Альфред Жарри - Убю король и другие произведения Страница 11

Свободные люди принимаются маршировать и выходят в противоположную сторону.

Элевтера, Какаду

Какаду: Элевтера, крошка, похоже, мы немного опаздываем.

Элевтера: Дядюшка Какаду…

Какаду: Пожалуйста, не называй меня так, даже когда мы одни. Маркиз де Грандэр звучит куда проще, и прохожие не оборачиваются. В конце концов, ты можешь называть меня просто дядюшка.

Элевтера: Дядюшка, ничего, что мы опаздываем. С тех пор как вы пристроили меня…

Какаду: Благодаря моим высоким связям…

Элевтера: …на должность маркитантки свободных людей, я немного изучила их теорию свободы. Я вечно опаздываю, оставляю их без воды, они начинают мучиться от жажды и лучше понимают, что без маркитантки им не обойтись.

Какаду: Словом, дело идет к тому, что им тебя вовек не дождаться, а потому разумнее было бы не приходить вовсе, а то мне тоже надоело жариться под солнцем на плацу.

Элевтера: Дядюшка Кака… то есть просто дядюшка, в таком случае, почему бы вам не остаться дома?

Какаду: Это было бы неприлично, крошка Элевтера, не следует давать свободным людям слишком много свободы. Что ни говори, а дядя, особенно если он ничему не мешает, — это воплощенное целомудрие. С дядей ты уже не свободная женщина, ты — племянница. В наших краях все женщины ходят голыми, а для тебя мне удалось добиться поблажки. У тебя лишь ноги нагишом…

Элевтера: И все для того, чтобы не покупать мне ботинок…

Какаду: Впрочем, меня беспокоят не столько свободные люди, сколько твой жених, маркиз де Гранпре.

Элевтера: И все же, сегодня вечером вы даете бал в его честь. Как мне нравится его имя, дядюшка!

Какаду: Поэтому, дитя мое, позволь тебе еще лишний раз напомнить, что меня не следует называть при нем…

Элевтера: Какаду. Я помню, дядюшка.

Те же, Папаша Убю

Папаша Убю: Военные, как я вижу, небогаты, пойду послужу кому-нибудь другому. Ух ты, вот идет милейшая барышня в сопровождении почтенного господина, который несет за нею зеленый шелковый зонтик с красной отделкой. Только бы ее не спугнуть. Трах-тебе-в-брюх, прелестное дитя, позвольте предложить вам свои услуги. Свертывание носов, извлечение мозгов… то есть, я хотел сказать, зачистка ножек…

Элевтера: Оставьте меня в покое.

Какаду: Вы, верно, сударь, не в себе, она ж босая.

Те же, затем Мамаша Убю

Папаша Убю: Мамаша Убю, принеси-ка мне ботинный крюк и прочие сапожные щетки, а сама покрепче схвати ее за ноги. (Какаду.) А вас, сударь мой…

Элевтера и Какаду: Караул!

Мамаша Убю (вбегает): Несу, несу. Только зачем тебе все эти сапожные прибамбасы? у нее же и ботинок-то нет!

Папаша Убю: Трах-тебе-в-брюх! Я хочу начистить ей ступни сапожной щеткой. Я раб, и никто мне не помешает исполнить мой рабский долг. Я буду служить ей немилосердно. Убю и голову сломлю!

Мамаша Убю держит Элевтеру. Папаша Убю набрасывается на Какаду.

Мамаша Убю: Какое варварство! Она лишилась чувств.

Какаду (падая): Я умираю.

Папаша Убю (работая щеткой): Я знал, что они у меня вмиг успокоятся. Терпеть не могу болтунов! Осталось только потребовать с них мзду, я честно заработал ее в поте лица своего.

Мамаша Убю: Придется привести девушку в чувство. Пусть она заплатит.

Папаша Убю: Это ни к чему. Она бы наверняка не поскупилась на чаевые, а мне лишнего не нужно. Пришлось бы заодно воскресить и этого типа, а с ним я уже покончил. Как примерный раб я должен быть предупредителен. Вот дядюшкин бумажник и девичья бумажница. Я готов довольствоваться малым!

Мамаша Убю: И ты хочешь положить все это к себе в карман?

Папаша Убю: Ну не к тебе же, кикимора. (Просматривает бумажник.) Пятьдесят франков… еще пятьдесят… тысяча франков… Какаду, маркиз де Грандэр.

Мамаша Убю: Разве вы ничего не оставите бедной девушке, господин Убю?

Папаша Убю: Маманя, ты у меня допрыгаешься, я и тебя сейчас согну и в карман запихну. К тому же здесь всего-то четырнадцать золотых монеток с портретиком Свободы. (Элевтера приходит в себя и пытается скрыться.) А теперь, Мамаша Убю, найди мне экипаж.

