Фрэнк Йерби - Судьбы наших детей Страница 10

Роберт Шекли

Лавка миров

Добравшись до конца длинной, доходившей до плеч гряды серого щебня, Уэйн очутился перед Лавкой миров. Он сразу узнал ее по описаниям друзей. Это была маленькая лачуга, сооруженная из поломанных досок, листа оцинкованного железа, остатков автомобильного кузова и потрескавшихся кирпичей. Снаружи все это было неровно вымазано бледно-голубой краской.

Уэйн оглянулся на длинную каменистую тропку, чтоб убедиться, что за ним никто не следит. При мысли о собственной дерзости его бросило в жар. Он крепче зажал в руках сверток, открыл дверь и быстро прошел внутрь.

— Доброе утро, — сказал хозяин.

Он тоже был именно таким, каким его описывали: высокий старик с хитро прищуренными глазами и угрюмым ртом. Звали его Томпкинс. Он восседал в древней качалке, на спинке которой примостился сине-зеленый попугай. В лавке были еще стул и стол. На столе лежал заржавленный шприц.

— Я узнал о вашей лавке от друзей, — сказал Уэйн.

— Тогда вам известно, сколько я беру, — сказал Томпкинс. — Принесли?

— Да, — сказал Уэйн, приподняв сверток. — Но я хотел бы узнать…

— Все они одинаковы, — сказал Томпкинс, обращаясь к попугаю. Попугай мигнул. — Валяйте, спрашивайте.

— Мне хотелось бы знать, что на самом деле происходит в это время.

Томпкинс вздохнул:

— Происходит вот что. Вы мне платите. Я делаю вам укол, от которого вы засыпаете. Затем с помощью кое-каких приспособлений, которые у меня за стеной, я освобождаю ваше сознание.

Кончив, Томпкинс усмехнулся, и Уэйну показалось, что его молчаливый попугай тоже усмехнулся.

— А потом?

— Ваше сознание, освобожденное от тела, сможет выбрать любой из бесчисленных миров-вероятностей, которые постоянно существуют вместе с Землей.

Широко улыбнувшись, Томпкинс приподнялся в своей качалке. В его голосе послышалось вдохновение.

— Да, да, мой друг, хотя вы, наверное, и не подозревали этого, наша потрепанная Земля с момента своего рождения из огненного чрева Солнца сама начала порождать альтернативные миры-вероятности. Любые крупные или ничтожные события отражаются в несметном числе миров. И Александры Македонские и амебы — все создают эти миры; велик или мал камень, брошенный в воду, от него все равно расходятся круги. Каждый предмет отбрасывает тень, не правда ли? Земля, друг мой, существует в четырехмерном пространстве, и видимое материальное отражение Земли в любой данный момент является лишь ее трехмерной тенью. Миллионы, миллиарды Земель! Бесконечный ряд Земель! Ваше сознание, освобожденное мною, сможет выбрать любой из этих миров и на некоторое время поселиться в нем.

У Уэйна было неприятное чувство, будто перед ним балаганный зазывала, рекламирующий чудеса. И все же, напомнил он себе, за свою жизнь он насмотрелся такого, чему раньше ни за что бы не поверил. Ни за что! Поэтому возможно, что чудеса, о которых рассказывал Томпкинс, тоже могут осуществиться. Уэйн сказал:

— Мои друзья еще говорили…

— Что я отъявленный мошенник? — перебил его Томпкинс.

— Некоторые из них намекали на это, — осторожно заметил Уэйн. — Но я стараюсь не быть предубежденным. Они еще рассказывали…

— Я знаю, о чем рассказывали ваши друзья; у них ведь одно грязное на уме. Они рассказывали вам об удовлетворении желания. Именно об этом вы хотели услышать?

— Да, — сказал Уэйн. — Они говорили мне, что, чего бы я ни пожелал… чего бы ни захотел…

— Вот именно, — сказал Томпкинс. — Именно так, а не иначе. Можно выбирать из бесконечного множества существующих миров. Ваше сознание выбирает, руководствуясь только желанием. Главное — то, в чем заключается ваше сокровеннейшее желание. Если вы втайне мечтаете совершить убийство…

— Нет, нет, ни в коем случае! — воскликнул Уэйн.

— …тогда вы попадете в мир, где разрешается убивать, где вы будете купаться в крови, где вы превзойдете самого маркиза де Сада, или Цезаря, или любого другого вашего идола. А вдруг вы стремитесь к власти? Тогда вы изберете мир, где вы будете богом в буквальном смысле. Может быть, кровожадным Джаггернаутом или всемудрым Буддой.

— Я очень сомневаюсь, что я…

— Есть и другие желания, — продолжал Томпкинс. — Все, что может родить воображение ангела или дьявола. Половые извращения, обжорство, пьянство, любовь, слава — все, что пожелаете.

