Мигель Астуриас - Глаза погребённых Страница 13

— Это к лучшему…

— Как к лучшему?

— К лучшему. Еще мой дед говаривал — нет ничего хуже, когда люди мирятся со злом…

Неожиданно послышался какой-то шум… Похоже, кто-то крался там, за стеной. Незнакомец и дон Непо обменялись взглядами.

— Ничего, ничего, — успокоил гостя дон Непо, — это чорча моего внука. Должно быть, солнце припекло ее в клетке, вот она и возится, просит выпустить ее. Пойду, с вашего разрешения. Открою. Если мы, старики, вырубленные в старые времена из векового дуба, не позаботимся о птицах и цветах здесь, где сплошной железобетон да железная арматура, — что будет с природой?..

Он вышел, неплотно прикрыв за собой дверь, и заговорил с птицей:

— Иди-ка сюда, а ну иди-ка сюда, хозяюшка!.. Птица с блестящим, длинным, острым и черным, как эбеновое дерево, клювом и такими же черными глазами — этот роскошный траур контрастировал с золотисто-огненными перьями, словно выплавленными из чистого золота — радостно подскочила к дверце клетки.

— Когда мой внук дома, — пояснил дон Непо, заглянув в комнату, — он выпускает чорчу из клетки, чтобы она погуляла по воле. А я вот не выпускаю. Боюсь, как бы с ней чего не случилось. Хоть по соседству никто не живет, котов у нас хватает.

И совсем другим тоном он обратился к чорче:

— Съест тебя кот, хозяюшка. Ей-богу, лучше тебе посидеть в клетке! Плохо, конечно, в тюрьме, но погибнуть еще хуже. Из тюрьмы выходят, из могилы — нет. На то ты и хозяюшка, чтобы дома сидеть.

Возвратившись в комнату, дон Непо начал расспрашивать беглеца о том, что произошло на Атлантическом побережье. Слухов было много, а что именно там случилось, никто не знал.

В комнате царил полумрак, было душно — солнце уже обдавало зноем. Было слышно, как в клетке прыгала чорча. Они тихо, вполголоса вели беседу.

— Много жертв… там, на побережье. По бастовавшим в порту открыли пулеметный огонь. Много убитых и раненых…

— Вы вовремя спаслись…

— Я не спасался. Я приехал, чтобы… — Казалось, он стыдился чего-то и не знал, как лучше объяснить все хозяину, но дон Непо решил помочь ему.

— Чтобы избежать…

— Да, да… — Человек из кареты потер руки.

Для Непомусено он по-прежнему оставался человеком из кареты, и подчас старику представлялось, что все это — продолжение сна.

— Ну, избежать — это еще не значит струсить… — заметил дон Непо. — Если бы я мог рассказать вам, что произошло со мной нынче на рассвете… Просто невероятно… Я тоже избежал опасности…

— Я тоже считаю, что избежать — это не то что сбежать. В благоразумии есть какая-то доля трусости… Но я появился здесь, чтобы выяснить, чем можно отсюда им помочь. В конце концов, они же свои… люди измученные, но отважные, героические…

— Мне кажется…

— Простите, пожалуйста, я прервал вас. Вы собирались что-то рассказать?..

— Ничего сверхъестественного… — поспешил заявить дон Непо, вдруг подумав, что как раз сверхъестественна эта беседа с таинственным — вышедшим из его сна — незнакомцем, которого он впервые увидел в карете или на колеснице — среди мужчин и женщин, вздымавших знамена, плуги и винтовки. — Ничего сверхъестественного… просто стычка с одним испанишкой, который тут живет и служит управляющим — командует несколькими коровами, молочной да небольшим лужком. Он утверждает, будто все это его, принадлежит ему, но я-то знаю, что не ему, а хозяевам. Они, видите ли, аристократы, им стыдно за свою бедность, а к тому же еще они, прикрываясь всякими титулами да гербишками, выдали свою старшую дочь за некоего Кохубуля, сына тех Кохубулей, индейцев, моих земляков, которые унаследовали капитал одного янки, погибшего вместе со своей женой много лет назад во время урагана на Тихоокеанском побережье. Так вот, как вы думаете, что же сделали эти Кохубули?.. Прежде всего — да поскорее — они переменили фамилию!.. Теперь стали выдавать себя за гринго, прозываются, как взаправдашние янки, мистерами Кэйджебулами, играют в гольф, болтают только по-английски и не признают своих земляков. Из-за этой чертовщины с Кэйджебулами и Кохубулями я и поспорил в кабачке с испанцем, слово за слово, полез в бутылку да и выложил ему все начистоту… Сколько спеси у этих… аристократишек! А они только и сумели что породниться с каким-то чиновником «Платанеры». Ну и что? Они даже не стали акционерами Компании, той самой Компании, которая начала свои «операции» с захвата земель, принадлежавших законным владельцам… Как только я упомянул о краже земель, испанец разъярился… А я всего лишь назвал грабительницей Компанию — кое-кто здесь пытается выдавать ее за благодетельницу… «Я могу доказать, что она — грабительница», — сказал я ему и сослался на свидетельство одной мулатки, моей знакомой. Эта мулатка — одна из тех, кого Компания обворовала, прогнала из родных мест. Ее зовут Анастасиа. Если одного свидетеля не хватит, можно расспросить Хуамбо, ее брата, который тоже был очевидцем разбоя и грабежа. Он видел, как Компания отнимала земли, сжигала хижины жителей, забивала скот, уничтожала посевы… Вот какие дела у нас творились… — Дон Непо умолк и после паузы спросил: — Хотите сигарету?

— У меня есть… — И незнакомец протянул пачку.

— С удовольствием затянусь. Это что же у вас — «Кэмел»?

— Верблюд, мой друг, самый настоящий верблюд!.. Сигареты из местного табака, а только обертка от «Кэмел»… Не переношу я ни «Кэмел», никаких других сигарет вроде «Кэмел», но приходится: это как бы свидетельство о благонадежности.

— Не стану вам докучать, пересказывать эту историю с «Платанерой». Скажу одно: испанец меня так возненавидел, что даже хотел прикончить… Сегодня утром, когда я возвращался на велосипеде с работы, он попытался наехать на меня в своей повозке, и только благодаря тому, что господь наш великодушен, мои мозги не остались на камнях…

— Да, такие-то дела… и все из-за этой Компании. Я приехал с Атлантического побережья… мы нуждаемся в поддержке людей с плантаций Юга…

«Он! Это он — человек из кареты, — промелькнуло в мозгу Непомусено. — Из кареты!» — и, воодушевленный этой мыслью, он радушно предложил:

— Если смогу помочь чем-нибудь, я к вашим услугам…

— Я хотел бы переговорить с вашим знакомым мулатом… Нужно прощупать почву…

— Попробую выяснить, как лучше это сделать. Во всяком случае, вы можете оставаться здесь…

— Хорошо бы поговорить один на один… — заметил гость и зажег другую сигарету.

— Я еще не рассказал вам… Когда я проснулся и увидел вас, меня это не удивило. Сначала, правда, стало даже страшновато: вдруг тут кто-то появился. Не знаю почему, но я уснул с мыслью, что испанец подошлет ко мне наемного убийцу. Хотел было встать и закрыть дверь на крючок и щеколду, но потом решил: будь что будет, как господь повелит… увидев вас, я в первый момент испугался. Подумал: меня будят, чтобы не убивать спящим. Открыл глаза, и вдруг передо мной лицо того человека, которого я только что видел во сне… вернее сказать, который только что снился мне…

— Это называется предчувствием…

— Вот-вот, правда?.. И вам, должно быть, интересно будет узнать, каким вы мне приснились: вы были не то в колеснице, не то в карете — экипаж этот походил на театральный зал, даже кресла расставлены ярусами: театр катился на огненных колесах, а в упряжке — клубы дыма. В колеснице были мужчины и женщины, а в руках у них — знамена, плуги и винтовки…

— Там был и я?

— Да, да, и вы кричали: «Вперед, люди!.. Люди, вперед!»

— Что ж, друг мой, все вполне объяснимо. Вы видели во сне колесницу в тот момент, когда я будил вас, и персонаж вашего сна слился с моим образом. Однако мне хотелось бы думать, что я действительно был там…

— В триумфальной колеснице?..

— Да, друг мой… — И гость, заметно взволнованный, встал и обнял дона Непо. — Если все это происходило в триумфальной колеснице, пусть вашими устами глаголет истина… — И тут же, чуть отстранившись от дона Непо, попросил: — Не спешите поздравлять меня, до триумфа еще далеко… Лучше ущипните!.. Ущипните меня, теперь я хочу убедиться, что не сплю!..

IV

— Три… три… три… утра уж наступило…

— Сосут и сосут эти грин-н-н…

Так и замерло это слово в разинутом рту Анастасии. «Грин-н-н» — звоном погремушки отдалось в переносице. «Грин-н-н…» — задержалось в рассеченных, разбитых губах. Не могла она сразу сообразить, где еще была боль — «гринн-н-н-н…» — пока не поднялась и не выплюнула первый кровяной сгусток, за которым, разбавленная слюной, потекла жидкая кровь, горячая, клейкая.

Полицейские янки ловко прыгали с подъехавшего военного грузовика — некоторые, не дожидаясь, когда машина остановится, соскочили на ходу, — и штурмом захватили бар «Гранады»; остальные ворвались через боковую дверь, к которой прильнула было мулатка, пытаясь разглядеть, что происходит в зале. Каски, ботинки, кожаные ремни — все заплясало под взлетавшими резиновыми дубинками, под кулаками, пинками; удары сыпались сверху и снизу, справа и слева.