Жоржи Амаду - Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка Страница 10

Эвандро Нунес дос Сантос допил кофе, поставил на стол пустую чашку. Афранио задерживается, и он не знает, как развязать этот узел. В отличие от президента Эвандро обязательств не боится:

– Во всяком случае, на мой голос этот мерзавец может не рассчитывать.

ЗАГОВОР НА ФАЙФ-О-КЛОКЕ

Афранио Портела и Лизандро Лейте, подошедшие с разных сторон, встретились у подъезда Малого Трианона. Щекастое лицо юриста сияет.

– О том, что Агналдо выдвинул свою кандидатуру на выборы, будет сообщено в газетах и по радио.

Ликующий Лейте называет всесильного полковника запросто, по имени, – знай наших! Он не говорит, откуда эти сведения, но Афранио без труда догадывается: так же, как и он сам, Лизандро времени зря не теряет.

Они вместе входят к президенту, Лейте валится в кресло, Афранио торопится увести из кабинета костлявого гуманитария, пока тот со свойственной ему откровенностью не успел высказать всё, что «он думает об этой пухлой подлизе».

– Пойдем-ка, старина, в «Коломбо», выпьем чаю, посекретничаем на свободе. Подальше от Лизандро, поближе к красивым женщинам! Пусть глаз порадуется!

Афранио частенько захаживал в «Коломбо» вместе с покойным Бруно, и сейчас он рассказывает Эвандро о пристрастиях и вкусах покойного. Роман поэта с хорошенькой портнихой, сидевшей у окна своей мастерской на втором этаже в доме напротив, вдохновил его на создание забавного и трогательного рассказа «Пятичасовой чай» – за те десять лет, что прошли после выхода «Женщины в зеркале», Портела только однажды вернулся к беллетристике.

Усевшись за столик в кондитерской, Эвандро, всё еще пребывающий в отвратительном настроении, последними словами поносит президента, который «даже не скрывает своего благожелательного отношения к проискам Перейры».

– Благожелательного, ты сказал? И это после пинка, который он вчера получил?

– Какого пинка?

– Потом, потом… Сейчас расскажи-ка мне поподробнее, что тебе говорил Эрмано.

– Говорил, что нужно восстановить традиции, и потому он будет за представителя армии.

– Он имел в виду представителя армии вообще или назвал конкретное имя – полковник Перейра? Агналдо, как именует его теперь, захлебываясь от восторга, Лизандро.

– Вообще.

– Тут есть некоторая разница, куманёк. – Афранио и Розаринья крестили Алваро, сына Эвандро. – Открою тебе страшную тайну: я тоже за представителя армии. – Он хитро улыбнулся.

Иногда Эвандро раздражает его друг и кум – особенно если дело идёт о вакансиях в Академию. Оба они всегда поддерживают одного кандидата, но во время предвыборной борьбы ведут себя совершенно по-разному. Эвандро трубно и гласно воздает хвалу своему протеже, превозносит его достоинства, спорит, доказывает, горячится, а Афранио действует тайно, скрытно, незаметно, интригует в кулуарах Академии и считается самым опасным противником. Даже сейчас, когда возникла реальная угроза избрания Агналдо Геббельса Перейры (сам полковник печатно заявлял, что гордится прозвищем «бразильский Геббельс», – прозвищем, которым враги народа думали унизить и оскорбить его), Афранио выглядит на удивление невозмутимо. Он вовсе не рассержен – напротив: его как будто забавляет всё происходящее – и он даже потирает руки от удовольствия. Эвандро нетерпеливо требует:

– Да объясни же наконец, что ты задумал, а то от ярости я совсем поглупел.

Местре Афранио во всех подробностях рассказывает о своей кипучей деятельности. Время от времени он прерывает повествование: то раскланяется со знакомым, то обратит внимание Эвандро на проходящую мимо женщину, если, конечно, она достойна этого внимания. Он не терял времени даром (впрочем, Лизандро тоже). Вчера, переговорив с Эвандро по телефону, он позвонил нескольким академикам и обменялся с ними впечатлениями. Он всегда встаёт спозаранку и утром успел наведаться по крайней мере к четверым коллегам и позавтракать с пятым – Родриго Инасио Фильо. На встречу же с Эвандро он опоздал потому, что заходил к бедному Франселино, так жестоко пострадавшему (вкупе с президентом Академии) от энергичного пинка охранника. В результате всех этих визитов и телефонных перегово­ров у него сложилось некоторое представление о выборах:

– Упоминание имени полковника встречает протест…

– Да о нём слышать не хотят! – Эвандро тоже успел кое с кем повидаться.

