раздался звонок в дверь.

– Занавес, – прошептал Чак и плюхнулся на диван.

Элисон открыла дверь, до нас донесся голос Джека. Мы трое сидели на диване, поглядывали друг на друга; читавшиеся на наших лицах тревога и чувство вины, казалось, приняли материальное воплощение, сгустили воздух в гостиной. Мы устроили заговор против нашего друга и сейчас прятались от него. Шаги Элисон и Джека приближались, и я буквально почувствовал, как вздрогнуло содержимое моего желудка. Такое бывает, когда я прикасаюсь к бархату.

Раз – и Джек уже на пороге. Голубые джинсы, темно-синий пиджак поверх белой рубашки “оксфорд” – с головы до пят кинозвезда на отдыхе. Чисто выбритый, только что из душа – небо и земля по сравнению с тем засаленным, тошнотворно – безобразным, каким он предстал нам в последний раз. Я вдруг подумал, что мы совершаем большую ошибку. Джек смотрел на нас; лицо – бесстрастная маска. Он, конечно, удивился, но смог сохранить хладнокровие и выглядел лишь немного озадаченным. Его глаза были слегка затенены чуть тонированными зелеными стеклами очков от Гуччи в черной оправе – новый популярный у знаменитостей эпохи постмодернизма аксессуар, передающий примерно следующее скрытое послание: “Мне не нужно прятаться за темными очками, чтобы оставаться недоступным”.

Тут я сообразил: мы забыли обсудить, кто начнет разговор.

– Привет, ребята, – поздоровался Джек дружелюбно, но настороженно.

Мы пробормотали: “Привет”. Такой уж Джек обладал харизмой, что, попадая в неожиданную ситуацию, мог привести в замешательство всех остальных.

– Вроде бы, – Джек снял очки, – день рождения у меня не сегодня.

Глаза его были заметно воспалены – белки покрылись замысловатой сеточкой розовых каракулей.

– Джек, – голос Элисон чуть дрожал, – нам нужно поговорить с тобой.

Он решительно вышел на середину комнаты и уселся по-турецки на ковер:

– Ну так сделайте одолжение – не тяните кота за хвост.

Элисон прокашлялась, посмотрела на нас, взглядом умоляя кого-нибудь сделать первый шаг. Все хранили молчание, и Джек поднял глаза на меня:

– Бен?

Я глянул на него, на Элисон, опять на него:

– Не так это просто, Джек, но прежде всего, наверное, стоит сказать: ты наш лучший друг, и мы беспокоимся о тебе.

Еще не договорив, я уже понял, что начал неправильно. Сказав “мы”, я словно отделил от нас Джека невидимой чертой, а нужно было, наоборот, поставить его в центре. Но понимать, что делать, еще не значит понимать как.

– Ты решил порвать со мной, Бен? – усмехнулся Джек.

– Мы переживаем за тебя, – вступила Линдси. – Думаем, может быть, тебе нужна помощь.

Джек вскинул брови: до него наконец дошло, по какому поводу мы собрались.

– Ага, меня, значит, занесло однажды вечером, и вы уже думаете, я не в состоянии себя контролировать?

– Ты прекрасно знаешь, что дело не ограничивается одним вечером, – возразила Элисон.

– Ничего такого я не знаю. И сейчас объясню вам, в чем проблема.

Джек поднялся на ноги, лицо его пылало от гнева.

– Проблема в том, что мои друзья читают все это глянцевое голливудское фуфло, дрянные журнальчики, которые дерьмо от ботинка не могут отличить, читают про Ривера Феникса, Роберта Дауни-младшего, Кристиана Слейтера и прочих звезд, подсевших на героин. Понятное дело, если Джек однажды вечером был не в форме, стало быть, и он пошел по этой тропиночке. Бедняга Джек не выдержал напряженной звездной жизни, но, в конце концов, он никогда не отличался особым умом. Бог ты мой!

– Кокаин, – сказал Чак.

– Что?

– Это кокаин. Твоя агрессия и повышенная возбудимость вызваны острой интоксикацией наркотиком симпатомиметического действия, таким как кокаин. Героин – опиат. С ним гораздо сложнее. У тебя бы времени не хватило возиться с героином. Я уж не говорю об изъязвленной слизистой носа.

– Вот спасибо, – поблагодарил Джек и, сверкая глазами, попятился к выходу из гостиной. – Весьма познавательно, думаю, каждый из нас почерпнул для себя что-то новое. Но мне пора на премьеру, к тому же весь этот разговор начинает утомлять.