Коллектив авторов - Правдивые истории о чудесах и надежде Страница 6

Теперь в нашей спальне стоят лежаки Лаки и Сэма, но мы не закрываем дверь, и когда сыновья приезжают погостить, собаки любят уходить к ним в комнаты. Если уходит Лаки, за ней следует и Сэм, и нет ничего приятнее, чем видеть, как крепко они подружились.

После Хэмиша Сэм – лучшее, что случилось в жизни Лаки. Думаю, она со мной согласится.

На прошлой неделе Майкл вернулся домой после двухнедельного отсутствия и хотел сперва поздороваться с Лаки – ведь она всегда была «его» собакой. Он взял ее с собой в зимний сад и закрыл дверь, чтобы погладить ее и побыть с ней наедине. Но не тут-то было. Лаки бросилась к двери, принялась царапать ее и поглядывать на Майкла. Она словно говорила ему: впусти его, впусти! Впусти Сэма! Она так любит Сэма, что не может расстаться с ним ни на минуту. Неудивительно, что Сэм считает себя очень важной персоной! Расхаживает по дому и требует внимания к себе. Но, по правде говоря, он и есть очень важная персона… и для меня, и для Джима, а особенно – для Лаки.

Тем не менее Лаки до сих пор обнюхивает всех вест-хайлендских терьеров на улице – на всякий случай. Вдруг одним из них окажется Хэмиш?

И когда мы произносим имя Хэмиша вслух, Лаки смотрит на нас все тем же вопросительным взглядом: Где он?

Именно поэтому так важно, что мы приютили Сэма, и он стал частью нашей семьи. Не будь «Баттерсийского дома», этого бы никогда не случилось. Сотрудники этого приюта считают своим долгом помогать животным, и они очень помогли и нам. Главное, что мы честно объяснили, какая именно собака нам нужна, и с их помощью отыскали совершенно особенного пса, ставшего лучшим другом для нашей Лаки. Первая встреча Лаки и Сэма, во время которой они познакомились, определила всю нашу дальнейшую судьбу.

Теперь Сэм – самая яркая личность в нашем доме. И пусть, когда мы не обращаем на него внимания, он грызет диван и рычит на нас – это наш Сэм, и мы не променяем его ни на кого другого.

2

Вера, надежда и выживание

Несчастный найденыш

По вторникам я надевала голубую рубашку с логотипом приюта и отправлялась в «Баттерсийский дом кошек и собак» в Олд-Виндзоре. Я много лет прожила в Греции, где работала с бездомными собаками, «найденышами» и «спасенышами», а потом переехала с мужем в Англию. После переезда мне стало очень не хватать работы с животными, и муж предложил: «Хелль, а почему бы тебе не устроиться волонтером в „Баттерсийский дом?“»

Идея пришлась по душе, и работа в приюте стала самым любимым моим занятием. В мои обязанности входило гулять с собаками и общаться с ними. Именно этим я всегда мечтала заниматься, и мне очень нравилось работать с крупными собаками или теми, у кого был сложный характер. Я закончила обучение и теперь могла справиться даже с самыми «тяжелыми» экземплярами – даже с теми, кто проходил программу коррекции поведения. Я помогала собакам найти новый дом. И это было здорово.

Особенно я полюбила Фокси. Это была очень милая акита-ину, но по какой-то причине уже более десяти месяцев ей не удавалось найти новых хозяев. Каждую неделю я брала ее на прогулку и постепенно хорошо узнала ее повадки. Как свойственно акитам, она отличалась сдержанностью характера и особенно отстраненно вела себя с мужчинами. Но стоило ей узнать человека поближе, как она становилась игривой и ласковой. Она впускала его в свой мир, показывала свой милый, веселый нрав и быстро всему училась.

По вторникам я обычно первой выводила ее на долгую прогулку. Сначала, чтобы Фокси набегалась, мы играли в мяч на площадке на территории приюта, где разрешалось выгуливать собак без поводка. Потом я брала ее на поводок, застегивала ветровку, и мы выходили за забор. Приют в Олд-Виндзоре располагался в окружении холмистых полей, а пейзажи берега Темзы, вдоль которого мы гуляли, были великолепны. Вокруг на многие километры тянулась сельская местность, луга и канавы. Собакам было где разгуляться и поразнюхивать.

Однажды морозным днем мы вышли за забор приюта быстрым шагом, пересекли главную дорогу и спустились по холму к реке. Хотя Фокси была сильной собакой, прогулки с ней доставляли мне огромное удовольствие. Она никогда не дергала поводок и не тянула за собой. Мы шли рядом в хорошем темпе; слева от нас раскинулись поля, и Фокси была заворожена окружавшими ее запахами и видами. Обычно на полях паслись коровы, в канавах прятались кролики и прочая интересная мелкая живность.

