Адальберт Штифтер - Бабье лето Страница 10

Передо мной была деревня Рорберг, колокольня которой, резко освещенная солнцем, виднелась над ивами и вишнями. Она лежала чуть в стороне от дороги. Ближе находились два хутора, каждый, на некотором расстоянии от дороги, красовался среди лугов и полей. Виден был еще дом на холме, не походивший ни на крестьянскую хижину, ни на мещанскую хозяйственную постройку, а смахивающий скорее на загородный дом горожанина. Бывая в этих местах, я уже не раз видел его, но никакого дела мне до него не было. На сей раз он привлек к себе мое внимание, тем более что оказался ближайшим от меня укрытием и сулил больше удобств, чем хутора. К этому прибавилось и своеобразное очарование. Когда уже почти всю округу, за исключением рорбергской колокольни, покрывала тень, дом этот был еще ярко освещен и блестел среди окружающей серости и синевы приветливой белизной.

Я решил, стало быть, поискать убежища в этом доме.

Прежде всего надо было найти путь, ведущий от дороги на холм, где стоял дом. При моем знании местных обычаев мне без труда удалось обнаружить окаймленную забором и кустами дорожку, поднимавшуюся туда от проселка. Я взобрался по ней на холм и вышел, как и предполагал, к дому. Он был все еще ярко освещен солнцем. Но, подойдя ближе, я увидел восхитительную картину. Дом был сплошь увит розами, и, как то бывает в этом плодородном холмистом краю, где уж если что-то цветет, то цветет все сразу, здешние розы словно бы дали обещание распуститься в одно и то же время, чтобы окутать дом покрывалом прелестного цвета и облаком великолепнейшего благоухания.

Если я говорю, что дом был сплошь увит розами, то не следует понимать это буквально. Дом имел два довольно высоких этажа. Стена первого этажа была до окон второго увита розами. Остальная часть до крыши была свободна, и это-то и была та светящаяся белая полоса, которая глядела вдаль и в известной мере приманила меня наверх. Розы были прикреплены к установленной перед стеной дома решетке. Они представляли собой деревца. Среди них были крошечные, чьи листья начинались у самой земли, были повыше, чьи стволы возвышались над первыми, и так далее, вплоть до последних, заглядывавших своими ветками в окна второго этажа. Растения были так распределены и выращены, что нигде не оставалось просвета, и до того места, куда доходили розы, стена дома была покрыта ими полностью.

Устройства такого рода я в столь больших размерах еще ни разу не видел.

К тому же здесь были почти все виды роз, какие я знал, и некоторые мне незнакомые. Цвета переходили от чисто белого через желтовато- и красновато-белый промежуточных видов к нежно-красному, к синевато- и черновато-красному. Такое же разнообразие было в формах и в строении цветов. Распределены они были не по окраске, при посадке внимание обращали, казалось, только на то, чтобы в стене роз не было никаких пробелов. Краски поэтому перемешались.

На зеленый цвет листьев тоже нельзя было не обратить внимания. Он был очень чистый, и ни порченых листьев, встречающихся у роз чаще, чем у других растений, ни какой-либо из распространенных болезней я не увидел. Ни засохших, ни изъеденных гусеницами, ни искореженных ими листьев не было вовсе. Не было даже тли, которая часто заводится в розах. Распустившись во всю свою мощь, листья красовались всеми оттенками зеленого цвета. В смеси с красками цветов они составляли поразительное покрывало. Солнце, все еще освещавшее, казалось, единственно этот дом, окрашивало розы и зеленые листья золотом и огнем.

Забыв о своей цели, я простоял несколько мгновений перед этими цветами, и лишь потом, спохватившись, подумал о дальнейшем. Я поискал глазами вход в дом. Но не нашел его. Во всей довольно длинной стене не было ни дверей, ни ворот. Не было и дорожки, которая вела бы к входу; вся площадка перед домом, песчаная, чистая, была разровнена граблями. От полей за моей спиной ее отрезала каемка из дерна и живая изгородь. По обе стороны дома, в направлении длины его, тянулись сады, отделенные от песчаной площадки высокой, железной, крашеной зеленой решеткой. Где-то в решетках, видимо, и прятался вход.

Так оно и оказалось.

В решетке, ближайшей к дороге, я обнаружил дверь, вернее, две створки двери, встроенной так, что с первого взгляда ее нельзя было отличить от решетки. В дверях имелись две медные ручки, а сбоку одной из створок рукоятка звонка.

Сначала я заглянул через решетку в сад.

