Джек Кэнфилд - Куриный бульон для души. 101 история для мам. О радости, вдохновении и счастье материнства Страница 8

Я не знала, что делать. Бернадетт понимала, что я переживаю за нее, и от этого ей становилось еще хуже. Однажды, после того, как она ушла в школу, я уселась в кресло и задумалась. В нашей семье всегда было принято обниматься. В детстве мои родители, бабушки, дедушки, дяди и тети по любому поводу тискали нас, детишек, в объятиях. И даже когда я стала самостоятельной, в трудную минуту я представляла, как уютно сижу на коленках у папы и крепко его обнимаю.

– Ох, папочка, – шептала я своему ушедшему отцу, – как же мне помочь Бернадетт?

Когда меня осенило, я чуть не расхохоталась. Недавно я читала о лечебном эффекте объятий. Может быть, такая «терапия» поможет моей дочери?

Не придумав ничего другого, я решила обнимать ее как можно чаще, стараясь, чтобы она не заподозрила, что я делаю это нарочно.

За несколько следующих недель Бернадетт понемногу становилась все веселее и расслабленнее. Она стала чаще улыбаться – искренне, не только губами, но и глазами. Она проявляла все больше энтузиазма в учебе и играх. За несколько месяцев частые теплые объятия победили ее тоску.

Некоторые семьи оставляют будущим поколениям богатство или славу. Но я помню, как отец обнимал меня, и чувствую, что, если смогу передать будущим поколениям этот простой акт любви, наша семья будет поистине избранной.

Я никогда не рассказывала Бернадетт о своем замысле. Но она и сама поняла, как важно обнимать друг друга. Если ей было беспокойно или грустно на душе, она просила обнять ее. Или замечая, что мне не по себе, она говорила:

– Похоже, тебя надо обнять.

Оказывается, даже такая мелочь может стать полезной привычкой!

Прошли годы. Мы привыкли успокаиваться в объятиях друг друга, и я не думала, что из-за этого могут возникнуть проблемы. Но когда дочка поступила в колледж, мы поняли, что скоро нашим объятиям придет конец – до колледжа, который она выбрала, было 1700 миль.

За неделю до отъезда Бернадетт мы праздновали мой день рождения. А еще за неделю до этого она с восторгом сказала мне, что придумала идеальный подарок. Она с загадочным видом ходила по магазинам и периодически что-то ваяла за закрытыми дверьми своей комнаты.

В назначенный день она вручила мне красиво упакованный сверток, надеясь, что он не покажется мне глупым, – так она сказала с легким волнением в голосе.

Я открыла конверт с письмом к подарку и обнаружила там копию истории, которую она попросила зачитать вслух. «Обнимающий судья» печатался в самом первом «Курином бульоне для души». Бернадетт слушала, как я читаю о Ли Шапиро, бывшем судье, который обнимал всех, кто в этом нуждался, – обиженного водителя автобуса, расстроенную контролершу парковочных автоматов. Взамен на объятия он дарил незнакомцам наклейки в виде сердечек. Однажды его воля подверглась суровому испытанию, когда друзья привезли его в дом инвалидов, где множество людей отчаянно нуждались в объятиях. В конце того тяжелого дня он встретил одного незадачливого человека, который мог лишь сидеть и пускать слюни. И когда судья заставил себя обнять этого одинокого человека, пациент улыбнулся впервые за двадцать три года. История заканчивалась словами: «Как же просто дарить добро другим людям».

Тронутая до глубины души, я распаковала свой подарок. По моим щекам полились слезы. В упаковке лежал высокий прозрачный контейнер, украшенный сверкающей надписью «Объятия». Он был набит крошечными подушечками в форме сердец, которые моя дочь сшила своими руками.

Бернадетт сейчас далеко, но каждый раз, когда я гляжу на тот контейнер с сердечками, мне кажется, что она снова меня обнимает.

Некоторые семьи оставляют будущим поколениям богатство или славу. Но я помню, как отец обнимал меня, и чувствую, что, если смогу передать будущим поколениям этот простой акт любви, наша семья будет поистине избранной.

Чесночные истории

Вспоминая маму, я представляю, как она готовит на кухне очередное действенное снадобье. Она не умела ни читать, ни писать, но ее голова хранила тысячелетнюю мудрость ее народа. Она считала, что детские болезни – это козни ангела смерти Малах-Гамавета, который пытается добраться до нас, маленьких детишек. И она неустанно боролась со злом. Ангелу смерти ни за что было не выстоять перед моей мамой и ее зельями. Но вот беда – все ее снадобья пахли чесноком!

– На, пополощи горло и проглоти.

– Но ма, – вопил я, – тут чеснок и всякая муть. У меня будет пахнуть изо рта.

– Ну и что? Зато горло пройдет. Полощи. Малах-Гамавет тоже ненавидит этот запах.

