Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово Страница 11

— О чем вы думаете, господин Мансфельд?

Ну вот, разве не смешно? Задай она мне подобный вопрос на спуске в сторону Швальбаха или в сторону Вайскирхена, даже до спуска в Бад-Хомбург, и я тут же повел бы себя нагло. Или очаровательно. Но теперь мы уже проехали ответвление на Фридрихсдорф, и все изменилось, я уже никогда не буду думать так, как до спуска в сторону Бад-Хомбурга.

— Я ведь задала вам вопрос, господин Мансфельд.

Я не отвечаю.

— Я вас спрашиваю: о чем вы думаете?

На этот раз я неуклюже отвечаю:

— Я только что думал, что бесклассовое интернациональное общество является единственной надеждой всего человечества, что такое общество невозможно построить без атомной войны, которая, однако, уничтожит все человечество.

После чего она задает следующий вопрос:

— Как ваше имя?

— Оливер, — ответил я.

Вот теперь я знаю, что люблю ее.

Глава 7

Я люблю ее.

Разве это нормально? Я — и вдруг влюблен! В женщину, которую я впервые вижу и которая сидит со мной рядом лишь последние полчаса. В замужнюю женщину, у которой есть ребенок. И любовник.

— Внимание, — говорю я. — Впереди еще один «мерседес».

Она послушно поворачивает голову в мою сторону. Я обгоняю машину.

— На этот раз за рулем была женщина, — проговорил я. — Можете снова смотреть прямо, иначе вы рискуете свернуть шею.

Она продолжает смотреть на меня.

— Скажите честно, о чем вы думаете, господин Мансфельд?

Да, о чем же я на самом деле думаю? Я думаю, что хотел бы остаться с тобой навсегда.

Но можно ли признаться в этом женщине, которую знаешь всего полчаса?

— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, — говорю я. — Ваш… ваш парень слышал у стойки справочного бюро, как барышня объясняла мне дорогу во Фридхайм…

— Ну и?

— А я в свою очередь слышал, как вы разговариваете по телефону. Дверь была неплотно прикрыта. Вы так громко говорили. Слишком громко.

— Этот разговор ничего не значил.

— Не скажите.

— Вы могли слышать лишь то, что говорила я!

— По репликам одного из говорящих легко восстановить весь разговор.

— Ну и что?

— Кто-то позвонил вам из Франкфурта. Кто-то, кому вы можете доверять. Повариха. Или, может быть, шофер.

— Ну и что?

— Кто бы это ни был, он знал, что вы находитесь со своим другом в аэропорту. Он позвонил, чтобы предупредить, что ваш муж неожиданно, раньше предполагаемого срока, вернулся из поездки и теперь ищет вас. Этот кто-то наврал вашему мужу, будто бы вы находитесь во Фридхайме. Наверное, у вас есть там вилла. Поэтому вы так спешите туда, чтобы приехать раньше вашего мужа. В таком случае вы сможете сказать ему, что вышли прогуляться.

Тут она поворачивает голову, откидывает ее на изголовье и говорит:

— Впереди снова какой-то спуск. Сверните. Пусть поскорее все будет позади.

— Я не понимаю…

— Вы шантажист. Прекрасно. Мне не повезло. Сбросьте газ. Нам надо сворачивать. Местность здесь пустынная, заросли кустарника высокие. Четверти часа будет достаточно. Прошу вас, не стесняйтесь, господин Мансфельд.

Я так обалдел, что не выдавил ни слова.

Она истерично восклицает:

— Ну же! Поворачивайте! Вы добились, чего хотели! — И она вцепилась в руль и вывернула его вправо.

«Ягуар» заносит, его выбрасывает на правую полосу, и мы буквально в паре сантиметров проносимся мимо какой-то машины — все это на скорости 210 километров в час. Я, не глядя, бью кулаком в ее сторону и попадаю по руке и куда-то еще. Что-то звякает, наверное браслет. Я сделал ей больно, так как она вскрикивает и прижимает руку к груди. Слава богу, руль она отпустила.

«Ягуар» встает на оба левых колеса. Я кручу руль. Машина встает на правые колеса. Нас выбросило на засаженную травой разделительную полосу. Покрышки визжат. Притормаживаю очень осторожно. Стараюсь не сжимать рулевое колесо, дать ему немного свободы. Машина сейчас умнее меня. Еду назад на проезжую часть, назад на разделительную полосу. По встречной идет колонна машин. Мы проносимся мимо как в страшном сне.

Верена сначала визжала. Потом затихла и обеими руками вцепилась в приборную доску. «Ягуар» одно мгновение так сильно крутится на одном месте, что я думал, мы вот-вот перевернемся. Тут машина снова рванулась вперед. Я прибавляю газу, чтобы хоть чуть-чуть выправить движение. «Ягуар» бросает из стороны в сторону, как пьяного. Пот заливает мне глаза. И в этот момент я думаю только о том, что вышибу ей все зубы, если нам удастся выбраться.

