Джон Пристли - Улица Ангела Страница 13

— Алло! — сказал он в трубку.

Чей-то громовой голос, заревевший из мрака, не дал ему продолжать.

— Послушай, Чарли, может, сойдемся на пятидесяти, а? Давай соглашайся, сынок, все равно в другом месте тебе не достать.

— Погодите минутку, — крикнул мистер Смит в трубку. — Это контора «Твигг и Дэрсингем». Кого вам…

— Знаю, знаю, — продолжал голос, пробивая себе путь через Лондон и совершенно игнорируя возражения мистера Смита. — Знаю, что ты скажешь, но на этот раз придется тебе платить пятьдесят. Я толковал сегодня с Томми Роусоном, и он говорит, что ты должен быть доволен, если тебе отдадут за эту цену. «Передай, — говорит, — Чарли от меня, что дешевле пятидесяти он нигде не найдет и за эту цену если купит, так это будет просто счастье». Так именно и сказал. И я с ним согласен, совершенно согласен. Так как же, Чарли, а?

— Вы не туда попали! — закричал мистер Смит.

— Откуда это? Мне нужен мистер Хиггинс.

— Здесь нет никакого мистера Хиггинса. Это «Твигг и Дэрсингем».

— Опять не тот номер! — сказал голос сердито. — Ради Бога, повесьте трубку.

Мистер Смит с большим облегчением исполнил его просьбу и вышел, посмеиваясь. Кто этот Чарли и что ему предлагали за пятьдесят и почему Томми Роусон полагает, что эта покупка — просто счастье? «Возможно, что это какие-нибудь мошенники», — решил он в трепетном волнении, достойном Стэнли, потом посмеялся над собой. Вернее всего, это какие-нибудь скупщики старых автомобилей, больших партий железного лома или чего-нибудь в таком роде.

Сойдя вниз, мистер Смит столкнулся пол лестницей с высоким мужчиной в широкополой шляпе, выходившим из конторы Квика. Высокий поклонился.

— А погода становится холоднее.

— Да, самую малость, — любезно откликнулся мистер Смит. Эти беглые встречи и дружеский обмен мнений были ему приятны, убеждали, что он — человек с некоторым весом. — Что же, в такое время года теплой погоды ожидать трудно.

— Это верно. Ну, как дела?

— Так себе. Могли бы быть лучше.

Высокий ушел, а мистер Смит, вспомнив, что у него кончился табак, зашел в соседнюю лавку под вывеской «Т. Бененден».

Мистер Смит был постоянным покупателем Т. Бенендена и, пожалуй, единственным потребителем «особой смеси Т. Бенендена, освежающей и приятной». «Нет, — говаривал он другим курильщикам, — я не охотник до вашего табаку в унцевых пачках. Я, знаете ли, люблю табак свежий, только что смешанный, и потому всегда покупаю его в лавке рядом с нашей конторой. Хозяин сам приготовляет эту смесь, так что она всегда свежая. Отличный табак, — вот попробуйте, набейте свою трубку. И цена умеренная. Я курю его уже много лет. А этот малый, у которого я его покупаю, в своем роде оригинал, надо вам сказать». Говоря так, мистер Смит казался самому себе большим знатоком и табака и людей, и это сознание придавало особенно приятный вкус «смеси Т. Бенендена». Вряд ли он был прав, утверждая, что покупает табак «свежей смеси», ибо, как бы хороша ни была эта смесь, свежей она быть не могла, раз выходила из лавчонки Т. Бенендена с сотнями пыльных коробок, рядами помятых жестянок, расхлябанными весами, грязным прилавком, единственной свистящей газовой горелкой и паутиной в темных углах. Зато мистер Смит был совершенно прав, характеризуя самого владельца лавки как «в своем роде оригинала».