Конечно, на следующий день симптомов любой болезни как ни бывало. Компрессы из толченого чеснока помогали от высокой температуры. Припарки с чесноком, гвоздикой и перцем – от насморка или зубной боли. Некоторые семьи пахли душистым мылом, но не мы. Мы всегда пахли, как наваристый суп.

К каждой дозе своих домашних антибиотиков мама прибавляла тайный заговор для отвода дурного глаза, а мы прислушивались к загадочным звукам ее голоса и пытались отгадать, что же они означают. Может быть, мама и была чересчур суеверна, но в нашей округе многие семьи были такими – отличался только национальный колорит. В рубашки моего приятеля Риччи были вшиты чайные пакетики, набитые итальянским травяным «лекарством», – ну и запах шел от них! А мой друг-грек по имени Стив обкладывал все тело мешочками с табаком. Он звал их «амулетами на удачу».

Задолго до того как современная медицина стала творить чудеса, все семьи в нашем «большом котле» стряпали свои собственные лекарства. Представьте себе, какие ароматы витали в классной комнате, куда набились тридцать пять детишек? Боже мой, ну и запах! Наша учительница мисс Харрисон лезла от него на стенку. Мы часто видели в ее глазах слезы – уж не знаю, что ее доводило – запах или наше поведение.

– Передайте матерям, чтобы они перестали натирать вас чесноком, – кричала она, изящно прикрывая нос кружевным платочком. – Я не выношу этого запаха! Ясно вам?

Очевидно, этническая группа мисс Харрисон не полагалась на средства народной медицины. Мы не чуяли ничего особенного.

Но вот началась эпидемия полиомиелита, и моя мама лицом к лицу столкнулась со своим врагом Малах-Гамаветом. Тогда даже я не смог выносить запах ее нового секретного оружия. Она выдала каждому из нас по три льняных мешочка, набитых чесноком, камфарой и бог знает чем еще. Их полагалось носить на шее. В тот раз мисс Харрисон и ее пахучие ученики заключили перемирие, и окна в классе были распахнуты настежь. И конечно же, мама разбила врага в пух и прах; никого из нас не постигла опасная болезнь.

Только однажды мамина артиллерия подвела. Мой брат Гарри заболел дифтерией, и тогда чесночная панацея не сработала. Поэтому ей пришлось вытащить из рукава другой трюк. Гарри начал задыхаться, и вдруг мама громогласно велела нам молиться за жизнь Дэвида.

– Ма, кто такой Дэвид? – спросили мы.

– Вон он, в постели.

– Нет, ма, это Гарри.

Мы подумали, что она выжила из ума.

Она схватила нас и громко сказала:

– Это Дэвид, поняли? – Затем, понизив голос, она пояснила: – Мы обманем Малах-Гамавета. Он подумает, что перед ним Дэвид, и оставит нашего Гарри в покое. Когда я велю, кричите как можно громче.

Мы внимательно слушали, как она взывает ко злу, к ангелу смерти.

– Малах-Гамавет, – сказала она, – внемли. Ты пришел не к тому мальчику. Это Дэвид лежит в постели. В нашем доме нет Гарри. Уходи! Оставь Дэвида в покое! Ты обознался!

Некоторые семьи пахли душистым мылом, но не мы. Мы всегда пахли, как наваристый суп.

Затем она махнула нам, и мы хором закричали:

– Малах-Гамавет, это правда! Это правда! У нас нет брата Гарри! Это наш брат Дэвид! Это Дэвид, Малах-Гамавет!

Мы молились за жизнь нашего брата, а мама вещала на смеси идиша и всех остальных языков, которые смогла припомнить. Вновь и вновь она повторяла свои вирши. Всю ночь мы, три напуганных маленьких души, не спали, убеждая ангела смерти, что он совершил ошибку.

Дэвид выжил. Все верно – я сказал Дэвид. С того дня имя Гарри навсегда исчезло из нашей маленькой вселенной. Суеверие, скажете вы? А зачем рисковать понапрасну?

Шли годы, мы выросли, покинули наши комнаты и получили образование. Мама почти перестала готовить снадобья. Но когда мне было сорок семь, у меня случился инфаркт. Какое же облегчение было написано на лице медсестры, когда мама наконец-то покинула мою больничную палату.

– Ну и запах! Это что, чеснок? – спросила сестра.

Разумеется, я ничего не почуял. Но под моей подушкой, конечно, оказались три льняных мешочка на веревочке, набитых чесноком, камфарой и бог знает чем еще.

Зубная фея

Родители всегда стремятся воспитать в детях правильные черты характера, которые помогут им достичь успеха в жизни. Когда у нашей шестилетней дочки Миган, старшей из пяти детей, выпал первый зуб, мы нашли под крохотным зубиком записку: