Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге Страница 13

А сам капитан на охоте, принесет какого-нибудь тощего зайца, в него масла столько вбухаешь, сколько сам заяц не стоит. Но капитан горд несусветно – я, дескать, обеспечиваю хозяйство мясом! А то, не к ночи будь сказано, лису притащит – дурнее зверя Господь наш не создал, проку никакого, что от живой, что от дохлой.

А капитанша… спит пока, еще не проснулась. Полночи романы читала. Не создана она для работы, божий ангел.

Нет, не создана… только седая старуха Ульрика Дильнер с утра до ночи на ногах, хлопочет, пытается хоть как-то свести концы с концами. А не легко это, уж поверьте мне, дружок, ох, не легко… всю зиму на одной медвежатине. И жалованья ей не платят, старой Ульрике. Спасибо, на дорогу не выбросили, а ведь и выбросят, как увидят, что проку от нее мало. Нет-нет, это уж я так, хозяева хорошие, за человека ее считают, старую вешалку, глядишь, и похоронят по-человечески. Если, конечно, денег на гроб наскребут.

– А кто знает, как дело обернется? – воскликнула она неожиданно звонким, молодым голосом и вытерла легко набежавшую слезу. – По уши в долгу у этого негодяя, заводчика Синтрама, не к ночи будь сказано, а он ведь может не только меня, а всю семью разорить и выгнать на улицу. Хорошо хоть Фердинанд помолвлен с богатенькой Анной Шернхёк, но мне-то мнится, не к ночи будь сказано, надоел он ей.

– Что ты, Ульрика, все «к ночи» да «к ночи»? Утро на дворе! – улыбнулся Йоста.

– Поговорка такая… И что с нами будет? С тремя-то коровами да девятью лошадками? А с девицами нашими веселыми? Им бы только с бала на бал порхать. С нашими сухими пашнями, где ничего не растет, с Фердинандом? Добрый мальчик, только пора бы и мужчиной стать. Что-то будет с этим домом, с этими замечательными людьми, храни их Бог? Ничего не хочу сказать, хорошие люди, все их любят, и они всех любят. Всех любят, все любят… лишь бы не работать.

Постепенно стал собираться народ. Появился добродушный Фердинанд – ему удалось-таки занять хрен в Мункерюде. Веселой стайкой выпорхнули дочери, вернулся и сам капитан, розовый и возбужденный после охоты и купания в проруби. Он распахнул настежь окно – видно, после леса ему не хватало воздуха – и встретил Йосту крепким мужским рукопожатием. И последней явилась капитанша в пеньюаре. Она протянула Йосте Берлингу руку для поцелуя, и кружевной рукав соскользнул чуть не до плеча.

Настроение у всех было приподнятое. А какое может быть настроение в солнечное зимнее утро? Шутки, смех.

– Как вы там, в Экебю… в земле обетованной?

– Молочные реки, кисельные берега, – в тон ответил Йоста. – Освобождаем горы от лишнего железа и наполняем винные погреба. Вырубаем лес и строим кегельбаны и беседки. Ждем, когда пожелтеют поля – будет чем позолотить нашу жизнь.

Капитанша улыбнулась, но тут же вздохнула и произнесла одно-единственное слово:

– Поэт!

– Во многих грехах повинен, – сказал Йоста с притворной серьезностью, – но этим никогда не грешил. У меня за душой нет ни единой поэтической строки.

– Все равно вы поэт, Йоста Берлинг. Придется вам примириться с этим званием. Вы пережили больше поэм, чем написал иной плодовитый стихотворец…

И она начала пространно говорить о его растраченной жизни, о том, как плохо он распоряжается данными ему Богом дарованиями. Странно, но Йосту это почему-то не раздражало – настолько мягки и ласковы были ее почти материнские интонации, настолько его тронуло, что эта добрая, мечтательная женщина так искренне заботится о его судьбе. Мало того, она ждет от него великих подвигов.

– Я должна дожить до того дня, когда вы станете настоящим мужчиной, Йоста Берлинг.

За едой было весело и уютно. Мясо с хреном, капустой и обжаренными во фритюре вафлями, рождественское темное пиво. Йоста начал рассказывать о майоре, майорше и пасторе из Бру; слушатели то умирали со смеху, то на глазах у них появлялись слезы.

И в этот миг со двора донесся звон бубенцов, раздались крики, и в дом ввалился Синтрам.

Он прямо лучился от радости – весь, от лысой головы до ступней, – размахивал руками и строил гримасы.

– А слышали? Помолвка! Нынче в церкви Свартшё первое оглашение[11]! Анна Шернхёк выходит замуж за богатея Дальберга! Должно быть, бедняжка позабыла, что помолвлена с Фердинандом… Ну и память у молодых…

Разумеется, никто ничего не слышал. Удивление очень быстро сменилось отчаянием.

Надежды рухнули. Теперь им точно придется продавать имение, чтобы расплатиться с этим злобным уродом Синтрамом. Продать любимых коней… прощай, роскошная густавианская мебель, капитаншино приданое, прощай, веселая жизнь с пирушками и балами. Вновь медвежатина, а молодым придется искать работу на стороне, наниматься дворецкими и гувернантками.

