Ален де Боттон - Курс любви Страница 7

Это говорит о неопределенности в брачном вопросе, он может быть расценен как неромантичный и даже заставляет просить помолвленных объяснить, что конкретно заставило их принять узы. К тому же нам всегда интересно спросить, где и как было сделано предложение.

Не будет неуважительным по отношению к Рабиху предположение, что он на самом деле не знает, почему попросил любимую выйти за него, не знает в том смысле, что не располагает рационально обоснованной системой мотивов, которой может поделиться с сомневающимся или горячо интересующимся. Но вместо рационального у него – обилие чувств. Чувство, что никогда не позволит ей уйти, – ведь у нее широкий открытый лоб и верхняя губка так чуть-чуть нависает над нижней. Чувство, что он любит Кирстен за ее крадущуюся легкость, умение заставать врасплох, за ее находчивость, эти черты вдохновляют ласково ее называть крыска и кротик (к тому же ее необычная внешность заставляет его чувствовать себя умным, раз уж он находит ее привлекательной). Чувство, что ему нужно жениться на ней, потому что ее лицо становится таким прилежно сосредоточенным, когда она печет пирог из трески со шпинатом, потому что она так мила, когда застегивает свое коротенькое пальто с капюшоном, потому что она выказывает столько тонкого ума, когда копается в душах знакомых. По сути, нет ни одной серьезной мысли, доказывающей необходимость брака. Он никогда не читал книг про этот общественный институт, в последние десяток лет ни разу не провел больше десяти минут с малышом, никогда цинично не выпытывал секреты у какой-либо супружеской пары, тем более не вел сколько-нибудь глубоких разговоров с разведенными и не смог бы объяснить, отчего большинство браков распались, если не считать общий идиотизм и отсутствие воображения у людей, состоявших в этих браках.

На протяжении большей части писаной истории люди сочетались браком по логически объясняемым причинам: ее надел земли примыкал к его, у его семьи был процветающий зерновой бизнес, ее отец состоял в городском магистрате или был мировым судьей, имелся замок, который нужно было содержать, или обе родительские четы придерживались единого понимания какого-либо текста из Священного Писания. И из таких-то осмысленных браков и проистекали одиночество, насилие, измены, побои, жестокосердие и истошные вопли, слышные через двери детской комнаты.

Брак по расчету вовсе не был, с любой искренней точки зрения, осмысленным: часто он бывал целесообразным, деляческим, снобистским, носил характер эксплуатации и насилия. Вот почему пришедший ему на смену брак по велению сердца по большей части не нуждается в самоотчете. Имеет значение то, что двум людям отчаянно хочется, чтобы это произошло, их притягивает друг к другу всепобеждающий инстинкт, и сердцем своим они знают, что этот инстинкт не обманывает. У современного века, по всей видимости, хватает «причин», этих катализаторов беды, этих бухгалтерских требований. По сути, чем более опрометчивым кажется брак (возможно, прошло всего шесть недель, как они познакомились; у кого-то из них, а то и у обоих людей, состоящих в паре, нет работы, или оба едва-едва вышли из подросткового возраста), тем надежнее ему на самом деле, возможно, суждено стать, поскольку явная «бесшабашность» воспринимается как некий противовес всем ошибкам и трагедиям, гарантированным так называемыми разумными союзами былых времен. Авторитет инстинкта – это наследие коллективной болезненной реакции отторжения многовекового бессмысленного здравого смысла.

Он предлагает ей выйти за него, поскольку чувствует, что жениться – чрезвычайно опасно: если брак потерпит неудачу, то это погубит их жизни. Те голоса, которые намекают, что брак больше не необходимость, куда спокойнее просто совместно существовать – правы с точки зрения практической, допускает Рабих, но они упускают эмоциональную сторону, привлекательность опасности, обретение опыта, способного (всего при нескольких крутых поворотах сюжетной линии) привести к взаимному уничтожению. По мнению Рабиха, сама его готовность оставаться свободным будет разрушена во имя любви в качестве свидетельства его преданности. В практическом плане женитьба «не нужна», а значит, сама идея приобретает большую эмоциональную привлекательность. Возможно, для некоторых быть женатым – значит быть осторожным, консервативным и боязливым, стать же женатым – это совсем иное, более опрометчивая, а потому и более привлекательная романтическая авантюра. Брак для Рабиха как наивысшая точка на отчаянном пути к полной близости. Предложение руки и сердца – это дикое искушение закрыть глаза и прыгнуть с отвесного утеса, желая и веря, что твоя избранница окажется внизу и подхватит тебя.

