Чарльз Буковски - Юг без признаков севера (сборник) Страница 7

– Манда! Ты бы и с четырехлетним мальчишкой еблась, встань у него конец!

Он снова влепил ей пощечину, потом схватил ее и поцеловал. Он целовал ее без конца. Потом залез ей руками под платье. Она была хорошо сложена, очень хорошо. Стелла напоминала ему его школьную учительницу алгебры. Трусиков на Стелле не было.

– Шлюха, – сказал он, – у кого твои трусики? Потом его пенис начал давить на ее передок. Отверстия не было. Но Роберта охватила всепоглощающая страсть. Он вставил Стелле между верхними частями бедер. Там было гладко и тесно. Он принялся упорно трудиться. В какой-то миг он почувствовал себя крайне неловко, потом его страсть возобладала, и он, продолжая трудиться, начал осыпать поцелуями ее шею.

Роберт вымыл Стеллу посудной тряпкой, убрал в стенной шкаф за пальто, прикрыл дверь и еще успел посмотреть по телевизору заключительную четверть матча между «Детройтскими Львами» и «Лос-Анджелесскими Баранами».

Все складывалось для Роберта весьма неплохо. Он уладил некоторые вопросы. Купил Стелле несколько пар трусиков, пояс с резинками, длинные тонкие чулки, браслет на запястье.

Купил он ей и серьги и был потрясен, когда обнаружил, что у его любимой отсутствуют уши. Под всей этой копной волос недоставало ушей. Он все равно прикрепил серьги липкой лентой. Но были и свои преимущества – ему не надо было водить ее обедать, на вечеринки, на скучные фильмы; все эти светские удовольствия, которые так много значат для обыкновенной женщины, были ни к чему. И еще были ссоры. Без ссор никуда – хотя бы и с манекеном. Она не отличалась словоохотливостью, но он был уверен, что однажды она ему сказала: – Ты самый лучший любовник. Тот старый еврей никуда не годился. Ты любишь душой, Роберт.

Да, были и преимущества. Она не походила ни на одну из его знакомых женщин. Ей никогда не хотелось заняться любовью в неподходящий момент. Она умела выбирать для этого время. И еще у нее не бывало месячных. И он мог всегда ею овладеть. Он отрезал у нее с головы немного волос и приклеил их ей между бедрами.

Поначалу связь была чисто сексуальная, но мало-помалу он начал влюбляться в Стеллу, он чувствовал, как это происходит. Решил было обратиться к психиатру, но потом передумал. В конце концов, так ли уж необходимо любить живого человека? Такая любовь недолговечна. Между людьми возникает слишком много разногласий, и то, что начинается с любви, слишком часто кончается враждой.

Вдобавок, лежа со Стеллой в постели, ему не приходилось выслушивать россказни обо всех ее бывших любовниках. О том, какая у Карла большая штуковина, но как редко Карл пускал ее в ход. И как здорово танцевал Луи, Луи мог бы многого добиться в балете, а не торговать страховыми полисами. И как хорошо умел целоваться Марти. У него была манера сплетать языки. И так далее. И тому подобное. Правда, Стелла вспомнила старого еврея. Но только однажды.

Роберт уже недели две прожил со Стеллой, когда позвонила Бренда.

– Да, Бренда? – ответил он.

– Роберт, ты совсем перестал мне звонить.

– Я был ужасно занят, Бренда. Меня назначили управляющим, я теперь сбытом заведую, пришлось в конторе все перетряхивать.

– Это правда?

– Да.

– Роберт, что-то не так…

– В каком смысле?

– Я по голосу чувствую. Что-то происходит. Что, черт возьми, происходит, Роберт? Появилась другая женщина?

– Не совсем.

– То есть как это «не совсем»?

– О боже!

– В чем дело? В чем дело? Роберт, что-то происходит. Я сейчас приеду.

– Да ничего не происходит, Бренда.

– Ах ты сукин сын, ты от меня что-то скрываешь! Что-то происходит. Я приеду! Сейчас!

Бренда повесила трубку, а Роберт подошел к Стелле, взял ее и поставил в стенной шкаф, в самый дальний угол. Он снял с вешалки пальто и набросил на Стеллу. Потом вернулся в комнату, сел и стал ждать.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Бренда.

– Так что же здесь, черт возьми, происходит? В чем дело?

– Слушай, малышка, – сказал он, – все нормально. Успокойся.

У Бренды были чудесные формы. Груди немного отвисли, зато у нее были превосходные ножки и красивая жопа. В глазах навсегда застыл безумный, растерянный взгляд. Избавиться от этого своего взгляда она никогда не могла. Порой, после любовных утех, глаза ее какое-то время лучились покоем, но это продолжалось недолго.

– Ты меня еще даже не поцеловал! Роберт встал с кресла и поцеловал Бренду.

– Господи, да разве это поцелуй! В чем дело? – спросила она. – Что происходит?