За нами и перед нами стоит несмолкающий рев клаксонов. Но все самое страшное уже позади. Машину еще бросает, но я снова прибавляю газу.

— Господи, — вздыхает она.

— Больше так со мной не говорите, — с трудом произношу я наконец, — никогда, слышите?

— Мне очень жаль, извините.

— Успокойтесь.

— Я сказала гадость, простите. Я, наверно, сошла с ума, если попыталась вырвать у вас руль.

— Возьмите себя в руки.

— Я просто ненормальная. Сама не знаю, что делаю.

Машина наконец-то обретает устойчивость.

— Вы можете меня простить?

— Почему нет?

— Я оскорбила вас.

— Вы несчастливы, и этим все сказано.

— Вы даже не представляете себе…

— У меня богатая фантазия. Я многое могу себе представить. Внимание. Снова «мерседес».

Она отворачивает голову. На этот раз чуть склоняет ее, и я чувствую, как она касается моего плеча. Я чувствую чудесный запах ее волос.

Проезжаем мимо «мерседеса».

— Мы его уже обогнали?

— Нет, — вру я, — подождите немного.

Сейчас только пять часов, а уже смеркается. Прямо перед нами еще виднеется золотой краешек солнца, но свет уже потускнел, и леса выглядят не так нарядно, как до этого. Голова Верены Лорд все еще лежит у меня на плече.

Глава 8

— Пять часов. На АФН сейчас передают музыку.

Я нажимаю на кнопку и включаю радио. Фортепиано и скрипка. Жалобный звук трубы. Одновременно мы восклицаем: «Гершвин! Концерт фа мажор».

— Вторая строчка, — говорит она.

— Вторая строчка самая красивая.

— Да, — говорит она, поднимает голову и смотрит на меня, — я ее тоже очень люблю.

— Вам уже лучше?

Она кивает.

— Как долго вы замужем?

— Три года.

— Сколько вам лет?

— Такие вопросы задавать не принято.

— Я знаю. Так сколько вам лет?

— Тридцать три.

— А дочке?

— Пять.

— А мужу?

— Пятьдесят один. Это тоже гадко, не правда ли?

— Что именно?

— Выйти замуж за человека, который старше тебя на восемнадцать лет, и изменять ему.

— У вас есть ребенок, — сказал я. — И, наверное, нет денег. Послушайте мелодию…

Она кладет мне руку на плечо, и мы долго слушаем музыку великого композитора, который в тридцать восемь лет умер от опухоли в мозге, в то время как многие генералы в восемьдесят лет еще выращивают розы.

— Сколько вам лет, господин Мансфельд?

— Двадцать один. И, чтобы вы зря не спрашивали, я еду во Фридхайм, потому что там расположен интернат, в котором я буду учиться. Я еще хожу в школу. Я трижды оставался на второй год. И сделаю все для того, чтобы остаться и в четвертый раз.

— Но зачем?

— Для собственного удовольствия, знаете ли, — ответил я. — Нам надо сворачивать с шоссе.

Я поворачиваю направо.

До Фридхайма восемь километров.

Широкая петля ведет через мост над шоссе. Я вижу березы, ольховые деревья и несколько дубов. Улица сужается. Луга и лесочки. Маленькое местечко. Узенький мост перекинут через узенькую речушку. По обеим сторонам дороги выстроились тополя, которые вскоре сменяются домами. Мирный городок, будто сошедший с открытки начала девятнадцатого века. Я проезжаю под постройкой, соединяющей два бело-коричневых дома, и вижу ратушу, высокую церковную колокольню с барочным куполом. Теперь я вынужден ехать очень медленно, со скоростью 50 километров в час, так как многие машины выбрали тот же путь, что и мы.

Напротив колокольни стоит старинный дом, украшенный искусной резьбой на фасаде и каким-то глубокомысленным изречением. В нижнем этаже дома располагается магазин под вывеской: «Все для путешествия». На витрине я вижу не только чемоданы и дорожные сумки, но и конскую упряжь. Выходит, здесь путешествуют и на лошадях.

Едем мимо рыночной площади.

— Есть здесь еще какая-нибудь дорога, которая ведет к вам наверх? — спрашиваю я сидящую рядом женщину.

— Если здесь повернуть направо, но она очень плохая.

— Теперь это неважно. Здесь нам не проехать. Эта дорога, похоже, ведет прямо к интернату. Сегодня последний день каникул. Родители привезли своих детей обратно в школу. Их что-то около трех сотен, если я не ошибаюсь.