Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа Страница 11

Всякий раз Лайт неизменно советовался с Бэббитом и верил его неторопливой осмотрительности.

Шесть месяцев тому назад Бэббит узнал, что некто Арчибальд Парди, владелец бакалейной лавки в отдаленном предместье под названием Линтон, поговаривает об открытии мясной лавки рядом со своей бакалейной торговлей. Разузнав имена владельцев соседних участков, Бэббит обнаружил, что Парди владеет только участком под своей лавкой, но что единственный участок, продававшийся рядом, ему не принадлежит. Бэббит посоветовал Конраду Лайту купить этот участок за одиннадцать тысяч долларов, хотя оценка по налоговому листу составляла всего около десяти тысяч. Бэббит объявил, что аренду брали слишком скромную и что, выждав некоторое время, они смогут заставить Парди пойти на их условия. Это и называлось Прозорливостью. Ему пришлось чуть ли не силой заставить Лайта купить участок. Как агент Лайта, он первым делом повысил арендную плату за полуразвалившийся склад, стоявший на этом участке. Арендатор сказал немало скверных слов, но все-таки заплатил.

И вот теперь Парди как будто склонялся к покупке, но его нерешительность должна была обойтись ему в лишние десять тысяч долларов — эту сумму мистеру Конраду Лайту переплачивали за то, что он сумел найти себе агента, который обладал Прозорливостью, учитывал всяческие Точки Зрения, Стратегические Преимущества, Решающие Моменты, Недооценку Обстановки и Психологию Коммерции.

Лайт пришел на совещание в прекрасном настроении. В это утро он особенно любил Бэббита и назвал его «старичина». Бакалейщик Парди, длинноносый медлительный человек, особых чувств к Бэббиту за его Прозорливость не питал, хотя тот встретил его у входной двери в контору и самолично проводил к себе в кабинетик, не без приятности восклицая: «Сюда, Парди, сюда, братец!» — Бэббит вытащил из ящика картотеки непочатую коробку сигар и заставил гостей закурить. Он двинул их кресла сначала на два дюйма вперед, потом — на три дюйма назад, что придало всему нужный оттенок гостеприимства, потом сам развалился в кресле, веселый, толстый. Но разговаривал он со слабовольным бакалейщиком решительно и твердо:

— Так вот, брат Парди, у нас есть очень и очень выгодные предложения и от мясников, и от множества других людей, которые хотят купить соседний с вами участок. Но я уговорил брата Лайта, что в первую очередь мы должны дать вам возможность подумать насчет этого участка. Я так и сказал Лайту: «Нехорошо выйдет, говорю, если кто-нибудь вдруг откроет бакалейную лавку и мясную торговлю под самым носом у Парди и все дело ему испортит. И плохо будет, если… — тут Бэббит наклонился вперед, голос у него стал резким, — если вдруг там обоснуется один из этих филиалов универмага и трест станет снижать цены ниже себестоимости, пока не прижмет вас к стенке и не избавится от вашей конкуренции!»

Парди рывком вынул костлявые руки из карманов, подтянул брюки, снова сунул руки в карманы, развалился в кресле и, стараясь сделать веселое лицо, стал отстаивать свои интересы.

— Да, конечно, с ними не потягаешься. Но вы, должно быть, не знаете, что значат Личные Отношения и Свой Человек на такой окраине.

Великий Бэббит улыбнулся:

— Это верно. Ну, как вам угодно, старина. Хотели дать вам фору, так сказать. Что же, значит, так…

— Погодите! — умоляюще протянул Парди. — Я наверняка знаю, что почти такой же самый участок, рядышком, продали меньше чем за восемь с половиной тысяч всего года два назад, а вы тут с меня запрашиваете двадцать четыре тысячи долларов! Мне же сразу придется все заложить — ну, тысяч двенадцать куда ни шло, это я мог бы, но такую сумму… нет, ей-богу, мистер. Бэббит, вы запросили вдвое! Да еще грозитесь разорить меня, если не куплю!

— Послушайте, Парди, что-то мне ваш тон не нравится! Совсем не нравится! Ну, положим, мы с Лайтом такие скоты, что способны разорить ближнего, но неужели же вы думаете, что мы не понимаем, насколько это в наших собственных интересах, чтобы в Зените было побольше состоятельных людей? Впрочем, это к делу не относится. Я вам вот что скажу: мы спустим цену до двадцати трех тысяч — пять наличными, а остальное — под залог, а если вы захотите снести эту старую развалину и построиться, я, пожалуй, смогу уговорить Лайта, чтобы он засчитал ссуду на постройку на самых льготных условиях. Господи, да разве мы не хотим пойти вам навстречу? Мы сами терпеть не можем этих иногородних трестовиков-бакалейщиков. Но неужели мы должны терять одиннадцать тысяч из одной любви к ближнему? Что скажете, Лайт? Согласны на уступку?

Бэббит так горячо принял к сердцу интересы Парди, что тут же уговорил отзывчивого мистера Лайта спустить цену до двадцати одной тысячи. В самый подходящий момент Бэббит вытащил из ящика договор — его уже с неделю назад отпечатала мисс Мак-Гаун — и протянул Парди. С добродушной улыбкой он тряхнул свое вечное перо, чтобы убедиться, что чернила хорошо идут, подал его Парди и одобрительно следил, как тот ставит свою подпись.