– Не надо преувеличивать, мой дорогой, останемся реалистами. Разумеется, полковника не любят, некоторые просто терпеть не могут, и немудрено: у него дурная слава. Он готов заподозрить в крамоле самого господа бога Иисуса Христа. Родриго мне рассказал, что на пасху цензура запретила печатать в «Ревиста дос Сабадос» Нагорную проповедь. Редактор Жиль Костело обратился в ДПП – он думал, что запрет касается только иллюстрации: они дали модернистский рисунок Портинари, – и чуть с ума не сошел, когда выяснилось, что запрет наложен на евангельский текст. Какой-то чиновник для очистки совести сообщил ему, откуда исходил приказ о запрещении – от полковника Перейры. Родриго своими ушами слышал эту историю от самого Жиля.

– Кто же станет голосовать за такого негодяя?

– Не обольщайся. Несмотря на всё это, он будет избран. Если, конечно, мы с тобой не примем мер. Сморщатся от омерзения, как сказал мне Алкантара, но проголосуют. Лизандро далеко не глуп, и сейчас он не блефует. Едва я услышал о происшествии с Франселино, как тут же помчался к нему. Первое, что я увидел, войдя, была неимоверных размеров корзина с фруктами: яблоки, груши, виноград и – визитная карточка полков­ника Перейры с приписанным от руки извинением. Почерк, впрочем, был нашего дорогого Лизандро. – Он снова улыбнулся. – От нас потребуется дьявольская ловкость, Эвандро! Дьявольская! – повторил он уже серьёзно. – Нужно отыскать другого кандидата.

– Ну так у нас есть Фелисиано, чего ж лучше? Признанный поэт, все его любят – и стар и млад. К тому же превосходный человек.

– Этого мало, куманёк. Нам нужен кандидат, за ко­торого академики не побоялись бы проголосовать. Нам нужен кандидат, которому полковник Перейра, человек действительно могущественный и в средствах не стесняющийся, никак не сможет навредить. А навредить он может… Так что о штатском нечего и думать. Надо найти военного, Эвандро, и притом чином выше Перейры. Он кто – полковник? Значит, нам нужен генерал.

Эвандро, сам человек сугубо штатский и к тому же автор прогремевшей на всю Латинскую Америку книги о пагубном воздействии милитаризма на страны континента, возмутился:

– А-а, теперь и ты заводишь эту песню о поруганной традиции?

– Да не в традиции дело! – Афранио стал серьёзен. – Нужно воспрепятствовать тому, чтобы человек, за­пятнавший себя нацизмом, опозоривший себя пытками политических заключенных, травлей писателей и журна­листов, человек, во всём противоположный нашему Бру­но, который и умер-то потому, что не мог вынести всех этих ужасов, занял его место в Академии, сидел на заседаниях рядом с нами, стал нашим коллегой…

Минуту стояла тишина. Эвандро раздумывал. Потом кивнул.

– Да. Ты прав.

– Конечно, прав! За штатского проголосуют четыре-пять человек: ты да я, да Родриго, да, может быть, еще… – Он назвал два имени. – А вот если мы найдём и протащим генерала, если мы как следует побегаем и пошевелим мозгами, то вполне можем сорвать банк! Итак, срочно требуется генерал, издавший хотя бы одну книж­ку, противник нацизма и Нового государства. Генерал, который сможет выстоять против полковника Перейры, Ты согласен со мной?

– Согласен-то согласен… Но где же взять генерала, который отвечал бы всем этим требованиям? Нет такого генерала.

– Найдём. Ты, друг мой, склонен к преувеличениям. По-твоему, кто в мундире, тот, значит, уж и не человек. Среди военных много людей порядочных и честных, настоящих демократов. Может быть, их даже большинство. Ну а теперь слушай историю о том, как телохранители полковника… – И он заливается смехом, ещё не начав рассказывать. Академик Афранио Портела если веселится, так уж веселится: он умеет брать от жизни все, что она может дать.

ГЕНЕРАЛ ЖДЁТ ТЕЛЕФОННОГО ЗВОНКА

Генерал Валдомиро Морейра нетерпеливо отбрасывает газету, смотрит на часы, встаёт с кресла, пересекает сад, входит в комнату. Непорядок! Так он и знал: Сесилия висит на телефоне, ведёт бесконечный разговор с возлюбленным. Проклятый зубодёр! И без него голова кругом!..

– Да ну тебя, перестань! – кокетливо хохочет в телефон Сесилия.

– Сесилия! Прекрати!

От раскатов генеральского голоса кокетливый смех стихает. Зажав трубку ладонью, непослушная дочь про­сит:

– Сейчас, сейчас, папа, подожди минуточку!

– Клади трубку!

– Сию секундочку, папа!

Услужливый Сабенса обещал позвонить после того, как он поговорит с доктором Феликсом Линьяресом и добьётся столь необходимого генералу соглашения. Их встреча должна была произойти перед обедом, в клинике Липьяреса, где плодовитый автор романов на библейские темы принимает пациентов и решает вопросы, связанные с Академией словесности Рио-де-Жанейро, президентом которой его единогласно избирают уже в пятый раз. За завтраком генерал строго-настрого запретил жене и дочери занимать телефон после десяти утра: обе способны болтать часами – дона Консейсан жалуется на рост цен, Сесилия клянется в любви.