Элис Хоффман - Карибский брак Страница 8

Месье Пети кивнул.

– Если вы не возражаете, – сказал он отцу. Он все еще избегал обращаться непосредственно ко мне.

– Если кто и мог бы возразить, так это вы. Язычок у нее очень острый. – Отец бросил на меня еще один предупреждающий взгляд.

Оставшись в саду одни, мы с месье Пети почувствовали скованность, серьезность ситуации давила на нас. Мы собирались пожениться, но совершенно не знали друг друга. Мы уставились на живую изгородь из жасмина, не находя слов и мучаясь из-за жары. Жестина была права: платье оказалось слишком теплым для этого времени года. Я пожалела, что не могу содрать его и забросить в кусты, оставшись перед моим женихом в белой хлопчатобумажной сорочке и нижней юбке – тогда я чувствовала бы себя свободнее. Мама заставила меня надеть черные чулки и ботинки из телячьей кожи с жемчужными пуговицами, хотя я предпочла бы быть босиком. Я усмехнулась, представив, какова была бы реакция месье Пети, если бы он оказался наедине с необузданной девушкой, сбросившей платье. Он в смущении посмотрел на меня, затем вновь стал разглядывать живую изгородь, словно там было что-то интересное.

Смешанный запах белого и красного жасмина действовал одурманивающе, но я привыкла к нему и сохраняла способность трезво мыслить. Набравшись храбрости, я стала рассматривать месье Пети, пытаясь определить по лицу его характер. Он, взглянув на меня, тут же отвел взгляд, мое откровенное разглядывание нервировало его. Я была довольна и восприняла это как свидетельство того, что он не будет донимать меня замечаниями и учить уму-разуму. Теперь он принялся с необыкновенным интересом изучать бокал хереса. Я решила, что пора брать инициативу в свои руки.

Месье Пети вежливо спросил, какие у меня есть к нему вопросы, что конкретно меня интересует. Кого-нибудь другого это вряд ли заботило бы.

– Теперь, очевидно, я буду интересоваться в основном вами, – ответила я.

– Может быть, вы хотите узнать меня получше, прежде чем примете решение? Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя несчастной.

Тут я увидела, что для него это такой же ответственный шаг, как и для меня, а также поняла и то, что он все еще любит свою жену.

– Отец отзывается о вас хорошо, и мне этого достаточно. Но если мне придется стать матерью ваших детей, я хотела бы познакомиться с ними.

– Дети хорошо воспитаны… – заверил меня месье Пети.

Но я знала, чего я хочу.

– Не в этом дело, – мягко ответила я. – Если мы поженимся, то вы должны будете полагаться на меня, доверять моему мнению о них, так что будет лучше, если я повидаю их.

Вид у него был немного недоумевающий, но он кивнул. У него было загорелое лицо с темными глазами. До того как он женился и завел детей, он обошел много морей на кораблях.

– Да, конечно, – согласился он.

– Ну вот. – Я поняла, что инициатива в наших отношениях будет принадлежать мне. – У нас возник первый конфликт, и мы его успешно преодолели.

Это его, казалось, позабавило, и он был не прочь продолжить беседу, но я встала, протянула ему руку и пожелала доброй ночи. Я не хотела, чтобы он придавал слишком большое значение этому разговору. Рукопожатие его было таким, как надо, – он не сдавливал мою руку слишком сильно, как делают некоторые мужчины, и не стремился поскорее выдернуть свою. Но главное, он не требовал, чтобы я объясняла свои желания.

По правде говоря, я не думала, что с детьми что-то не так. Скорее я боялась, что не смогу проявить необходимые материнские чувства из-за испорченных отношений с моей матерью. Из сказок я знала, на что способна мачеха, какую злобу она может испытывать к приемным детям. Я не представляла, какие чувства вызовут во мне дети другой женщины, особенно дочь, из-за которой она умерла. Служанка Пети сказала Адель, что даже на смертном одре ее хозяйка не могла думать ни о чем другом, кроме новорожденной. Ей очень хотелось дожить до девятого дня жизни девочки, когда ей должны были дать имя. Если бы малышка умерла до получения имени, по ее душу мог явиться дух Лилит, предшественницы Евы. Мадам Пети выбрала для девочки имя Ханна, что означает «милосердие» или «благодать».

На следующий же день после присвоения ей имени мать почувствовала себя так плохо, что не могла даже сделать глоток воды. Она прожила еще четыре дня, затем ее самочувствие стало ухудшаться.