— Поразительно! — сказал Уэйн.

— Да, — согласился Томпкинс, — конечно, мой краткий перечень не исчерпывает всех возможностей, всех комбинаций и трансформаций желаний. Вполне возможно, что вам захочется скромного, мирного, пасторального существования среди идеализированных туземцев на одном из островов Южных морей.

— Это больше по мне, — робко засмеялся Уэйн.

— Но кто знает? — сказал Томпкинс. — Вы можете даже и не подозревать о своих действительных желаниях. Вы можете даже хотеть собственной смерти.

— И так часто бывает? — озабоченно спросил Уэйн.

— Иногда.

— Я бы не хотел умереть, — сказал Уэйн.

— Так почти никогда не бывает, — сказал Томпкинс, глядя на сверток, который Уэйн держал в руках.

— Если так… Но откуда я знаю, что все это правда? Плата чрезвычайно высока, мне придется отдать все, что у меня есть. А кто вас знает, дадите мне снотворного, и все мне приснится. Отдать все, что у меня есть, за… дозу героина и набор красивых фраз.

Томпкинс успокаивающе улыбнулся:

— Испытываемые ощущения не похожи на то, что дают одурманивающие средства; не похожи они и на сновидение.

— Если это правда, — слегка раздраженно сказал Уэйн, — почему нельзя навсегда остаться в мире своей мечты?

— Я работаю над этим, — сказал Томпкинс. — Вот почему я беру такую высокую плату — чтобы достать материалы, чтобы экспериментировать. Я пытаюсь найти способ сделать трансформацию устойчивой. Пока мне не удается ослабить путы, привязывающие человека к Земле и влекущие его назад. Даже великие мистики не смогли порвать этих пут, не прибегая к смерти. Но я не теряю надежды.

— Если вы добьетесь успеха, это будет великим событием, — вежливо заметил Уэйн.

— Безусловно! — выкрикнул Томпкинс с неожиданной страстью. — Тогда я превратил бы свою несчастную лавку во врата спасения! Трансформация стала бы бесплатной, бесплатной для всех! Каждый смог бы тогда отправиться в мир своей мечты, в мир, для которого он создан, и оставить эту проклятую Землю крысам и червям…

Томпкинс оборвал себя на середине фразы и неожиданно заговорил с ледяным спокойствием:

— Однако я увлекся. Пока я еще не нашел способа бегства с Земли, по надежности не уступающего смерти. Возможно, мне это никогда не удастся. А пока я вам предлагаю съездить в отпуск, переменить обстановку, ощутить другой мир, взглянуть на собственные мечты. Вам известно, сколько я беру. Я возмещу плату, если то, что вы будете ощущать, вас не удовлетворит.

— Вы очень добры, — с искренним чувством сказал Уэйн. — Но есть еще одно обстоятельство, о котором рассказывали мне друзья. Я имею в виду сокращение жизни на десять лет.

— Здесь ничего не поделаешь, — сказал Томпкинс, — и этого не возместишь. Мой метод требует колоссального напряжения нервной системы, что, естественно, ведет к сокращению продолжительности жизни. Это одна из причин, по которым наше так называемое правительство объявило мой метод незаконным.

— Однако оно не слишком строго следит за соблюдением запрета, — заметил Уэйн.

— Верно. Официально мое изобретение запрещено как вредное мошенничество. Но чиновники тоже люди. Им тоже хочется покинуть Землю, как и всем другим.

— Отдать все, — задумчиво проговорил Уэйн, крепко сжимая в руках сверток. — И вдобавок потерять десять лет жизни! За исполнение моих тайных желаний… Вы знаете, я должен это хорошенько обдумать.

— Думайте сколько влезет, — сказал Томпкинс безразличным тоном.

Уэйн думал не переставая, пока возвращался домой. Он все еще думал, когда поезд прибыл в Порт-Вашингтон на Лонг-Айленде. Сидя за рулем машины на пути от станции домой, он вспоминал хитрое морщинистое лицо Томпкинса и думал о мирах-вероятностях и об исполнении желаний.

Однако размышления эти пришлось оставить, как только он вошел в дом. Его жена Джейнет хотела, чтобы он построже поговорил с прислугой, которая снова начала выпивать. Сыну Томми потребовалось помочь с парусной лодкой, которую нужно было спускать на воду на следующий день. А его маленькой дочке не терпелось рассказать, как она провела день в детском саду.

Уэйн вежливо, но строго поговорил с прислугой. Он помог Томми нанести еще один слой медно-рыжей краски на днище парусника и выслушал рассказ Пегги о ее приключениях на детской площадке.

Позже, когда детей уложили и они остались одни в гостиной, Джейнет спросила, нет ли у него неприятностей на работе.