Шмуэль-Йосеф Агнон - Под знаком Рыб Страница 10

И ведь она наверняка голодает, ей, возможно, и кусок хлеба в редкость. Нет, она не сказала об этом явно, но, когда попросила у него стакан воды, Хемдат понял, что она, видимо, в этот день ничего еще не ела. Он поставил перед ней хлеб и вино. Ни в коем случае! Она вовсе не хочет есть. Она просто хотела пить, стакан воды и ничего больше. В конце концов она все-таки согласилась взять кусочек хлеба. Взяла и съела, медленно, как едят птицы. И вправду клевала, как птичка. Одни лишь птицы клюют изящно, сказал наш поэт Пизмони. Браво, господин Пизмони!

В хорошее время выпало Хемдату начать занятия с Яэлью Хают. Пылающее лето миновало, и первый осенний дождь уже прошел, и дни уже не тянулись бесконечно, как выжженные пустыни, и солнце уже не так жгло голову, и Хемдат, бывало, целыми днями валялся на кровати, ожидая, пока небо затянется вечерними облаками. Как прекрасны твои ночи, Страна Израиля!

На четвертый день Яэль пришла позже обычного, а придя, села не на стул возле стола, а на кушетку. Вся ее поза говорила, что она не сосредоточена на чтении. Потом она вдруг посмотрела на Хемдата и сказала:

— Почему вы всегда молчите? Раньше я думала, что вы веселый человек, а теперь, когда лучше вас узнала, вижу, что на самом деле вы грустите. Расскажите мне немного о себе, пожалуйста.

Хемдат опустил голову и не сказал ни слова. В былые времена, когда он еще искал благосклонности молодых девиц, он любил рассказывать им о своей жизни, потому что эти воспоминания беззаботной юности привлекали к нему девичьи сердца. Но теперь, когда душа его охладела, он почитал за лучшее молчать. Он раскрыл Тору, и они снова приступили к занятиям.

Она была выше него. Поэтому и голова ее над книгой была выше. Он еще накануне заметил это. Он подложил под Тору еще одну книгу, чтобы ей не нужно было наклонять голову. Но забота оказалась чрезмерной. Теперь, чтобы увидеть буквы, она вынуждена была изгибать шею, как лебедь. Зачем он так сделал?

Хемдат взял подушечку и положил на ее стул. Яэль кивнула и сказала: «Да, так хорошо». Они ведь занимаются два часа подряд, ей будет не так трудно сидеть. И с благодарностью подняла на него свои зеленые глаза.

Они еще не кончили заниматься, как он вдруг встал и сказал:

— Извините, мне пора перекусить. Окажите мне честь, поужинайте со мной.

Она покачала головой и сказала:

— Нет-нет, я не голодна.

Хемдат снова свернул скатерть и сказал:

— Коли так, вернемся к занятиям.

Если его гостья не хочет поужинать с ним, он тоже не будет есть. Тогда она, наконец, согласилась поесть с ним, словно бы против своей воли.

Хемдата вы наверняка никогда не видели, так гляньте хотя бы на его комнату. Дом, где он живет, расположен в яффском квартале Неве-Цедек, и в комнате Хемдата целых пять окон: одно смотрит на море, другое — на пески, где растет большой новый город Тель-Авив, еще одно окно обращено в сторону Эмек-Рефаим, Долины Призраков, где проходит железная дорога, а два оставшихся выходят на улицу, но, когда Хемдат затеняет их зелеными занавесками, он словно отделяется от всего мира и даже от яффской толпы. В комнате стоит стол о четырех ножках, покрытый зеленой бумагой. Это настоящий писательский стол, Хемдат пишет на нем свои стихи. Рядом со столом стоит небольшая тумбочка, а в ней полным-полно всевозможных лакомств: хочется тебе маслин, или хлеба, или апельсин, или вина — достаточно протянуть руку. Все эти закуски он сопровождает чашкой кофе, который варит на спиртовке, стоящей на той же тумбочке. Варится кофе, и язычки пламени окружают кофеварку.

Яэль оторвалась от книги и загляделась на огонь. Хемдат посмотрел на нее и сказал:

— Ну, кто скажет, что я плохой хозяин?

Что правда, то правда — хозяин он хороший, сам ведет свой дом и ест со своего стола. Не то что иные его приятели, которые привыкли есть в столовках, а дни проводить в пустой болтовне. Не успеют встать после обеденной трапезы — уже время вечерней. Хемдат не таков. Он из хорошего дома, сын добропорядочного еврейского семьянина, у которого каждый день свят, ибо принадлежит не ему, а Господу, благословен будь Он, поэтому ни одного дня нельзя провести в праздности.

