Джейн Остен - Леди Сьюзен

Джейн Остен

Романы

Несколько слов об этой книге

Популярность творчества Джейн Остен на Западе, возникшая с приходом XX века, в последнее десятилетие приняла, особенно в Англии, масштабы настоящего бума.

Понятным становится в связи с этим высказывание современной романистки Маргарет Дрэббл: «Находка совершенно неизвестного романа Джейн Остен доставила бы нам гораздо больше истинной радости, чем любого другого литературного произведения, за исключением разве что новой пьесы Шекспира». Эти слова из предисловия Дрэббл к английскому изданию книги, куда вошли роман «Леди Сьюзен» и незаконченные вещи «Уотсоны» и «Сэндитон», не относятся к названным произведениям: английскому читателю они известны с 1871 года («Сэндитон» — в сокращенном варианте), когда их издал племянник писательницы Джеймс Эдвард Остен-Ли. А вот русский читатель имеет основание воспринять заявление Дрэббл применительно именно к этим произведениям: время знакомства с ними наступило только сейчас.

«Леди Сьюзен» датируется 1793–1794 гг., временем, когда создавались — опубликованы они были значительно позже — романы «Чувство и чувствительность» (1811), «Гордость и предубеждение» (1813) и «Нортенгерское аббатство» (1818). Написанный в письмах, в традиции С. Ричардсона, роман еще во многом близок литературе XVIII века, его моральным представлениям, хотя авторское видение образа центрального персонажа уже несет в себе черты складывавшейся великой реалистической традиции. «Законченная кокетка», эгоистка, интриганка леди Сьюзен — женский образ, какого мы больше у Остен не встретим.

Напротив, Эмма Уотсон, героиня незаконченного романа «Уотсоны», — персонаж типично остеновский, исполненный особого обаяния, придающего образу жизненность и достоверность. Фрагмент романа относится к 1805–1806 гг. и принадлежит несчастливому «батскому» периоду, когда умер отец Джейн, большой ценитель сочинений дочери, и писательница на какое-то время умолкла.

«Сэндитон» — роман совершенно для Остен новый по теме и общей тональности. Это последнее, что написала умирающая от тяжелой болезни Джейн Остен. Она начала его в январе 1817 г., последняя запись сделана в марте, а 18 июля писательницы не стало. Мир и жизненный уклад столь любимой Остен английской провинции начинал понемногу меняться, и это ощутимо в романе. Характерно и то, что от комедии характеров Остен переходит здесь к комедии идей.

Три изящные миниатюры, вошедшие в данную книгу, принадлежат к разным периодам творчества Джейн Остен и как бы создают его своеобразный абрис. При этом они не просто дополняют остеновский канон, они в очередной раз подтверждают загадку неисчерпаемого удовольствия, которое доставляет чтение прозы этой писательницы, число поклонников которой с годами лишь возрастает.

Екатерина Гениева

Чудо Джейн Остен[*]

Джейн Остен решительно опередила свое время. Ее самый известный роман «Гордость и предубеждение» был отвергнут издателем, который счел его скучным и незначительным. Современники Остен, в том числе самые благосклонные, были не слишком высокого мнения о ее сочинениях и искренне удивились бы, доведись им узнать, что их читают и почти два столетия спустя. Диккенс о существовании Джейн Остен даже не подозревал, Шарлотта Бронте высказалась о ней весьма уничижительно: «Точное воспроизведение обыденных лиц. Ни одного яркого образа. Возможно, она разумна, реалистична… но великой ее никак не назовешь». Теккерей упоминает о Джейн Остен лишь мимоходом.

Однако и в XIX веке встречались ценители таланта Джейн Остен. Самое проницательное суждение принадлежит Вальтеру Скотту: «Создательница современного романа, события которого сосредоточены вокруг повседневного уклада человеческой жизни и состояния современного общества». Однако «отцом современного романа» Байрон, Бальзак, Стендаль, Белинский считали самого Вальтера Скотта. И в XIX веке, как, впрочем, и в первой половине XX, никому бы в голову не пришло подвергнуть сомнению его приоритет.