Капитанша обняла сына и стала его утешать – женщины ветрены, но материнская любовь вечна и неизменна.

Но не забывайте! С ними был Йоста Берлинг, непобедимый Йоста Берлинг, поэт Йоста Берлинг! И в голове поэта Йосты Берлинга уже роился десяток планов.

– Рано падать духом! – воскликнул он. – Послушайте, всю эту комедию затеяла пасторша из Свартшё. Она имеет на Анну влияние, особенно теперь, когда Анна живет у нее в усадьбе. Это она уговорила Анну оставить Фердинанда ради старика Дальберга… но еще ничего не потеряно! Они пока не обручены, и надеюсь, не будут. Я сейчас же еду в Борг и найду Анну. Поговорю с ней, рассею это наваждение! Она во власти пасторши… я привезу ее сюда, и старому Дальбергу не видать ее как своих ушей.

Йоста собрался в путь. Ему наперебой желали удачи, а барышни даже напрашивались ехать с ним, но он отшутился. А Синтрам, предвкушающий, как утрут нос Дальбергу, остался в Борге дожидаться, пока Йоста привезет сбежавшую невесту. Он даже навязал Йосте зеленый дорожный кушак, подарок экономки Ульрики. Та, должно быть, всеми силами старалась улестить опасного кредитора.

А капитанша принесла три небольшие книжки, перевязанные красной ленточкой.

– Возьми, – сказала она. – Пусть, если у нас все развалится, останутся у тебя. Это «Коринна» мадам де Сталь. Не хочу, чтоб ее продали с молотка.

– Неудача исключена, – заверил ее Йоста.

– Ах, Йоста, Йоста… – Она провела ладонью по его русой голове. – Никого нет сильнее тебя, но и слабее не найти. На сколько тебя хватит? Как долго будешь ты помнить, что в твоих руках судьба целой семьи? Час? Два? Семьи, которую ты можешь спасти от разорения…

И вновь Йоста Берлинг на заснеженной дороге, вновь сидит он, укрытый медвежьей полостью, в легких беговых санках, с Дон Жуаном в упряжке и неутомимым псом Танкредом. Танкред, не отставая, но и не забегая вперед, весело косит на хозяина карим глазом.

Предвкушение приключения занимает душу нашего героя, он чувствует себя грозным соблазнителем, рыцарем, Дон Жуаном, похитителем невест.

И вот наконец пасторская усадьба в Свартшё.

Йоста спрыгивает с санок и идет в дом. Не хочет ли Анна, чтобы он подбросил ее на бал? Что за вопрос – конечно, хочет! Кто не хочет прокатиться в легких, элегантных беговых санках, да еще запряженных самим Дон Жуаном?

Долго ехали, не говоря ни слова. Прервала молчание Анна.

– А слышал ли Йоста, что говорил сегодня пастор? – спросила она с вызовом.

– И что он сказал? Что ты самая красивая девушка между Лёвеном и Кларэльвом?

– Йоста Берлинг сморозил глупость, как всегда. Пастор огласил мою помолвку с Дальбергом. Все уже знают.

– Не может быть! Если бы я знал, ни за что не предложил бы подвезти.

– Добралась бы как-нибудь и без Йосты Берлинга, – гордо ответила девушка.

– Что-то с тобой не так, – задумчиво произнес Йоста. – Я понимаю, нелегко это – девушке остаться сиротой. Кажется, весь мир против тебя. Вот ты и стала такой – лишь бы разозлить кого-нибудь. Никогда не знаешь, чего от тебя ждать.

– Жаль, ты все это сразу не сказал. Ни за что бы с тобой не поехала.

– И пасторша наверняка так подумала: тебе нужен кто-то, кто заменил бы отца. Иначе ни за что не посоветовала бы тебе выходить за эту развалину.

– Это вовсе не пасторша решала.

– Что? Значит, ты сама выбрала такого блестящего жениха?

– Он, по крайней мере, женится на мне не ради денег.

– Нет, конечно… стариков, как известно, интересуют только розовые щечки да голубые глазки… он просто изнемогает от нежности и желания.

– Йоста! Как тебе не стыдно!

– Только помни: играм и развлечениям конец пришел. Будешь сидеть на диване или ставить мужу примочки. Впрочем, зря это я. Глядишь, научит тебя в виру играть.

Она не сказала ни слова, пока Дон Жуан преодолевал довольно крутой подъем в Борг.

– Спасибо, что подвез! Думаю, не скоро решусь я с тобой прокатиться, Йоста Берлинг!

– Вот и правильно! Только не пожалей…Теперь-то, я думаю, мало найдется желающих с тобой прокатиться.

Анна, все еще в ярости от разговора, вошла в зал и надменно оглядела собравшихся. И надо же, первым, кого она увидела, был ее жених – маленький, лысый Дальберг. И стоял он рядом с элегантным, высоким, русоволосым Йостой Берлингом. У нее на секунду возникло желание вытолкать из зала обоих.