Хемдат наклонил кудрявую голову над горящей спиртовкой. Отсвет огня зарумянил его лицо и прибавил ему привлекательности. Яэль невольно глянула на картину, висевшую на стене над подвешенной там же кухонной утварью и изображавшую юношу с девушкой рядом. Яэль смотрела на картину, а из стекла на Яэль смотрело ее отражение. Она улыбнулась и сказала:

— Ей-богу, мне кажется, что с вашей картины на меня смотрит мое лицо. Это Рембрандт?

Хемдат кивнул и ответил:

— Вы правы, это картина Рембрандта, она называется «Жених и невеста».

У Хемдата нет зеркала, его заменяет стекло картины. Одно время, когда невеста приятеля увлеклась было Хемдатом, он любил смотреть на эту картину, видеть свое отражение между нарисованными фигурами и всякий раз думать, что он там — невидимый третий. Но теперь он был далек от подобных развлечений. Надо радоваться тому, что твое, а не заглядываться на чужое. Хемдат помнил, как насмехался над ним один из приятелей: «Твоя любовь к Рембрандту вызвана вашим сходством — как он бегал за юбками, так и ты».

Кто там стучит? А, это Шошана с Мушалемом! Хемдат открыл дверь нараспашку:

— Добро пожаловать, милости просим.

Яэль вскочила, будто ужаленная, и воскликнула:

— Ах, этот господин Хемдат, он такой странный, заставляет меня ужинать с ним. А я не хочу, не хочу! — Она покраснела и отвернулась.

Шошана с Мушалемом, оказывается, только что из Петах-Тиквы. Представляете — их там поженили, в поселке, совершенно неожиданно! Вот как это получилось. Один из родственников Шошаны справлял там свадьбу младшего сына, увидел их и решил добавить радость к радости — заставил и эту пару немедленно встать под хупу. А они совсем не были к этому готовы. У нее даже фаты не было, у Шошаны. Вот так шутку учинил Господь!

Хемдат и Яэль воскликнули разом: «Поздравляем! Поздравляем!» Хемдат искренне радовался за своих друзей. Право, такую историю следовало бы записать золотыми буквами на сафьяне! Ну вот, а теперь они пришли пригласить его на свадебный обед. Хемдат поблагодарил — он с удовольствием придет на их золотую свадьбу, но сейчас никак не может, увы. Они огорчились, но распрощались с ним по-дружески, без обиды.

Яэль была потрясена. Эта неожиданная свадьба произвела на нее странное впечатление. Подумать только, как это получается — только что один человек здесь, а второй совсем в другом месте, и вдруг случай сводит их, и они встают под хупу, и становятся супружеской парой — совсем как сосна и пальма в стихотворении Гейне. Нет, она неправильно сравнила. В самом деле, что общего между историей сосны и пальмы и историей Шошаны и Мушалема? То — деревья, каждое из них стоит на своем месте и тоскует, как ему положено, а Шошана и Мушалем — настоящая супружеская пара.

Хемдат взялся обеими руками за край стола и сказал задумчиво:

— Некоторые люди женятся неожиданно, а другие всю жизнь готовятся к этому, да так и не удостаиваются.

Зачем он это сказал?! Да просто так — вырвались глупые слова из сердца, вот зачем.

Глава 2

Друзья подозревают его в том, чего нет и в помине. Друзья говорят ему: «Она симпатичная, эта Яэль, вот ты и увлекся». Хемдат говорит себе: «Да ничего подобного, я занимаюсь с ней только из жалости». Он далек от нее, как восток от запада. Он до сих пор ее и пальцем не тронул. Не то чтобы она не была привлекательна или не нравилась ему, напротив: ее стройная фигура, молодая упругость, душевное спокойствие — все это неизменно вызывает у него что-то вроде уважения. А ведь прежде, пока он к ней еще не привык, он говорил, что она некрасива, более того — называл ее ходячим бифштексом.

Вечером она пришла на очередной урок. Вошла, прихрамывая, вся мокрая от дождя. Правая туфля полна воды, точно тонущая лодочка. Вошла и встала у входа со словами: «Дождь на дворе!» Хемдат подвинул к ней стул, и она сняла туфлю. Какая нежность в этой ноге!

Яэль посмотрела на него и спросила:

— Что это вы там разглядываете?

Хемдат вздрогнул, словно очнулся ото сна, и сказал:

— Интересно, эти чулки на вас — вы сами их связали?

Она улыбнулась:

— Нет, эти чулки я привезла из маминого дома, но я тоже могу такие сделать.

Хемдат снял с нее пальто и расстелил на кушетке. Как ему хотелось в эту минуту, чтобы в углу пылала жаркая печка, и на столе стоял кипящий самовар, и Яэль пила горячий чай, а он сушил бы ее пальто перед печью. Он наклонился и выжал полу ее пальто. Яэль сунула мокрую ногу в одну из его комнатных туфель. Хемдат улыбнулся и сказал:

— Есть такая дурацкая примета — если жених и невеста стоят под хупой и он первым наступил ей на ногу, то он будет властвовать над ней, а если она первой наступила, она будет властвовать над ним.