Жюль Ромэн - Преступление Кинэта Страница 12

— Вы живете по соседству? Очень возможно. Мне кажется, я уже видела вашу бороду.

Она разглядывала его внимательно, без всякой симпатии.

«Старая дура? — думал Кинэт. — Нисколько. Напротив, еще очень бойкая женщина. Я напрасно пришел сюда».

Ему немного трудно было продолжать разговор. Он сделал усилие над собой.

— Я тоже живу в небольшом и довольно уединенном доме. Вроде вашего. Признаюсь, это произвело на меня гнетущее впечатление. Мне вдруг стало ясно, что и моя судьба в руках какого-нибудь бандита. Я считал эти места более надежными. Правда, когда долго живешь в одном и том же квартале, в конце концов начинает казаться, что он не такой, как другие. Поневоле спрашиваешь себя, — не правда ли, сударыня? — добросовестно ли исполняет свои обязанности полиция? Подумать только, что мы полагаемся на их защиту! Произвели ли они, по крайней мере, обстоятельное дознание?

— Они наложили печати.

— Вот как! И, разумеется, опросили соседей?

— Они сделали то, что полагается делать. Я в их дела не вмешиваюсь.

— Да, я вас понимаю. Неприятностей и так достаточно. Я не имею понятия об этом флигеле. Интересно знать, виден ли он из моего дома. Он во дворе?

— Да. Это отдельный дом, больше моего. И гораздо более пригодный для жилья. Только деревянный.

— Вам не кажется удивительным, что никто из соседей ничего не слышал?

— А как вы хотите, чтобы я услышала что-нибудь на таком расстоянии? Во-первых, я туга на ухо, и как раз на левое ухо. И когда я сплю, а сплю я немного, не знаю даже, спала ли я в то время, но ведь если человек привык лежать на правом боку, в моем возрасте себя не переделаешь, у меня, конечно, привычка зарываться ухом в подушку. Не могу же я в самом деле бодрствовать днем и ночью!

— Я не это хотел сказать. Я говорил о ближайших соседях, если они есть.

— Заметьте, однако, что теперь мне вспоминается одно необычайное обстоятельство. Только я не думаю, что это произошло раньше среды, четверга. По ихнему же преступление было совершено в воскресенье или в понедельник. Тогда это меня порядком взбудоражило. Я только что вошла в мою комнату: было примерно девять, десять часов.

— Вечера?

— Нет, утра. Кажется, я пришла из заднего чулана. Собственно говоря, прав у меня на него нет. Потому что этот домишко рассчитан еще и на жильцов. Верхний этаж сдается. И чулан заодно с ним. Сейчас жильцов нет. Вот почему закрыты ставни. С одной стороны, мне так спокойнее. Но в смысле опасности я гораздо более подвержена ей, живя так одиноко, да еще в моем возрасте.

— Вы говорите, с вами что-то произошло?

— Да. Прихожу я и вижу… Взгляните на эту стену позади вас. Так. Отступите на несколько шагов. Еще немножко. Ну, предположим, что вы совсем прижались к стене. Надо вам сказать, что я не стояла здесь, на пороге моей двери. Нет. Я шла к себе в комнату. Мне и в голову не приходило смотреть туда. Да и занавески были задернуты. Так или иначе, я увидела человека, вплотную прижавшегося к стене. Это меня поразило. Я тихонько подошла к окну. Чуть-чуть приоткрыла занавески. Видел ли он меня? Или нет? Во всяком случае он скрылся.

«Только бы не побледнеть», — думал Кинэт. Он боялся также, что голос изменит ему. Но волнение его объяснялось не столько страхом, сколько крайней сосредоточенностью внимания.

— Вы полагаете, что это был… тот самый человек?

— В первую минуту, знаете, я растерялась. Было уже совсем светло. Улица полна народу. Никто не приходил жаловаться на что-либо. Я должна была бы подумать об этой женщине. Должна бы верно. Но к ней так часто ходили всякие подозрительные люди. Скажу вам еще одно. Потом я решила, что этот человек хотел там помочиться. Но увидев меня, испугался, что это запрещено. И что я устрою ему скандал. Только мне следовало бы обратить внимание на то, что поза у него была для этого неподходящая.

— Вы бы узнали его?

— Возможно.

— Вы говорили об этом полиции?

— Нет. Ведь я этого не помнила. Но скажу.

— Им покажется странным, что вы не сказали этого сразу. Они придерутся к вам.

— Вы думаете? Ну, да я не боюсь их. Мне себя упрекнуть не в чем. По-моему, они заявят, что одно не имеет никакого отношения к другому. Так как случилось это утром. А может быть, и не заявят. Ведь они мне строго наказывали смотреть в оба за всеми приходящими. Они объяснили, что люди, взявшие на душу такой грех, норовят вернуться на место преступления или подсылают кого-нибудь. Если убийство было действительно совершено в воскресенье или около того, может быть, убийца и приходил посмотреть, что здесь делается.

