Божена Немцова - Карла Страница 10

Он, однако, становился все печальнее и говорил мне: «Вы же видите, мама, многие идут в солдаты и возвращаются. Почему бы и мне не пойти, чем я хуже других? Вы за меня не бойтесь». А я все не могла решиться. Да еще тут с некоторых пор каждую ночь стал мне сниться Драгонь, был он всегда опечаленный, я вся измучилась от этих тревожных снов. И подумала я, значит все-таки взяли мы грех на душу, не надо было нам это делать. А когда в воскресной проповеди пан священник сказал, что бог наказывает тех, кто его воле противится, меня даже мороз по коже пробрал и я долго не находила себе места. Задумала я сегодня пойти на святую исповедь, да с паном священником посоветоваться. Только господь бог рассудил иначе, и все открылось само. А кто же про это Барте сказал, неужто сам мальчик?

— Не думаю я, что Барта знает правду, это получилось случайно. Господь бог помутил твой разум, Маркита, ты сама проговорилась.

— Что ж, пусть будет так. Зато теперь я спокойна, и душа Драгоня тоже обретет покой. Сегодня явился он мне между двенадцатью и часом ночи я видела его так, как вас, но будто в тумане. Помню, однако, хорошо, что был он в военной форме, как в молодости, только грустный. Я даже пошевелиться не могла, но готова жизнью поклясться, что не спала. Он хотел осенить меня крестным знамением, но тут запел петух и видение пропало. Я молилась до самого божьего утра.

Пока Маркита рассказывала, во дворе все ожило, в комнату сперва вошел Петр, потом пришла Гана, а Карлы не было. — Где Карла? — спросила у них мать.

— Да где же ей быть? — ответил Петр. — Она пошла с Ганой домой, и больше я ее не видел.

— А я видел ее час спустя после полуночи, — сказал один из батраков,— она стояла у дома Барты с его племянником.

— С кем она стояла? Тебе сослепу померещилось! — гаркнул на него Петр.

— Померещилось так померещилось, тебе лучше знать, — проворчал батрак.

— Давай-ка, Йирка, быстро к Барте и спроси, не там ли Карла, — велел Милота батраку, и тот немедля пошел.

— Эй, Петр, теперь уже можешь не злиться. Ставь на Карле крест, она такой же мужик, как ты да я, — сообщил хозяин сыну.

Петр сразу не понял, о чем это отец говорит, и тот вкратце обо всем ему рассказал.

Зато Гана все поняла тут же. Карел ей снился целую ночь, и, проснувшись утром, она продолжала слышать его задушевный голос, чувствовала его поцелуи и шептала со слезами на глазах: «Пусть это будет правда!» Она сразу все поняла, сразу в это поверила.

— Ну что ж, потерял я невесту, зато нашел хорошего товарища, — бодро заявил Петр.

— Правильно, Петр! — поддержал его отец.

Гана же, уткнувшись в фартук, плакала.

— Ну чего ты плачешь, Гана? — спросила мать и заглянула ей в лицо. Она, по-видимому, догадалась, что творится в девичьей душе, и потому сказала с необычной нежностью:

— Перестань, девонька, не плачь. Я потеряла дочь, ты подружку, а у отца стало одним сыном больше. Со временем все уладится. Теперь у нас одной парой трудолюбивых рук стало меньше, придется и за них поработать. Пойди-ка, Гана, приготовь работникам завтрак.

Сказав это, хозяйка взяла дочь за руку и увела ее из комнаты.

В это время вернулся батрак с вестью о том, что Барта с племянником и Карлой ночью уехали в Кдыню, что повез их брат Барты, но к восьми они собирались вернуться.

Новость эта опять повергла Маркиту в слезы, и Милоте стоило труда успокоить ее. Еле дождались восьми часов. Петр даже выходил на дорогу встречать. Барта сдержал слово — вернулись они вовремя, но без Карлы. Всю дорогу он то гладил, то накручивал усы и сердито ворчал:

— А меня-то зачем впутали в это дело?

Увидев Петра, он побледнел. Но Петр тут же подошел к нему, спросил про Карлу и рассказал обо всем, что за это время у них произошло.

— Ну, Петр, ты вроде как бы грех с моей души снял, — обрадовался Барта, на сердце у него стало совсем легко, и он поспешил к дому старосты.