Т. Бененден держался как подобает философу и финансисту, которого судьба преобразила в лавочника. Это был пожилой человек в очках с толстыми стеклами, которые только увеличивали его глаза, и без того достаточно выпуклые, с клочковатой бородкой цвета «перца с солью». На нем всегда был старомодный стоячий воротничок и крахмальная манишка, но галстука он не носил. Когда мистер Смит много лет назад впервые зашел в лавку, его это обстоятельство и поразило и рассмешило, и он подумал, что лавочник забыл надеть галстук. Теперь он был бы гораздо сильнее поражен, если бы увидел на Бенендене галстук. У него не раз появлялось искушение узнать у этого чудака, зачем он носит столь старомодные воротнички и манишки и при этом не носит галстука, но он почему-то не решался спросить. А Бененден всегда готов был потолковать на любые темы, но вопроса о галстуках никогда не касался. То ли он их не признавал, то ли не заметил до сих пор, какое значение в наше время придают этим вещам в обществе, и попросту не понимал, что такое галстук. Быть может, потому, что лавка его находилась в Сити, он больше всего любил говорить о финансовых операциях, — они были для него чем-то вроде сказок тысяча и одной ночи. Сидя за прилавком и понемногу выкуривая запас своего товара, он просматривал старые выпуски коммерческих бюллетеней и отдел «Новости Сити» во всех газетах, а потом из того, что вычитывал в них, из услышанных случайно отрывков разговора, из той грандиозной путаницы, которая царила в его мозгу, стряпались прелюбопытные выводы. Когда кто-нибудь заходил купить у него немного табаку, Бененден всегда давал ему понять, что оба они только что упустили возможность нажить целое состояние.

Увидев мистера Смита, Т. Бененден не торопясь выверил весы и поставил на прилавок грязную старую жестянку, в которой хранилась знаменитая смесь его изготовления.

— Обычную порцию, мистер Смит? — спросил он, беря у посетителя кисет и раскрывая его. — Сегодня утром видел вашего патрона, молодого Дэрсингема. Он заходил ко мне купить несколько штук «Саиб». И с ним был какой-то незнакомый мне солидный джентльмен с дорогой сигарой в зубах, очень хорошей сигарой. Вы не знаете, кто это?

— Он сегодня приходил к нам в контору, — сказал мистер Смит.

— Ладно, я ничего не говорю, — продолжал Бененден серьезным тоном, отвешивая табак. — Это дело не мое, вот я и не говорю ничего. Но глаз у меня зоркий. И как только они вошли, я в ту же минуту сказал себе: «Похоже на то, что „Твигг и Дэрсингем“ немного зашевелились. Что-то тут будет — или слияние двух фирм, или синдикат, или трест. Если, — думаю себе, — мистер Смит зайдет ко мне на днях, я напрямик у него и спрошу. Это, конечно, дело не мое, но мне он скажет». Хочу проверить, догадлив я или нет.

— Мне очень жаль, мистер Бененден, — ответил мистер Смит, улыбаясь, — но я ничего вам не могу сказать. Я и сам толком не знаю, что затевается, но, во всяком случае, это не то, что вы думаете.

— В таком случае вы делаете ошибку, — с жаром воскликнул Бененден, закрыв кисет и бросив его на прилавок. — То есть не вы, мистер Смит, а ваша фирма. Теперь это в моде, мистер Смит, — слияния, комбинации такого размаха, что голова идет кругом. И крупные фирмы заглатывают мелкие, так что крошки от них не остается. Вы понимаете, что я хочу сказать? Сегодня мне в одной из газет попалась интересная заметка, — я как раз читал ее, когда вы вошли. Вы вряд ли обратили на нее внимание. Одну минуту, сейчас найду ее. Ага, вот она! Допустим, мистер Смит… — Тут Т. Бененден перегнулся через прилавок. Глаза его под очками казались громадными. — Допустим, я пришел бы к вам две недели или неделю назад и сказал бы вам: как вы насчет того, чтобы купить парочку акций «Южнобережных прачечных», а? Что бы вы мне ответили на это?

— Ответил бы, что мне едва хватает на оплату моих собственных счетов в прачечной, — сказал мистер Смит, очень довольный своей шуткой.

Т. Бененден сделал несколько презрительный жест, как бы говоря, что в серьезных делах шутки неуместны. Затем продолжал торжественным и внушительным тоном:

— Вы бы мне ответили: «Некогда мне возиться с вашими „Южнобережными прачечными“, я об них знать не знаю, не надо мне их, не приставайте ко мне». И вы были бы правы — тогда. Но что произошло с тех пор? Что произошло? Прочтите газету. Вот тут, смотрите. На сцену появляется крупная фирма — что-то вроде синдиката или треста, — и акции начинают подниматься, молнией взлетают вверх. Теперь-то вы уже о них знаете! И один человек — вот прочитайте сами — нажил на них сто тысяч или двести тысяч, изрядный куш, на всю жизнь хватит. И он не единственный, вовсе нет. А мы сидим себе тут да подсмеиваемся над «Южнобережными» или другими какими-нибудь акциями — и что же выходит? То, что мы упускаем свое счастье, да, упускаем!..