— Каков он из себя?

— Трудно сказать. Однако, если бы его привели ко мне и поставили вот сюда, чтобы восстановить всю картину полностью, я бы, пожалуй, сказала, он это или не он.

— Ну, мне вас жаль. Вы еще не покончили с неприятностями. В таких случаях очень рад бываешь, что ничего не видел, ничего не слышал. Однако, мне пора в мастерскую. Болтать очень приятно. Но работа от этого не двигается.

— Может быть, вы хотите, чтобы я вам показала дом, где было совершено преступление? Снаружи. Проникнуть внутрь невозможно.

Кинэт колебался между противоречивыми мыслями почти до головокружения.

— Идемте же. Я закрываю дверь. Минутка-то еще у вас найдется.

Очутившись во дворе, налево от прохода, он прежде всего постарался уловить, измерить уединенность флигеля, расстояние и безмолвие, окружавшие его, концентрические зоны опасности и безопасности, основные свойства места преступления.

«Он не обманул меня. Ближайшие соседи в пятнадцати метрах. Стена с единственным слуховым окном в счет не идет. Стена конюшни. Очень вероятно, что никто не слышал стука опрокинутого стола и даже стонов. Сейчас где-то воркует голубь. Если бы я дремал на рассвете у этого окна, там, наверху, и до меня долетели заглушённые стоны, я решил бы, пожалуй, что это голуби. Двери выходят на глухую стену. При осторожности было бы легко уйти незамеченным. Но он, наверное, бежал, как сумасшедший. Из окна, сверху, его могли увидеть».

Старуха наблюдала за ним, как бы ожидая лестного замечания о том месте, которое она показывала.

— В общем, — сказал он, — впечатление неплохое. Ваша жилица выбрала спокойный уголок. Даже слишком спокойный.

— Помещение освобождается.

Он поспешил с беспокойством достать часы.

— О, больше двенадцати. А я занимаюсь пустяками.

Он спрятал часы и машинально засунул большой и указательный палец в нижний левый карман жилета. Он нащупал вещь, которой там быть не полагалось: коробку спичек. Приготовившись вынуть ее, он вспомнил: «кусочек ваты». Дрожь, не вполне неприятная, пробежала у него по спине.

VIII

ХОЗЯЙКА ПИСЧЕБУМАЖНОГО МАГАЗИНА НА УЛИЦЕ ВАНДАМ

Мужество чуть не покинуло переплетчика, когда он свернул на улицу Вандам. Он вдруг увидал цепь своих поступков в образе катка, ведущего к пропасти по ряду точно рассчитанных зигзагов. Он усомнился не в своем личном разуме, а в разуме вообще.

«Все, что я делаю, разумно. Пусть мне докажут, что я совершил ошибку, настоящую ошибку. По крайней мере, с сегодняшнего утра».

Конечно, прогулка на «место преступления» казалась спорной. Кинэт не дерзал поклясться, что им не руководил тот же слепой импульс, который толкает преступников в силки полиции. Однако, если поступок вытекал из сомнительного побуждения, задним числом он себя как будто оправдывал. Не лучше ли знать, чему была свидетельницей привратница, чему могли быть свидетелями люди, находившиеся у верхнего окна, какой степенью точности и уверенности будут, в случае чего, отличаться их показания? Единственным неудобством этого шага было то, что благодаря ему образ Кинэта сочетался в уме привратницы с идеей преступления. Но некоторая склонность к парадоксальности мысли влекла переплетчика к ряду предупредительных действий, состоящих в смягчении большой грядущей опасности, не зависящей от воли человека, опасности в настоящем, допускающей собственный почин и более или менее поддающейся контролю. Если он окажется замешанным в дело, привратница первая скажет: «Господин, живущий по соседству, с черной бородой, такой симпатичный? Вы с ума сошли. Через неделю после убийства он не имел понятия о месте, где оно произошло. Я сама все объяснила, все показала ему».

И все-таки мужество изменяло Кинэту. Трусливый здравый смысл нашептывал дрожащим голосом: «Остерегайся дерзкого разума. Еще не поздно. Чем дальше ты заходишь, тем труднее повернуть назад».

«21, 23. Это за несколько домов отсюда. Я вижу магазин».

Он замедлил шаги. Однако, поравнявшись с 31 номером, не решил еще, войти или нет. Ему хотелось подумать и, кроме того, привыкнуть к месту нового действия. Он дошел до 37 номера. На ходу разглядел магазин. Фасад метра в три. Дверь не по середине. В наиболее обширной из двух витрин, правой, иллюстрированные журналы, небольшое количество писчебумажных и галантерейных принадлежностей; за стеклом, внизу, рукописные объявления на маленьких карточках. В другой, значительно меньшей витрине, несколько самых простых игрушек и банки с леденцами. Дверь прикрыта щитом, на котором деревянными зажимами укреплены в два ряда иллюстрированные журналы.