Каменная месса - Гюнтер Грасс Страница 10

class="p1">Начать же следует вовсе не со дня рождения Уты фон Балленштедт, прозванной позднее Наумбургской, который приходится, согласно многим полулегендарным свидетельствам, на 1 января 1000 года, на начало нового тысячелетия, а с любопытного факта. Многие великие предшественники на протяжении столетий едва ли обращали внимание на эту статую: Гёте, бывавший в Наумбурге в свою молодую, «штюрмерскую» пору, неоднократно, конечно, осматривал собор, но отзывов о статуе не оставил. Не привлекала она и внимание романтиков Йены и Гейдельберга, хотя от Йены до Наумбурга — рукой подать. Живший в детстве по соседству, в Вайсенфельсе, Новалис, несомненно, бывал в соборе, но также хранил молчание. Благодаря недавней исчерпывающей работе Й. Штреле, мне знакомо только одно ценное высказывание той эпохи, тем более любопытное, что принадлежит оно знаменитому скульптору Иоганну Готфриду Шадову, чьи бюсты и скульптуры отличались удивительной и детализированной эмоциональностью. Шадов, посетивший Наумбургский собор в 1802 году, писал в дневнике: «Эти великие статуи отличает естественность и простота драпировки, совершенно отличная от невыразительного ломаного стиля того времени, что вызывает вопросы: где, когда и как творил этот Мастер и кем он был?»

Исторические документы и хроники сберегли не так много восторженных отзывов, должно было пройти семь столетий, прежде чем появилась фотография и внимание к Уте оказалось более пристальным: имя её и облик возвели в культ, а в начале ХХI века Умберто Эко, упомянутый на страницах новеллы Грасса, обронит фразу, породившую новый виток популярности.

Как известно, великий итальянский семиотик и культуролог работал на рубеже веков над масштабной «Историей красоты». В 2004 году, отвечая на вопросы испанского журнала El Semanal по случаю выхода своей книги, Эко упомянул Уту в весьма примечательном контексте.

Фраза разошлась по свету, достигнув Наумбурга, почти мгновенно, оказалась на сувенирных сумочках и открытках, которыми торгуют там повсюду. «Синьор Эко, Венера Милосская или Мона Лиза, кто вам больше по душе?» — спрашивал репортёр. Весьма нелестно отозвавшись об обеих претендентках, Умберто Эко ответил: «Если бы мне представилась возможность пойти на свидание с каким-нибудь женским персонажем из истории искусства, я бы пригласил на ужин маркграфиню Уту из Наумбурга. Меня привлекают излучаемые ею грация, овал лица, взгляд, уходящий вдаль». Знал ли Эко о задумке Грасса — пригласить на трапезу Уту? Едва ли. Но на итальянской конференции, описанной в новелле, они, несомненно, встречались.

Истоки древнего рода Асканиев обычно возводят к личности Адальберта Первого Балленштедтского, родившегося около 970 года. В браке с супругой Хиддой было пятеро детей, среди них и Ута. Кроме неё и старшего брата Эзико, прочие братья и сестры стали, вероятно, священниками или монахами. Поселились же древние безымянные предки этой династии в немецких землях ещё во времена Крестовых походов, поскольку семейные предания возводили их происхождение к легендарному предку основателя Римской империи Юлия Цезаря, троянскому царевичу Асканию Юлу, в честь которого и был назван их фамильный замок Аскегер, или Ашерслебен.

Припоминаю, что в поисках сведений об Уте я обратился к старой повести Ханны Киль, но меня сразу смутила некая «легендарность» всего повествования, тем более что книга вышла в 1930-е годы — время довольно неоднозначной популярности нашей героини. Необходимо было навести справки об авторе этого небольшого произведения. Сомнения мои рассеялись, когда в немецких картотеках я нашёл информацию о Ханне Киль как об известном библиотекаре и, как говорят у нас, источниковеде, а значит, создавая свою новеллу, она опиралась на факты летописей и хроник. Вот что из этого следовало.

Ута родилась 1 января тысячного года. Период смены тысячелетий вошёл в историю как самый холодный в Европе. Стояли страшные морозы, был лютый неурожай: в реках замерзала рыба, а птицы мёртвыми выпадали из своих гнёзд, не в силах улететь в тёплые края. Люди инстинктивно тянулись к монастырям, где во дворах жгли костры и можно было надеяться хотя бы на скромную миску с горячим супом. Рассказывают, что истово верующие, ожидавшие, вопреки заповедям, неминуемого конца света и гибели, видели в ту ночь в небесах облик святого архангела Михаила с копьём, которым он сразил дьявола, а на рассвете вершины гор и заснеженные долины Гарца окрасились красным — выпал красноватый снег, который был немедленно окрещён «кровавым». Крестьяне роптали: кровавый снег — предвестник больших несчастий, а его, в отличие от лика архангела, в небе видели все.

В то морозное утро и появилась на свет Ута. Повивальная бабка уверяла: красный снег — словно лепестки алых роз, он дарует новорождённой любовь немощных и всеобщее почитание. Нечасто редкое атмосферное явление помогает прояснить дату рождения полулегендарного исторического персонажа. Это сегодня красный снег хотя и редкое, но объяснимое явление: массы сухого воздуха из пустыни Сахары донесли тогда до Германии частицы особого красноватого песка, который, смешавшись со снежными зарядами в верхних слоях атмосферы, выпал на землю в то утро к ужасу местных жителей.

В любви и строгости воспитывались дети четы фон Балленштедт. Ута вместе со старшим братом Эзико и сестрой Хацехой прилежно изучала Библию, а в четыре года уже и сама могла бегло читать и писать, позднее пристрастившись играть на маленьком органе, который Адальберт подарил её матери в день свадьбы. Она ловко ездила верхом, нередко сопровождая брата на охоту, завершила же своё образование Ута со старшей сестрой в женском монастыре — Хацеха стала аббатисой, а Уту отец забрал и выдал замуж за маркграфа Эккехарда Второго Мейсенского. Супруги поселятся в замке на скалистом берегу реки Заале; исходя из даты, когда Эккехард подарил молодой жене замок Шёнберг в качестве летней резиденции, а произошло это около 1018 года, можно заключить, что тогда же и состоялась свадьба.

В немецком языке давно появилось слово "hülfreich", современное написание "hilfreich" — значит оно «щедрый на помощь», «готовый помочь». Такой слыла и Ута в народной молве. После своего переезда в Наумбург и замужества с Эккехардом она не просто помогала бедным и больным, она навещала их в приютах, давала деньги на пропитание. В юности, много странствуя с братом по предгорьям Гарца, научилась хорошо разбираться в лечебных травах и готовить целебные горькие настойки. Тихим голосом и улыбкой она, случалось, достигала большего, чем воины мечами или послы переговорами. Авторитет Уты среди простого народа был необычайно высок. А укрепился он ещё больше после случая чудесного исцеления. Однажды, приложив ладонь ко лбу больного горячкой, она мгновенно вылечила его. Слава целительницы и благодетельницы быстро вышла за пределы Тюрингии. Подобных героинь история Средневековья знала множество, о них, с известной долей контаминации, упоминает и Грасс в своей