– Если вы не будете заботиться о ней, мой призрак будет преследовать вас, – шепотом предупредила она служанку, так напугав бедную женщину, что даже теперь, спустя несколько месяцев, она почти не отходила от девочки и проводила рядом с ней все ночи напролет. Она боялась не Лилит, а призрака мадам Пети.

Я могла отказаться от брака в том случае, если бы, увидев детей, не испытала никаких чувств. Нельзя усыновлять детей призрака, симулируя любовь к ним.

Собираясь в гости к месье Пети, я выбрала костюм, в котором обычно бродила по холмам с Жестиной, – а именно простую хлопчатобумажную юбку. В ней легче было удирать от диких ослов с дурными наклонностями, бросавшихся на нас с громким ревом и старавшихся укусить за ногу. Когда я одевалась, в комнату вошла Жестина.

– В этой семье ты не найдешь ничего, кроме горя, – пророчила она. Она встречала мальчиков Пети на рынке, и они выглядели, по ее словам, как оборванцы и маленькие преступники, хотя служанка относилась к ним с особой добротой.

– Все мальчишки похожи на маленьких преступников, пока их не умоешь, – ответила я. – Аарон всегда выглядел как закоренелый воришка, и тем не менее он явно завоевал твое сердце.

Мой кузен был упрямым эгоистом, но с Жестиной он преображался и был нежен. Думаю, он влюбился в нее в те вечера, когда мы бродили втроем и, кроме нас, никого в мире не существовало. Жестина ответила на его чувство, хотя знала, что мужчины нашей веры не могут жениться на женщине африканского происхождения. Жестина никогда не была рабой, но наша община ни за что не признала бы ее своим полноправным членом. Тем не менее Аарон дулся, когда она ходила по городу или окрестностям с кем-нибудь другим, будь то ее мать, двоюродные братья, а впоследствии также и я. Когда мужчины глазели на нее – что происходило постоянно, – Аарон выходил из себя. Он приобрел репутацию задиры, с которым лучше не связываться. Но в то время как Жестина, переполненная чувствами, не могла уснуть по ночам, Аарон спал как сурок. Я убедилась в этом однажды, когда стучала в дверь его спальни и звала к завтраку, а он даже ничего не соизволил ответить. Тогда я вошла и присела на край его кровати.

– Ты любишь Жестину? – спросила я, растолкав его. Он вырос в красивого молодого мужчину, но во многих отношениях оставался ребенком.

– Разумеется, люблю. Но наша мадам не хочет и слушать об этом.

– И ты позволишь ей разрушить твою жизнь?

Аарон спихнул меня с кровати.

– Существуют же правила, – сказал он.

Это меня потрясло. Я привыкла думать о нас троих как о бунтовщиках, которые бродят по острову, где им вздумается, несмотря на мамины запреты.

– Это ты разрушишь свою жизнь, если не поймешь, что между людьми есть различия, – сказал он.

После этого я перестала доверять Аарону. Я тысячу раз говорила Жестине: «Не выбирай его», но она отвечала, что любовь не выбирают, и утверждала, что наступит день, когда я смогу убедиться в этом. Теперь я не испытывала прежнего интереса к сказкам и сочинению собственных историй, но слушала мотылька, который упорно пытался пробиться ко мне в комнату, и жалела, что не могу перелететь вместе с ним через океан. Возможно, в холодном климате мое сердце застынет, и меня не будет заботить судьба тех, кого мне придется покинуть.

В воскресенье, когда звонили колокола, отец проводил меня к дому Пети. Наш город окружен горами, в нем много крутых улиц. Приходится подниматься по лестницам, сложенным из камней, некогда использовавшихся на кораблях в качестве балласта. Когда корабли пришвартовывались в гавани, чтобы забрать груз, матросы выбрасывали эти камни, и теперь их накопились тысячи. Дом Пети стоял на извилистой улочке на вершине холма, был выкрашен в желтый цвет и выглядел привлекательно. У него была большая терраса и зеленые ставни на окнах, которые при приближении бури крепко запирали. В расположенном рядом небольшом пруду ловили рыбу белые цапли, что служило хорошим знаком и опровергало пророчество Жестины. Цапли приносили радость и счастье, это было общеизвестно. Я сказала папе, что подожду у ворот, и попросила его позвать месье Пети. Мне нужно было собраться с мыслями.

– Если ты будешь строить из себя важную даму, он, чего доброго, расторгнет помолвку.

– Если он не захочет пойти мне навстречу сейчас, то что же будет, когда он станет моим мужем?

Отец рассмеялся, но выполнил мою просьбу. Я заметила, пока ждала их, что в железной ограде выкованы фигуры цапель. Наверное, мадам Пети попросила сделать это, понаблюдав за цаплями, которых я только что видела на пруду.