– Ничего, абсолютно ничего…

– Если не скажешь, я закричу!

– Говорю тебе, ничего.

Бренда закричала. Она подошла к окну и стала кричать. Ее крик слышала вся округа. Потом она умолкла.

– Боже, Бренда, больше не надо! Я прошу тебя!

– Нет, буду! Буду! Скажи мне, что происходит, Роберт, или я опять закричу!

– Хорошо, – сказал он, – подожди. Роберт подошел к стенному шкафу, снял со Стеллы пальто и вытащил ее.

Что это? – спросила Бренда. – Что это?

– Манекен.

– Манекен? Ты хочешь сказать?..

– Я хочу сказать, что влюблен в нее.

– О боже мой! В каком смысле? В эту штуковину? В эту штуковину?

– Да.

– Ты любишь эту штуковину больше, чем меня? Этот кусок целлулоида, или из какого там дерьма она сделана? Ты хочешь сказать, что любишь эту штуковину больше, чем меня?

– Может быть, ты берешь ее с собой в постель? Может быть, ты с ней… с этой штуковиной кое-чем занимаешься?

– Да. Ох…

И тут Бренда закричала по-настоящему. Принялась драть глотку, стоя как вкопанная. Роберт решил, что она никогда не замолкнет. Потом она бросилась на манекен и давай его царапать и колотить. Манекен упал и ударился о стену. Бренда выбежала из дома, вскочила в машину и отъехала на бешеной скорости. Она с грохотом врезалась в бок стоявшего у обочины автомобиля, вырулила и поехала дальше.

Роберт подошел к Стелле. Голова отломилась и закатилась под кресло. На полу возникли разводы белого вещества. Одна рука свободно болталась, сломанная, торчали две проволочки. Роберт сел в кресло. Посидел. Потом встал и вошел в ванную, постоял там минутку и снова вышел. Из коридора ему была видна голова под креслом. Он разрыдался. Это было ужасно. Он не знал, что делать. Он вспомнил, как похоронил мать и отца. Но это было совсем другое. Совсем другое. Он просто стоял в коридоре, плакал и ждал. Оба глаза Стеллы были открыты, холодны и прекрасны. Они неотрывно смотрели на него.

Два пропойцы

Мне было двадцать с небольшим, и, хотя я крепко пил и ничего не ел, силенок во мне еще не поубавилось. Я имею в виду физическую силу, а это большая удача, особенно когда почти все остальное идет наперекосяк. Рассудок мой бунтовал против моей участи и всей жизни, и утихомирить его можно было только выпивкой, выпивкой, выпивкой. Я шел по дороге, было пыльно, грязно и жарко, штат назывался, кажется, Калифорния, но сейчас я уже не уверен. Это была пустыня. Я шел по дороге, носки мои затвердели, расползлись и воняли, гвозди торчали сквозь стертые подметки башмаков и впивались мне в ноги, и приходилось подкладывать в башмаки картон – картон, газету, все, что под руку попадется. Гвозди сквозь все это пробивались, и надо было либо подкладывать еще что-нибудь, либо переворачивать эту дрянь вверх дном, либо придавать ей новую форму.

Рядом остановился грузовик. Я не обратил на него внимания и продолжал идти. Грузовик снова завелся, и мужик покатил рядом со мной.

– Малыш, – сказал мужик, – работа нужна?

– Кого надо убить? – спросил я.

– Никого, – сказал мужик, – давай залезай. Я стал обходить грузовик, а когда добрался до другой стороны, дверь была открыта. Я поднялся на подножку, скользнул в кабину, захлопнул дверь и откинулся на спинку кожаного сиденья. Я укрылся от солнца.

– Отсосешь у меня, – сказал мужик, – получишь пять зеленых.

Я крепко вмазал ему правой в живот, левой достал где-то между ухом и шеей, добавил правой в рот, и грузовик съехал с дороги. Я схватился за баранку и вырулил обратно на полосу. Потом выключил мотор и затормозил. Я вылез из машины и опять пошел по дороге. Минут через пять грузовик уже снова катил рядом со мной.

– Малыш, – сказал мужик, – извини. Я не это имел в виду. Я не хотел сказать, что ты гомик. Хотя от гомика в тебе что-то есть. А что, разве плохо гомиком быть?

– Сдается мне, если ты гомик, то нет.

– Давай, – сказал мужик, – садись. У меня есть для тебя настоящая честная работенка. Заработаешь деньжат, встанешь на ноги.

Я опять влез в кабину. Мы поехали.

– Извини, – сказал он, – физиономия у тебя и вправду бандитская, но посмотри на свои руки. У тебя же дамские руки.

– Насчет моих рук не волнуйся, – сказал я.

– Так ведь работенка не из легких. Шпалы грузить. Грузил когда-нибудь шпалы? Тяжелая работа.

– Я всю жизнь занимаюсь тяжелой работой.

– Ладно, – сказал мужик, – годится.