Фокси, как всегда, вынюхивала что-то на тропе, когда вдруг по-охотничьи взяла след, натянула поводок и попыталась подлезть под колючую проволоку, за которой лежала низина, а дальше – поле. Сначала я сопротивлялась, подумав, что она учуяла дохлого кролика или еще что-нибудь, что мне не очень-то хотелось видеть. Но Фокси не унималась, и я краем глаза взглянула в ту сторону, куда она меня тянула. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть. В канаве, рядом с ограждением из колючей проволоки, лежала собака – кожа да кости.

Сначала я решила, что собака мертва – такая она была тощая. Но потом ее голова шевельнулась. Состояние ее было ужасным, она насквозь промерзла, и жизнь в ней едва теплилась.

Фокси посмотрела на меня, словно спрашивая: что происходит? Я полезла было в карман за телефоном, чтобы позвонить в «Баттерсийский дом» и попросить кого-нибудь приехать и помочь, но потом вспомнила, что оставила его заряжаться в комнате для персонала. Как назло! Вообще-то нам предписывалось всегда носить телефоны с собой на случай, если возникнет экстренная ситуация, но в то самое утро, когда он мне понадобился, в начале дежурства как раз села батарейка.

Я понимала, что помощь необходимо оказать немедленно, но боялась, что, если пойду за подмогой, собака убежит. Однако выбора у меня не было, и мы с Фокси побежали в приют на всех парах и буквально ворвались в приемную. Запыхавшись, я кое-как сумела объяснить, что мы обнаружили, а в глубине души надеялась и молилась, чтобы у собаки не хватило сил убежать – потому что в таком случае она наверняка бы умерла.

Ситуация была хуже некуда, но на раздумья времени не оставалось. Я отвела Фокси в вольер, и мы с двумя другими сотрудниками приюта, прихватив одеяла, пошли к тому месту, где я увидела собаку.

На этот раз, без помощи Фокси и ее острого нюха, обнаружить животное оказалось труднее, но в конце концов я отыскала ту самую канаву и осторожно перелезла через ограждение из колючей проволоки.

Собака все еще лежала там, свернувшись калачиком. Хотя я бежала и на мне было много теплой одежды в несколько слоев, мои щеки и пальцы заледенели, и я могла лишь предполагать, как сильно замерзло это бедное животное, на котором не было ни грамма жира.

Двое сотрудников приюта аккуратно завернули собаку в одеяло и подняли ее. Она взвизгнула от страха.

Мы вернулись в «Баттерсийский дом» и сразу отнесли животное в клинику, где уже ждали ветеринар и медсестра. Тщательно осмотрев собаку, мы все пришли в ужас. Наш ветеринар Пол сказал, что впервые видит животное в таком жутком состоянии.

Даже я ужаснулась, увидев подобную степень истощения у животного, хотя много лет прожила в Греции, где подобные находки не считались чем-то из ряда вон выходящим. По всей видимости, перед нами был немецкий дог, а собаки этой породы должны весить около 40 килограммов. Но весы показали, что в ней всего 15 килограммов весу.

– Как она вообще выжила? – потрясенно воскликнула я.

– Задаю себе тот же вопрос, – отвечал Пол.

К ней было страшно даже прикасаться – она походила на скелет, и мы боялись навредить ей. Мы дали ей собачьи бисквиты, и она проглотила их, не жуя. Потом мы поставили ее на ноги и провели осмотр. Не нашли ни ран, ни порезов.

Увидев, что она в состоянии держаться на ногах, мы попытались заставить ее пройти несколько шагов до вольера в блоке для больных собак, примыкающем к клинике. Но она прошла лишь три шага и рухнула на пол. От слабости она не могла даже поднять лапы и забраться на лежак, который мы приготовили для нее в вольере – а его бортик был высотой всего каких-то семь сантиметров. Мы убрали лежак и застелили вольер мягкими теплыми одеялами.

Собака была грязная, но мы не могли ее помыть – слишком она была слаба. Стоило ей лечь на одеяла, как она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Точно поняла, что наконец в безопасности.

Пока собака привыкала к новому месту, мы с сотрудницами приюта ввели ее описание в базу данных и стали подбирать имя. В Рождество найденышей обычно называли рождественскими и новогодними именами, но я сказала:

– Может, попробуем придумать что-то менее слащавое?

Мы пораздумали, и одна из девушек предложила:

– Назовем ее Фейт[1].

Имя подходило идеально – ведь ее шансы на выживание были так малы, что лишь вера могла ее спасти.

В тот вечер я вернулась домой совершенно без сил. Я не смогла прождать неделю до следующего дежурства во вторник и вернулась в «Баттерсийский дом» через два дня. И тут же пошла к Фейт. Ее вымыли, она начала потихоньку подниматься; светло-коричневый подшерсток и ребра все еще проглядывали, но, к моему облегчению, худшее было позади.