Мамаша Убю: Ах ты, жалкий трус! Боишься удрать пешком!

Папаша Убю: Мне нужен роскошный дилижанс, хочу препроводить прелестное дитя в ее особняк.

Мамаша Убю: Папаня, где твоя логика? Ты портишься на глазах, еще немного — и ты станешь порядочным человеком. С каких это пор ты проявляешь милосердие, рехнулся что ли? И нельзя же оставлять труп валяться вот так, на глазах у всех.

Папаша Убю: Погоди, разве не видишь, что я предаюсь любимому занятию — мошну набиваю. Итак, продолжим наш рабский труд. Сейчас мы запихнем ее в дилижанс.

Мамаша Убю: А куда девать Какаду?

Папаша Убю: Мы спрячем его в багажный ящик, чтобы замести следы. Ты сядешь с девушкой, будешь ей сиделкой, кухаркой и компаньонкой, а я устроюсь сзади.

Мамаша Убю (приводит дилижанс): Скажи, а у тебя будет золоченая ливрея и белые чулки?

Папаша Убю: А как же, я их честно заработал. Впрочем, покамест у меня их нет, так что с барышней поеду я, а ты отправляйся взад.

Мамаша Убю: Ах, Папочка Убю…

Папаша Убю: В путь.

Садится рядом с Элевтерой, и экипаж трогается.

АКТ ВТОРОЙ

Дилижанс.

Папаша Убю, Элевтера

Папаша Убю: Дитя мое, я ваш покорный раб. Довольно будет и одного вашего слова — трах-тебе-в-брюх, — и я сразу же пойму, что вы готовы принять мои услуги!

Элевтера: Это неприлично. Я помню, чему меня учил дядюшка. Ни один мужчина не должен позволять себе вольностей, когда дядюшки Какаду нет рядом.

Папаша Убю: Дядюшки Какаду? Об этом можете не беспокоиться, дитя мое. Мы и его с собой прихватили. Вот он, ваш дядюшка.

Потрясает трупом Какаду. Элевтера лишается чувств.

Папаша Убю: Свечки едреные! Барышня не поняла. Мы и не думали за ней ухаживать. Мы не только ее дядюшку, мы и супружницу свою прихватили, которая в случае чего весь пузон нам истерзает. Я предлагал себя в качестве лакея. Дядюшка согласился нас нанять. Трах-тебе-в-брюх! А теперь я послужу привратником, покамест Мамаша Убю займется барышней, а то она, видите ли, при малейшей возможности грохается в обморок. Я никого к ней не допущу. Я окружу ее такой заботой, что ей не поздоровится. Я ее так не оставлю! Да здравствует рабство!

Вестибюль в доме Какаду.

Папаша Убю, Мамаша Убю

Мамаша Убю: Папаша Убю, звонят.

Папаша Убю: Ах ты, кошель-раскошель! Это, должно быть, наша верная госпожа. Умные люди всегда вешают бубенец на шею любимого пса, чтобы тот ненароком не потерялся. Велосипедисты гудят на всю округу, чтобы известить прохожих о своем приближении. Верный хозяин тоже обычно трезвонит по полчаса кряду, говоря тем самым: не волнуйтесь, я здесь, я блюду ваш покой.

Мамаша Убю: Послушай, ты ей и лакей, и повар, и дворецкий. Может, она проголодалась и пытается деликатно напомнить о себе, поинтересоваться, не пора ли кричать: кушать подано!

Папаша Убю: Что это ты, Мамаша Убю? Скажешь тоже, кушать подано! Мы позовем ее к столу, когда сочтем нужным. Для начала мы желаем подкрепиться сами, а барышне достанутся объедки с нашего рабского стола.

Мамаша Убю: А что твоя метелка?

Папаша Убю: Теперь я нечасто пускаю ее в ход. Когда я был королем, я ее доставал, чтобы рассмешить детишек. Теперь же опыт подсказывает нам, что одни и те же вещи смешат детишек и очень пугают взрослых. Ох, свечки едреные, сколько же можно трезвонить, мы и так знаем, что барышня на месте, хорошо вышколенный хозяин никогда не станет поднимать шума и звонить в неположенный час.

Мамаша Убю: Раз уж мы все съели, ты мог бы, по крайней мере, предложить ей выпить?

Папаша Убю: Трах-тебе-в-брюх! Ладно, так уж и быть, только бы она оставила нас в покое.

В негодовании спускается в погреб и в несколько приемов приносит двенадцать бутылок.

Мамаша Убю: Караул! Он совсем спятил. Неужели этот скупердяй собирается отдать барышне двенадцать бутылок? И где он только их откопал? А мне-то и скляночки не оставил!