В общем, дело провернули. Лайт заработал что-то около девяти тысяч долларов, Бэббит получил четыреста пятьдесят долларов комиссионных, а Парди благодаря сложной системе современных финансовых отношений приобрел торговое помещение, откуда вскоре счастливые обитатели Линтона будут щедро снабжаться мясом по ценам, только слегка превышающим городские.

Да, бой был дан хороший, но после него Бэббит как-то весь обмяк. Из всех дел, которые он сегодня вел, только на это и стоило тратить силы. Больше ничего интересного не предвиделось, кроме мелких вопросов аренды, оценки, заклада.

Он пробормотал:

— Даже подумать противно, что Лайт загреб львиную долю, старый скупердяй, а всю работу, в сущности, проделал я! Да, хорошо бы — какие у меня там еще дела? — хорошо бы отдохнуть как следует, подольше. Проехаться на машине. Вообще…

Но тут он вскочил, с удовольствием вспомнив о том, что ему предстоит завтрак с Полем Рислингом.

5

Подготовка, которую проводил Бэббит перед завтраком, прежде чем бросить на целых полтора часа свою бедную контору на произвол судьбы, была только немногим упрощеннее подготовки всеобщей войны в Европе.

Он совсем задергал мисс Мак-Гаун:

— В котором часу вы пойдете завтракать? Пусть тогда мисс Бенниген посидит тут. Объясните ей, что если позвонит Биденфелд, пусть скажет, что я уже заказал опись. Да, кстати, напомните мне завтра распорядиться, чтобы Пеннимен ее заготовил. И еще, если кто-нибудь спросит насчет дома за сходную цену, помните, что нам надо сбыть с рук тот домишко на Бенгор-роуд. Еще вот что… еще… Словом, я вернусь к двум.

Он смахнул сигарный пепел с жилетки. Потом положил письмо, на которое трудно было сразу дать ответ, в стопку недоделанных работ, чтобы непременно заняться им после завтрака. (Уже третий день он клал это самое письмо в стопку недоделанных работ.) Он нацарапал на клочке желтой оберточной бумаги для памяти «поч. кв. дв.» — и у него было приятное чувство, будто он уже починил квартирные двери доходного дома.

Он поймал себя на том, что закурил сигару. Он отшвырнул ее с возмущением: «Черт тебя дери, ты же бросил курить!» Он мужественно поставил ящичек с сигарами в регистрационную картотеку, припрятал ключ еще дальше, ругательски ругая себя: «Надо о здоровье подумать. Больше двигаться, каждый день ходить в клуб пешком, да, так я и буду делать — каждый божий день хватит разъезжать в машине!»

Решив это, он пришел в восхищение от собственной добродетели. Но тут же подумал, что сегодня идти пешком уже поздно.

Чтобы завести машину и выехать на главную улицу ему понадобилось только чуть больше времени, чем для того чтобы пройти пешком три с половиной квартала до клуба.

По дороге он с привычной нежностью поглядывал на дома.

Если бы приезжий сразу попал в деловой центр Зенита, он бы не отличил его от любого города в Орегоне или Джорджии, Огайо или Мэне, Оклахоме или Манитобе. Но для Бэббита каждый камень имел свою индивидуальность, волновал его. Как всегда, он отметил, что Калифорния-Билдинг по той стороне улицы, на три этажа ниже, а следовательно, и на три этажа невзрачней, чем его родной Ривс-Билдинг. Как всегда, проезжая салон чистки обуви «Парфенон» — одноэтажный домишко, который рядом с гранитом и красным кирпичом старого Калифорния-Билдинг казался чем-то вроде купальни под скалой, — он подумал: «Черт, надо бы почистить сегодня ботинки! Вечно забываю…» У Магазина новейшей мебели и Агентства по распространению счетных машин он размечтался о диктофоне, о новой пишущей машинке, которая умела бы складывать и множить, как мечтает поэт об издании томика стихов или врач — о запасе радия.

У магазина готового платья «Мужской шик» он снял левую руку с руля, чтобы потрогать свой галстук, и с уважением к себе подумал, что может покупать дорогие галстуки — и платить за них чистоганом, да-с! — а у Центрального магазина табачных изделий, во всем его ало-золотом великолепии, он прикинул: «Кажется, мне нужны сигары — ах, я болван! Совершенно забыл — я же бросаю это дурацкое курево!» Он посмотрел на свой банк — Национальный Горнорудный и Промышленный банк, и подумал, как умно и солидно держать вклады в таком роскошном мраморном дворце. Но высшее блаженство он испытал во время остановки на перекрестке, под высоченным зданием Второй Национальной гостиницы. Машины выстроились стальными рядами, подрагивая, как нетерпеливые кавалерийские кони, пока мимо неслись лимузины, огромные грузовики, прыткие мотоциклы, а на противоположном углу с залитого солнцем каркаса нового здания доносился гул автогенной сварки, и откуда-то в шуме и вихре мелькнуло знакомое лицо, и приятель по клубу Толкачей крикнул: «Привет, Джорджи!» Бэббит от всей души помахал ему рукой и по знаку полисмена двинулся дальше в потоке машин. Он радовался, что его машина сразу набрала ход. Он чувствовал себя могучим и сильным, как стальной челнок, снующий в мощном механизме.