Габриэле д'Аннунцио - Леда без лебедя

Многоликий Габриеле Д’Аннунцио

На берегу живописного озера Гарда в Ломбардии, окаймленного ожерельем старинных маленьких городков, неподалеку от «гротов Катулла», где уединялся римский поэт, расположена вилла-поместье с пышным названием Витториале. Это довольно манерный поэтический неологизм, производное от слова «Виттория» — «победа». Так наименовал свою резиденцию поэт, романист и драматург Габриеле Д’Аннунцио, когда он, получивший от итальянского короля титул князя Монтеневозо, в зените своей шумной славы писателя, авиатора, завоевателя дамских сердец и далматинских территорий, поселился здесь после мировой войны. Он скончался в своем имении в 1938 г., полузабытый, переживший свою литературную известность, утративший ореол долго окружавшей его легендарности. Д’Аннунцио широковещательно принес в дар итальянскому государству свою Витториале еще в те времена, когда выстроил и разукрасил виллу и парк по своей прихоти. Он оставил здесь архив, переписку, великолепную библиотеку, свои коллекции и художественные ценности, весь неповторимый «реквизит эпохи». Тогда, в 20-е годы, Д’Аннунцио, разумеется, рассчитывал, что Витториале превратится в музей и место паломничества. Но вышло иное: подарку, как и ему самому, суждено было долгое забвение. Бенито Муссолини, который при случае именовал Д’Аннунцио своим другом и «поэтом нации», так и не открыл музея (по какой причине — мы увидим позже). Лишь несколько лет назад вилла стала доступной для посетителей.

«Витториале — это своеобразный мавзолей, набитый добычей всей жизни», — замечает автор исследования о Д’Аннунцио Ф. Жюлльен. Странное, двойственное впечатление оставляет эта резиденция «принца декадентства». Анфилада комнат, погруженных в полумрак (в иных нет окон), освещенных дымно-красным и мерцающе-фиолетовым светом; диваны, покрытые причудливо вышитыми тканями, обитые тисненой кожей; двери задрапированы тяжелыми портьерами. На столах, этажерках, консолях — груды альбомов, стилизованных сувениров, антикварного фарфора. Стены сплошь увешаны портретами, фотографиями с автографами знаменитостей. Эклектичность этого декора явственно говорит о снобизме владельца, доходившем иногда до комического. Так, в одной из комнат стоит… гроб, убранный парчой и бархатом. Д’Аннунцио однажды объявил, что поэт чувствует себя мертвецом среди буржуазной прозы жизни, и не преминул материализовать метафору в меблировке!

А на холме в дальнем углу парка воздвигнуто сооружение совсем иного рода: Д’Аннунцио установил здесь на маленьком плато палубу, мачту и рулевую рубку, демонтированные с итальянского крейсера «Апулия», на борту которого он некоторое время провоевал. Стоя на носу, около небольшой пушки, глядя сквозь деревья на водную гладь озера, невольно испытываешь ощущение, будто корабль вот-вот вырвется на морской простор, неся на мачте флаг Италии — он и вправду на ней развевается.

Оказывается, все совсем не так просто и прямолинейно.

Этот дом с его интерьером в стиле модерн загромождают строгие полки, заполненные прекрасными книгами: классика на многих языках, редкое собрание литературы первой трети XX века. На стенах рядом с претенциозными фотографиями — потускневшие венецианские зеркала, рисунки художников-прерафаэлитов; античный мраморный бюст и изящная старинная лампа соседствуют с набором экзотических вычурных кальянов. Манерность обстановки кричаще противоречит собранным здесь прекрасным произведениям искусства и литературы, преклонение перед которыми явственно просвечивает у владельца этого странного конгломерата.

Так было и в творчестве Габриеля Д’Аннунцио, и в самой его жизни, яркой и экстравагантной, которую он тщился построить «как произведение искусства», и в путанице его идей. Д’Аннунцио был прежде всего богато одаренной поэтической натурой, сильными сторонами которой являлись эмоциональность, восприятие действительности в ее чувственном, плотском аспекте. Ему присущи замечательное импрессионистское мастерство в передаче оттенков жизни природы и переменчивости человеческих чувств, колорит и пластика образа, безупречное владение арсеналом поэтической метрики. Презрение к эпигонству и культурному провинциализму Италии конца века, сочетавшееся с преклонением перед великой ренессансной национальной традицией, толкнуло Д’Аннунцио к широкому усвоению современной ему европейской культуры. Мопассан и Золя, Бодлер и Гюисманс, Уайльд и прерафаэлиты, Ницше и Вагнер, Метерлинк и искусство Сары Бернар, наконец, русский роман в лице Достоевского и Л. Толстого — вот источники идейно-художественных воздействий, которые итальянский писатель ассимилирует, преобразуя их по-своему, претворяя в свое собственное, оригинальное.

