Над гнездом кукухи - Кен Кизи Страница 13

— Вы… похоже… не наблюдались ранее у психиатра, мистер Макмёрри?

— Макмёрфи, док.

— Да? Но я думал… сестра говорила…

Он снова открывает папку, выуживает пенсне, всматривается в папку с минуту, снова закрывает, и убирает пенсне.

— Да. Макмёрфи. Это верно. Прошу прощения.

— Да, ничего, док. Это вон та дама начала, по ошибке. Я знавал людей с такой склонностью. У меня был этот, дядя, по фамилии Халлахан, и он как-то раз сошелся с женщиной, делавшей вид, что не может запомнить его фамилию, и называвшей его Хулиганом, чисто подразнить. Так продолжалось не один месяц, пока он ее не проучил.

Хорошо так проучил.

— Да? И как же? — спрашивает врач.

Макмёрфи ухмыляется и чешет нос большим пальцем.

— Э-э, ну, этого я сказать не могу. Держу метод дяди Халлахана в строгом секрете — понимаете? На случай, вдруг самому пригодится.

Он говорит это, глядя на Сестру. Она в ответ улыбается ему, и он переводит взгляд на врача.

— Так что вы спрашивали о моей истории болезни, док?

— Да. Я интересовался, наблюдались ли вы ранее у психиатра. Может, как-то обследовались, находились в каких-то учреждениях?

— Ну, если считать тюряги как государственного, так и окружного уровня…

— Психиатрические учреждения.

— А. Нет, если вы об этом. Это моя первая ходка. Но я правда псих, док. Клянусь. Там же… дайте покажу. Вроде бы тот врач на работной ферме… — Он встает, кладет колоду карт в карман куртки, идет через палату к врачу, склоняется у него над плечом и водит пальцем по бумаге в папке у него на коленях: — Вроде бы он написал кое-что, где-то тут, в самом конце…

— Да? Я пропустил. Секундочку.

Врач снова выуживает пенсне, надевает и смотрит, куда указывает Макмёрфи.

— Прямо тут, док. Сестра это выпустила, суммируя мой протокол. Где сказано: «У мистера Макмёрфи отмечаются неоднократные, — просто хочу убедиться; что меня правильно понимают, док, — неоднократные аффективные вспышки, позволяющие предположить диагноз психопатии». Он сказал мне, «психопат» значит; что я слишком дерусь и еб… пардон, дамы… что я, как ой выразился, невоздержан в половых связях. Доктор, это правда так серьезно?

Он спрашивает с такой простодушной, почти детской озабоченностью на своем широком, загрубелом лице, что врач поневоле склоняет голову и хихикаёт себе в воротник, а пенсне у него падает с носа прямехонько в карман. Теперь все острые улыбаются, и даже кое-кто из хроников.

— Я про эту невоздержанность, док. Вас когда-нибудь беспокоили с этим?

Врач промокнул глаза.

— Нет, мистер Макмёрфи, признаюсь, не беспокоили. Однако меня волнует другое — врач с работной фермы приписал вот что: «Не исключаю вероятности, что этот человек симулирует психоз во избежание тягот работной фермы», — он поднял взгляд на Макмёрфи. — Что вы на это скажете, мистер Макмёрфи?

— Доктор. — Он встает в полный рост, морщит лоб и раскидывает руки, душа нараспашку перед всем миром. — Разве похож я на нормального?

Доктор из последних сил сдерживает смех, так что ответить ничего не может. Макмёрфи поворачивается к Старшей Сестре и спрашивает:

— Похож?

Вместо ответа она встаёт, забирает у доктора папку и кладет себе в короб, на котором лежат ее часы. И садится.

— Пожалуй, доктор, вам следует ознакомить мистера Макмёрри с правилами этих собраний.

— Мэм, — говорит Макмёрфи, — я рассказывал вам о моем дяде Халлахане и одной женщине, коверкавшей его фамилию?

Она долго смотрит на него, без улыбки. Она умеет сделать из своей улыбки любое выражение лица, смотря по тому, кто перед ней, но взгляд у нее всегда одинаковый — расчетливый и механический. Наконец она говорит:

— Прошу прощения, Мак-мёр-фи, — и поворачивается к доктору. — А теперь, доктор, могли бы вы объяснить…

Доктор складывает руки и откидывается на спинку.

— Да. Полагаю, именно это и нужно сделать — объяснить полную теорию нашей терапевтической группы, пока мы здесь. Хотя обычно я оставляю это на потом. Да. Хорошая идея, мисс Рэтчед, отличная идея.

— Конечно, нужна и теория, доктор, но что я имела в виду, так это правило, согласно которому пациенты остаются на своих местах в течение всего собрания.

— Да. Конечно. Тогда я объясню теорию. Мистер Макмёрфи, первым делом следует иметь в виду, что пациенты остаются на своих местах в течение всего собрания. Видите ли, это для нас единственный способ поддерживать порядок.

— Конечно, доктор. Я встал, только чтобы показать вам эти слова в моем формуляре.

Он идет к своему креслу, еще раз хорошенько потягивается и зевает, садится и ерзает, устраиваясь поудобнее. Устроившись, он выжидающе смотрит на врача.

— Что касается теории… — Врач делает глубокий, довольный вдох.

— Ххххуй ей, — говорит Ракли.

Макмёрфи прикрывает рот тыльной стороной ладони и спрашивает Ракли хриплым шепотом:

— Кому?

Тут же Мартини вскидывает голову и таращится куда-то широко раскрытыми глазами.

— Ага, — говорит он, — кому? А. Ей? Ага, я ее вижу. Ага.

— Многое бы дал за такое зрение, — говорит Макмёрфи Мартини.

После этого он до конца собрания сидит молча. Сидит себе и смотрит, ничего не упуская из виду. Доктор излагает свою теорию, пока Старшая Сестра не решает, что уже хватит, и просит его закругляться, чтобы они вернулись к Хардингу, и оставшееся время они обсуждают Хардинга.

Макмёрфи раз-другой подается вперед, словно желая что-то сказать, но передумывает. На лице у него появляется озадаченное выражение. Он понимает, что здесь творится что-то неладное. Только не поймет пока, что именно. Например, почему никто не смеется. Он-то был уверен, что другие засмеются, когда он спросил Ракли «Кому?», но ничего подобного. Стены давят на людей, не до смеха. Что-то неладно в таком месте, где взрослые люди не позволяют себе расслабиться и рассмеяться, что-то неладное в том, как все они покоряются этой улыбчивой мамаше с напудренным лицом, слишком красными губами и слишком большими грудями. И он решает, что подождет и посмотрит, в чем тут дело, перед тем как вступать в игру. Это правило опытного шулера: сперва к игре присмотрись, потом за карты берись.

Я столько раз слышал эту теорию терапевтической группы, что могу пересказать