Песчаная площадка продолжалась и за ней, только она была окаймлена цветущими кустами и усажена высокими плодовыми деревьями, дававшими тень. В тени стояли столы и стулья; но рядом не было ни души. Сад огибал дом сзади и, показалось мне, уходил довольно далеко вниз.

Я потянулся сначала к дверным ручкам, но дверь не открылась. Тогда я прибег к рукоятке звонка.

На звонок кто-то вышел из кустов сада. Когда незнакомец подошел ко мне со внутренней стороны решетки, я увидел человека с белоснежными волосами, ничем не покрытыми. Вообще же он был невзрачен, одет в какую-то домашнюю куртку, или как там назвать одеяние, тесно его облегавшее и доходившее ему чуть ли не до колен. Подойдя, он осмотрел меня и спросил:

— Что вам угодно, любезный сударь?

— Надвигается гроза, — ответил я, — и вскоре она нагрянет сюда. Я путник, как вы видите по моей сумке, и прошу поэтому позволить мне укрыться в этом доме, пока дождь, хотя бы самый сильный, не пройдет.

— Грозы не будет, — сказал незнакомец.

— Она начнется не далее как через час, — возразил я, — я хорошо знаком с этими горами и кое-что смыслю в здешних тучах и грозах.

— А я знаком с местом, где мы стоим, по всей видимости, гораздо дольше, чем вы с этими горами, потому что я намного старше вас, — отвечал он, — смыслю я также в здешних тучах и грозах и знаю, что сегодня на этот дом, на этот сад и на эту местность дождь не прольется.

— Не будем долго обмениваться мнениями насчет того, обойдет ли гроза этот дом или нет, — сказал я. — Если вы не решаетесь отворить мне эту калитку, будьте так добры, позовите хозяина дома.

— Хозяин дома я.

После этих слов я взглянул на незнакомца внимательней. Лицо его тоже, правда, свидетельствовало о почтенном возрасте; но оно показалось мне моложе, чем его волосы, и вообще принадлежало к тем приветливым, приятного цвета, не расплывшимся от возраста лицам, о которых не знаешь, сколько им лет.

После этого я сказал:

— Мне следует, пожалуй, извиниться за то, что я так назойливо настаивал на своем знании здешних мест. Если ваше утверждение, что грозы не будет, равнозначно отказу, я удалюсь тотчас же. Не думайте, что я, человек молодой, так уж боюсь дождя; вымокнуть, конечно, менее приятно, чем остаться сухим, но и не настолько уж неприятно, чтобы из-за этого кого-то обременять. Меня часто застигал дождь, и не беда, если он застигнет меня и сегодня.

— Тут, собственно, два вопроса, — отвечал хозяин дома, — и возразить я должен на оба. Во-первых, вы неверно судили о делах естественных, это объясняется, может быть, тем, что вы недостаточно хорошо знаете здешние условия или не очень внимательны к явлениям природы. Во-вторых, если вы, при грозе или без грозы, хотите посетить этот дом или вам угодно воспользоваться его гостеприимством, милости просим. В этом доме побывало уже немало гостей, и многим он охотно давал приют; и, судя по вашему виду, он охотно приютит и вас, и вы будете его гостем столь долго, сколько найдете нужным. Поэтому, прошу вас, войдите.

С этими словами он нажал на замок на воротах, одна створка отворилась, повернулась на колесике по полукругу железной рельсы и открыла мне проход.

Я помешкал.

— Если грозы не будет, — сказал я, — то у меня, в сущности, нет причины входить; ведь я свернул с дороги и поднялся к этому дому только из-за надвигающейся грозы. Но простите мне, если я еще раз коснусь этого вопроса. Я в некотором роде естествоиспытатель, я много лет занимался наблюдениями за природой, особенно в этих горах, и мой опыт говорит мне, что сегодня над этой местностью и над этим домом разразится гроза.

— Ну, так войдите же наконец, — сказал он, — теперь нам надо вместе подождать, кто из нас окажется прав. Я хоть и не естествоиспытатель и не могу о себе сказать, что занимался естествознанием, но кое-что читал об этих предметах, старался всю жизнь наблюдать за природой и размышлять о прочитанном и увиденном. Вследствие этих усилий я усмотрел сегодня верные признаки того, что тучи, которые еще стоят на западе, которые уже один раз прогромыхали и заставили вас подняться ко мне, не разольются дождем ни над этим домом, ни вообще где-либо. Возможно, когда солнце сядет, они разойдутся и рассеются по небу. Вечером мы, пожалуй, почувствуем ветерок, а завтра, несомненно, день будет ясный. Может, правда, случиться, что упадет несколько тяжелых капель или пройдет небольшой дождик, но никак не над этим холмом.