Но, оттесняя плодотворные художественные начала, в творчестве Д’Аннунцио многократно одерживали верх декадентские идейно-эстетические постулаты, составляющие так называемый даннунцианский миф, который явился причиной и недолгой громкой славы Д’Аннунцио, и последующего пренебрежительного забвения. Главный момент этого мифа — культ «свободной личности», утонченной индивидуальности, которая видит цель существования в упоенности жизнью, во всеобъемлющем наслаждении искусством, любовью, красотой вещного мира. В отличие, к примеру, от гюисмансовского Дез Эссента из романа «Наоборот» эстетизация жизни для героев Д’Аннунцио — не бездейственность. Свободная личность постепенно превращается в творчестве Д’Аннунцио в «сверхчеловека», волевого и активного «аристократа духа и породы», предназначение которого — возродить культурную миссию Италии в мире, увлечь нацию имперской идеей величия «Третьего Рима». Здесь выразилась одна из характерных черт национально-исторической специфики итальянского декаданса.

Эмоциональность и честолюбие, искренняя убежденность в своем призвании «поэта нации» и «глашатая Обновления», врожденная любовь к актерству в жизни сцементировали это кредо Д’Аннунцио, человека и писателя. И в результате Габриеле Д’Аннунцио, выходец из самой застойной, традиционалистской среды захолустного итальянского Юга, внезапно сделался властителем умов, законодателем литературных вкусов и образа жизни. Свой миф он воплощал в собственной пестрой и цветистой жизни: некрасивый внешне, стал неотразимым возлюбленным знатных дам и знаменитых актрис, мелкий буржуа по происхождению оказался мужем титулованной наследницы, светский эстет превратился во время войны 1914–1918 гг. в героя-летчика и кондотьера… В зените своей славы, в 1919 г., когда Д’Аннунцио, встав во главе добровольческого отряда демобилизованных молодых солдат, оккупировал город Фиуме (итальянское название города Риеки в Далмации) и в течение 15 месяцев удерживал его наперекор всей Европе, он на какой-то момент стал в глазах широких кругов итальянской националистически настроенной молодежи «народным героем».

Время быстро произвело суровый отбор. Декадентские издержки Д’Аннунцио перевесили надолго его художественный дар, им же самим скомпрометированный: плохо переваренные ницшеанские идеи привели его на склоне лет к восторгам перед демагогией Муссолини о воссоздании величия «Средиземноморской итальянской империи». В результате имя Д’Аннунцио на долгие годы оказалось прочно связанным с трагическим фарсом фашизма.

Свою европейскую славу он утратил быстрее, чем приобрел. Отошли в область истории литературы почти все его нашумевшие романы и драмы. Особенно прочно его изъяли из памяти в послереволюционной России, где он перед первой мировой войной пользовался огромной популярностью. И поэтому сегодня нам особо надлежит разобраться, справедливо ли такое забвение и что же на самом деле являет собою творчество этого многоликого Габриеле Д’Аннунцио.

Габриеле Д’Аннунцио родился в 1863 г. в маленьком городке Пескара в провинции Абруцци. Этот край еще оставался тогда замкнутой полуфеодальной окраиной, где в деревне сохранялись основы средневекового уклада. В Абруццах не проявил себя итальянский Ренессанс, и позже Д’Аннунцио говаривал, что единственным прекрасным произведением искусства в его краях были разноцветные паруса рыбацких лодок. С тем большей силой рвался необыкновенно способный мальчик из скромной мелкобуржуазной семьи к культуре, к большому миру. Уже в 16 лет не закончивший курса учения лицеист публикует свой первый сборник стихов «Primo vere». Под этим латинизированным названием скрываются стилизованные гимны, элегии, мифологические сценки, обнаружившие жаркий поэтический темперамент автора и отличное знание античности.

Д’Аннунцио едет в Рим, где сотрудничает в декадентских изданиях, а после выхода второго сборника стихов становится модным поэтом.

В 1882 г. появилось первое прозаическое произведение Д’Аннунцио — сборник новелл «Девственная земля», посвященный жизни родного края — Абруццам, Пескаре. Д’Аннунцио сохраняет здесь некоторые черты веристской[1] новеллистической традиции (картины жизни рыбаков, деревенского быта), но его новаторство в разработке этой тематики и в самом видении мира и природы несомненно. Оно проявляется прежде всего в осязаемой образности воссоздаваемого пейзажа, который является наиболее значительным компонентом всех новелл. По существу, это небольшие, по нескольку страничек, поэмы в прозе, образы зримой, многокрасочной природы. «Пейзаж у Д’Аннунцио — само дыхание юной страстности автора», — писал Фр. Флора. Новеллы проникнуты своеобразной лирической чувственностью, они воспевают изначальные — если не примитивные — ощущения человека, охваченного радостью слияния с природой в ее бурном цветении. Особенно выразительна для передачи этого общего мировосприятия новелла «Девственная земля».