Он делает предложение, потому что хочет сохранить, «заморозить» чувство, какое он и Кирстен испытывают друг к другу. Он надеется с помощью бракосочетания навсегда сохранить чувство эйфории. Вновь и вновь всплывает в памяти дрожь одного воспоминания, которую он хочет удержать. Клуб на крыше дома на Джордж-стрит. Субботний вечер. Они на танцевальной площадке, купающейся в быстрых сполохах пурпурного и желтого света, басовитый хип-хоп чередуется с зажигательными хорами стадионных гимнов. На ней кроссовки, черные бархатные шорты и черный шифоновый топ. Ему хочется слизнуть пот с ее висков и кружиться, держа ее на руках. Музыка и общение между танцующими обещает непременное прекращение всех страданий и разрушение барьеров. Они выходят на террасу, освещенную только рядом свечей, расставленных вдоль перил. Ночь ясная, и Вселенная снизошла познакомиться с ними. Кирстен указывает на Андромеду. Самолет кренится в вираже над эдинбургским замком, затем выпрямляется для захода на посадку в аэропорту. В тот момент он вне всякого сомнения, чувствует: вот она, женщина, рядом с которой он, хочет состариться. Есть у того эпизода, конечно же, довольно много аспектов, «заморозить» или сберечь которые брак ему не позволит: прозрачный простор огромной, наполненной звездами ночи; щедрое жизнелюбие дионисийского клуба; отсутствие ответственности; ожидавшее их праздное воскресенье (они проспят до полудня); ее оживленный настрой и его чувство признательности. Рабих не женится на чувстве, а следовательно, и не скрепит его клятвой навек. Он женится на живом существе, с кем – по очень особому, счастливому и скоротечному стечению обстоятельств – судьба даровала ему разделить чувство. Предложение, с одной стороны, говорит о том, к чему он бежит, но еще и, наверное, ничуть не меньше о том, от чего убегает. За несколько месяцев до знакомства с Кирстен он ужинал с семейной парой – старые друзья по университету в Саламанке. Они славно посидели, обменялись новостями. Когда все трое выходили из ресторана на Виктория-стрит, Марта поправила воротник на верблюжьем пальто Хуана и тщательно укутала ему шею бордово-красным шарфом, жест до того естественной и нежной заботы, что неожиданно Рабих ощутил (словно удар в живот) абсолютное одиночество, равнодушие мира к его существованию и судьбе. Холостая жизнь сделалась, понял он тогда, невыносимой. Он досыта наелся прогулками домой после бесцельных вечеринок в своем обществе, безмолвные воскресенья, сыт по горло отпусками, проведенными среди изнуренных пар, чьи дети лишали их всяких сил для разговора. Осознавал, что он не занимает особого места ни в чьем сердце. Он любит Кирстен глубоко, но почти так же сильно ненавидит мысли о возможности остаться одиноким.

В постыдной степени очарование брака сводится к тому, насколько неприятно каждому его участнику быть одному. В этом не обязательно видеть нашу вину как индивидов. Общество в целом, по-видимому, представляет одиночество как болезненное и гнетущее состояние. Как только заканчиваются вольные школьные и университетские денечки, становится обескураживающе тяжело найти компанию и душевное тепло: социальная жизнь принимается тягостно вращаться вокруг пар; не остается никого, кому можно спонтанно позвонить, предложить увидеться. В таком случае едва ли стоит удивляться, что, когда мы находим кого-либо хотя бы наполовину достойного для этих целей и для создания семьи, мы стараемся крепко в него вцепиться.

В былые времена, когда люди могли (в теории) вести половую жизнь только после вступления в брак, мудрые наблюдатели понимали, что кое у кого может возникнуть искушение жениться по негодным причинам, и потому доказывали, что всяческие табу вокруг добрачного секса должны быть сняты, чтобы помочь молодым сделать более спокойный, менее импульсивный выбор.

Однако, если то особое препятствие для благого суждения и было удалено, то другого вида голод, как представляется, занял его место. Тяга к компании, возможно, не менее сильна или безответственна в своих последствиях, нежели был когда-то половой мотив. Провести пятьдесят два воскресенья подряд в полном одиночестве – такое может обратить в хаос жизнь даже самого благоразумного человека. Одиночество способно вызвать бесполезную спешку в выборе потенциального супруга или супруги, подавить сомнения или двойственность чувств на их счет. Успех любых отношений должно определять не просто по тому, сколько счастлива пара от пребывания вместе, а по тому, насколько каждого из влюбленных тревожит перспектива оказаться вообще вне этих отношений.