— Ну... это самое... кума, — начал он еще с порога, — попутал тебя черт! Если бы я знал про это раньше... ну да ладно, коль уж так получилось. Карла... или нет, Карел посылает тебе и всем вам привет. Ты уж его прости, но дольше ему уже было не вытерпеть. Просит тебя не плакать, а молиться, чтобы господь бог вернул бы его в добром здравии. Поехал он прямо в Прагу к пану надпоручику... и сам пойдет в солдаты.

И хотя Маркита знала, что тем дело кончится, она горько заплакала.

— Перестань плакать... это самое... Карел правильно сделал. Куманек возьмет его служить к себе, и станет он капралом. Ты за него не бойся, артикулу я его научил, а это самое трудное... Да, чтобы не забыть. Он просил передать, что заходил к тебе ночью, хотел проститься, но ты спала. Оно и лучше, считай, что Карел с тобой попрощался. Ты, Петр... это самое... не забывай Бару... А тебе, Гана, он посылает вот это... и велит помнить то, что ты обещала.

С этими словами он вытащил красный платок из кармана и подал его Гане. В нем были завернуты пояс и девичий веночек Карлы.

Гана плакала навзрыд.

— Ну , пусть все решает господь бог, ему лучше знать, кому что полезнее. Весною, если будем живы, здоровы, съездим в Прагу, Маркита. А теперь за работу и в костел на помазание! — распорядился Милота, и все послушно разошлись по своим местам. Маркита отправилась делать работу, которую раньше делала ее дочь.

Когда в деревне стало известно о том, что произошло, кумушки-сплетницы обрадовались: «Так ведь мы и раньше говорили — тут что-то не так!»

IX

Пан надпоручик, который к этому времени уже стал капитаном, принял Карела хорошо, хотя и отругал как следует Маркиту за безрассудство. Сперва Карел тосковал и думал, что заболеет «тоской по родине», но твердая воля помогла ему одолеть все трудности, он учился и очень скоро снискал себе любовь пана капитана.

К тому времени срок военной службы был уменьшен с четырнадцати до восьми лет. Мог ли кто-нибудь радоваться этому больше, чем Карел и близкие ему люди в Страже? Хотя для Ганы и такой срок показался слишком большим, она все же горячо помолилась за императора. Милота с Ганой и Маркита на храмовый праздник святого Яна приехали в Прагу. Гана ничего не видела, ничего не слышала, кроме своего Карела, который теперь казался ей в тысячу раз прекраснее, чем прежде. И Маркита, как ни больно ей было видеть сына солдатом, тоже радовалась, что военный мундир ему к лицу. Вот только, если бы не эта разлука да не восемь лет солдатской службы, все было бы ничего.

Петр признал, что Карел был прав: Бара действительно хорошая девушка и любит его. Он не долго раздумывал и в тот же год сыграл свадьбу. Карел прибыл в отпуск капралом, что очень обрадовало Барту. Если он Карлу любил, то еще больше полюбил Карела.

Прошло три года. На четвертый год Карел был уже фельдфебелем. Он стал важным паном, мог и до офицера дослужиться, потому что к нему относились хорошо, но вдруг затосковал по горам, по Гане, да так, что и генеральский мундир, будь он у него, променял бы на крестьянскую куртку.

Тоска его, видно, передалась Гане, она ходила как в воду опущенная и дома, среди родных гор, тосковала по Праге.

— Нет, так дело не пойдет! Одна воркует тут, другой там. Пусть собирается и едет к нему, так будет спокойнее. Ну-ка, мать, испеки мне белого хлеба в дорогу. А ты, Йирка, смажь у телеги колеса, я завтра еду в Прагу. Надо кое-что там разузнать! — сказал в один прекрасный день Милота.

Батрак как следует смазал колеса, мать и Гана испекли белого хлеба для старосты и Карела, и на следующий день хозяин поехал в Прагу. Через несколько дней он вернулся и сказал:

— Ну, Гана, радуйся, все улажено!

Вскоре после этого, отслужив положенное, Карел вернулся домой, стал хорошим хозяином и, наверное, по сей день живет и здравствует со своей Ганой.

Примечания

1

Вальдмюнхен — город в Германии, в земле Бавария.

2

Красная подушечка на груди — деталь женского костюма в этих краях.

3

Ходы — жители пограничных деревень у Домажлиц. Одна из привилегий ходов — знамя с вышитой на нем песьей головой. Отсюда — псоглавцы.