Настоящее, широкое признание пришло к Джейн Остен лишь в XX веке. Ее психологическое, пронизанное изящной иронией искусство оказалось созвучным представлениям писателей рубежа века и первых десятилетий XX столетия: Г.-К. Честертона, Р. Олдингтона, С. Моэма, В. Вулф, Э. Боуэн, Дж. Б. Пристли, Э.-М. Форстера. «Из всех великих писателей Джейн Остен труднее всего уличить в величии, ей присущи особая законченность и совершенство», — утверждала Вирджиния Вулф. «Благодаря своему незаурядному художественному темпераменту ей удается интересно писать о том, что под пером тысячи других, внешне похожих на нее сочинительниц выглядело бы смертельно скучным», — заметил один из самых проницательных английских критиков Г.-К. Честертон. «Почему героями Джейн Остен, — задает вопрос мастер психологической прозы Э.-М. Форстер, — мы наслаждаемся каждый раз по-новому, тогда как, читая Диккенса, наслаждаемся, но одинаково? Почему их диалоги так хороши? Почему они никогда не актерствуют? Дело в том, что ее герои хотя и не так масштабны, как герои Диккенса, зато организованы более сложно». Сравнение Джейн Остен с Диккенсом продолжил Р. Олдинггон: «Диккенс владел даром жить жизнью своих героев, и это передавалось его читателям. Погрешности вкуса, предрасположенность к мелодраме, сентиментальности и карикатуре часто ослабляют его. Дар Остен, возможно, более скромный и сдержанный, зато вкус ее безупречен, и он никогда ей не изменял».

К сожалению, о самой писательнице известно досадно мало. Ее сестра Кассандра Остен, то ли выполняя волю Джейн, то ли скрывая какую-то семейную тайну, а может быть, стремясь уберечь личную жизнь покойной от нескромных взглядов, уничтожила большую часть ее переписки и тем самым лишила биографов ценнейшего материала. Впрочем, сама же Кассандра, вовсе того не подозревая, выпустила джинна из бутылки, создав благодатную почву для всевозможных домыслов, дерзких гипотез, невероятных догадок. Почему все же Джейн Остен так и не вышла замуж — ведь ей не раз делали предложение? Правда ли, что она хранила верность брату поэта Уильяма Вордсворта, моряку, погибшему во время кораблекрушения? Была ли она с ним помолвлена, или ее избранником стал кто-то другой? Почему на стене Уинчестерского собора, где похоронена Джейн Остен, лишь в 1872 году появилась доска, на которой упоминается, и то вскользь, что Остен была писательницей? Почему близкие так настойчиво уверяли, что в жизни их родственницы не было никаких значительных событий? Почему им хотелось убедить мир, что Джейн была безобиднейшим существом на свете, когда известно, каким быстрым был ее ум и острым язык? А что, если и в самом деле была какая-то тайна и прав Моэм, когда искренне недоумевает, как «дочь довольно скучного и безупречного в своей респектабельности священника и очень недалекой маменьки» могла написать «Гордость и предубеждение», роман, который он отнес к числу десяти самых великих романов в английской литературе?

Мир романов Джейн Остен — это мир обычных мужчин и обычных женщин: молоденьких «уездных» барышень, мечтающих о замужестве, охотящихся за наследством; отнюдь не блистающих умом почтенных матрон; себялюбивых и эгоистичных красоток, думающих, что им позволено распоряжаться судьбами других людей. Хотя этот мир лишен таинственности, которая была в такой чести у современников Джейн Остен, он отнюдь не безоблачен. Здесь властвуют эмоции, случаются ошибки, порожденные неправильным воспитанием, дурным влиянием среды. Джейн Остен смотрит на этот мир и на своих героев иронично. Она не навязывает читателям своих оценок, но ее позиция всегда ощутима.

Джейн Остен не оставила подробного изложения своих эстетических воззрений. О них можно догадываться, читая ее едкие пародии, в которых она подвергла сокрушительной критике модный в то время «готический роман» («роман тайн и ужасов»), или знакомясь с ее письмами. Вельможной особе, взявшейся учить Джейн Остен писательскому ремеслу, она однозначно объяснила, почему масштабное, эпическое повествование ей не по плечу: «Уверена, что исторический роман… более способствовал бы моему обогащению и прославлению, чем картины семейной жизни в деревне, которые так меня занимают. Но я не способна написать ни исторический роман, ни эпическую поэму. Всерьез приняться за такое сочинение заставило бы меня разве что спасение моей жизни! И если бы мне нельзя было ни разу посмеяться над собой и над другим, уверена, что уже к концу первой главы я повесилась бы от отчаяния. Так не лучше ли мне следовать избранному пути и придерживаться своего стиля; может быть, меня и ждут неудачи, но я убеждена, что они будут еще большими, если я изменю себе… Я умею изображать комические характеры, но изображать хороших, добрых, просвещенных людей выше моих сил. Речь такого человека должна была бы временами касаться науки и философии, о которых я решительно ничего не знаю… Думаю, что не преувеличу и не погрешу против истины, если скажу, что являюсь самой необразованной и самой непросвещенной женщиной, когда-либо бравшейся за перо».