И если ваш мистер Дэрсингем не будет начеку, — после драматической паузы заключил Бененден все так же выразительно, хотя уже чуточку сбивчиво, — то и он упустит свое счастье. Он должен смотреть в оба. В этой газете есть две-три заметки, которые я хотел бы ему показать… Сколько вы дали мне? Полкроны, кажется? Ага, значит, правильно — сдачи один и шесть. Покойной ночи, мистер Смит. — И Т. Бененден нагнулся к маленькой газовой горелке, чтобы разжечь потухшую трубку, потом вернулся в свой угол — вновь размышлять на досуге.

А мистер Смит направился к Мургейту, где, как всегда, купил вечернюю газету и забрался на верхнюю площадку трамвая. Здесь в те минуты, когда его не толкали входившие и выходившие пассажиры, не задевал кондуктор, не дергал вперед и не швырял назад сам трамвай, зверь сердитый и только наполовину прирученный, мистер Смит, держа перед собой газету, вглядывался в прыгавшие перед глазами буквы и знакомился с самыми последними и важными событиями дня. Полтора зажигательных столбца было посвящено молодой актрисе музыкальной комедии, которой он никогда не видел и не имел особого желания увидеть. Сообщалось о ее помолвке, о том, что история ее любви — настоящий роман, что она очень счастлива и еще не решила, оставлять ей сцену или нет. Мистер Смит, которому было глубоко безразлично, уйдет она со сцены или умрет на сцене, перешел к следующему столбцу. В нем обсуждался вопрос о самостоятельности замужних женщин — проблема, не обсуждавшаяся только в течение тех десяти часов, которые протекли с момента выхода утренних газет. Она тоже не интересовала мистера Смита, так что он заглянул в соседний столбец. Это был отчет репортера о бракоразводном процессе: здесь сообщалось, что требовавшая развода жена получала от мужа на туалеты всего только сто пятьдесят фунтов в год. Судья заявил, что эта сумма ему, вечному холостяку (смех в публике), кажется вполне достаточной, но газета приводила мнения известных светских дам, и все эти дамы утверждали обратное. Чувствуя, что он не разделяет горячего интереса издателей к данному вопросу, мистер Смит перебрался на следующую страницу, которая немедленно возвестила ему, что нынешней зимой будут носить вечерние платья длиннее, чем в прошедшем сезоне, а дальше (не более, не менее, как на трех столбцах) объясняла, что современные трудящиеся девушки, которые обзаводятся отдельным ключом от двери родительского дома, совершенно по-новому смотрят на брак и поэтому их не следует смешивать с их бабушками, женщинами Викторианской эпохи, не имевшими отдельных ключей. У мистера Смита возникло убеждение, что обо всем этом он уже раньше читал где-то, и он, перевернув страницу, добрался до отдела спорта, в котором немало места было уделено обсуждению сравнительных достоинств каких-то чемпионок гольфа. Мистер Смит никогда и в глаза не видал ни единой из этих амазонок и гольфом не интересовался. Он перешел к светской хронике. Вагон теперь сильно покачивало, и буквы плясали перед мистером Смитом, так что лишь ценой некоторого напряжения и даже легкой головной боли ему удалось узнать из этих столбцов, что брат лорда Уинтропа, который ростом выше шести футов, предполагает провести зиму в Вест-Индии, что самый младший сын леди Незер Стоуэй очень часто бывает в ресторане Сизого Голубя и, кроме того, прославился своим умением оригинально разрисовывать веера, что член парламента от Тьюбро (которого не следует смешивать с сэром Адрианом Путтером, находящимся в настоящее время в Египте) собрал коллекцию чайников, какой нет ни у одного из членов парламента, и что читатель не должен думать, как думают многие, будто Чингли-Мэнор, где недавно произошел пожар, — это то самое поместье Чингли-Мэнор, о котором упоминает Дизраэли, ибо это вовсе не одно и то же, репортеру (который, видимо, очень усердно занимался этим вопросом) отлично знакомы оба места. Вообще и репортер и редактор, по-видимому, знали все и всех на свете, кроме мистера Смита, и всех других людей в трамвае, и их знакомых, и всего того, что этих людей интересовало и заботило. Тем не менее мистер Смит, аккуратно складывая газету, подумал, что в ней есть множество новостей, которые его жене интересно будет узнать. Кажется, в этих газетах, ценою в одно пенни, пишут теперь только для женщин.