Пауло Коэльо - Заир Страница 14

Честно говоря, я недоумевал, как это удалось заполнить зал — ни в одном журнале, посвященном парижским развлечениям и, как принято говорить, событиям культурной жизни, я не нашел упоминания об этом спектакле.

В ожидании начала разговорился с хозяином: оказывается, он намерен в ближайшем будущем превратить в зрительный зал все помещение.

— Публики становится больше с каждой неделей, — говорит он. — Поначалу я пошел на это по просьбе одной журналистки, которая взамен обещала упомянуть мой ресторан в своем репортаже. Согласился, потому что по четвергам зал все равно пустует. А теперь зрители перед началом заказывают ужин, и четверг сделался самым прибыльным днем. Я боюсь теперь только одного — как бы все это не оказалось сектой. Знаете, на этот счет законы очень строги.

Еще бы мне не знать! Находились люди, уверявшие, будто мои книги связаны с очень опасным направлением мысли, с проповедью некоего вероучения, которое плохо сочетается с общепринятыми ценностями. Франция, столь либерально относящаяся ко всему на свете, впадает в настоящую паранойю, когда дело доходит до религии. Недавно был опубликован пространный доклад о том, как группы злоумышленников «промывают мозги» неосторожным людям. Можно подумать, что люди, которые сами выбирают себе школу и университет, марку зубной пасты и автомобиля, жен, мужей, фильмы, любовниц, в вопросах веры вот так просто позволят манипулировать собой!

— А как становится известно об этих представлениях? — спрашиваю я.

— Понятия не имею. Если бы знал, использовал это для рекламы своего ресторана, — отвечает хозяин и добавляет, чтобы развеять у посетителя — а Бог его знает, кто он такой, — последние сомнения:

— Но могу гарантировать, что это никакая не секта. Это артисты.

Дверь открывается, и многочисленная публика, предварительно опустив пять евро в маленькую корзину у входа, проникает в зал. Там, на импровизированной сцене, бесстрастно и невозмутимо стоят двое юношей и две девушки в широких белых юбках. Кроме этих четверых, я замечаю мужчину постарше с барабаном-атабаке в руках и женщину с огромным бронзовым подносом: при малейшем ее движении металлическая бахрома издает звук, напоминающий шум дождя.

В одном из юношей я узнаю Михаила, хотя теперь это совсем не тот человек, которого я встретил неделю назад: глаза его устремлены в неведомую даль и блестят как-то по-особенному.

Рассаживается публика — это молодые люди, одетые так, что, если повстречаешь их на улице, решишь, что они употребляют тяжелые наркотики. Люди средних лет — чиновники или менеджеры — с женами. Двое-трое детей лет по девять-десять, которых, наверное, привели родители. Несколько стариков, которым, надо полагать, нелегко было добраться сюда, потому что ближайшая станция метро находится в пяти кварталах.

Все пьют, курят, разговаривают в полный голос, словно на сцене никого нет. Разговор с каждой минутой становится все оживленней и громче, слышатся взрывы хохота, атмосфера делается праздничной и радостной. Секта? Ну, разве что сообщество курящих. Я жадно всматриваюсь в лица присутствующих, и каждая женщина в зале кажется мне Эстер, но стоит лишь приблизиться, как я убеждаюсь — нет, не она. Более того — вообще ничего общего с моей женой. (Почему я все никак не привыкну говорить — с «моей бывшей женой»?)

Спрашиваю элегантную даму, что тут происходит. Она смотрит на меня как на непосвященного, как на человека, которого следует приобщить к тайнам бытия.

— Любовные истории, — отвечает она. — Истории и энергия.

Истории и энергия. Лучше не допытываться, хотя женщина производит впечатление вполне здравомыслящего человека. Надо спросить кого-нибудь еще, а лучше вообще держать язык за зубами — сам постепенно пойму что к чему. Мой сосед с улыбкой обращается ко мне:

— Читал ваши книги. Мне понятно, почему вы здесь. На мгновение меня охватывает испуг: неужели он знает об отношениях моей жены — моей бывшей жены — с Михаилом? Об отношениях Эстер с одним из тех, кто стоит на сцене?

— Такой писатель, как вы, не может не знать Тенгри. Они имеют прямое отношение к тому, кто называется «воин света».

— Разумеется, — облегченно вздыхаю я. А про себя думаю: «Впервые слышу».

Спустя двадцать минут, когда в зале стало нечем дышать от табачного дыма, послышался металлический звон. Голоса стихли, как по волшебству, и раскованная вольная обстановка сменилась почти религиозной сосредоточенностью — на сцене и в зале воцарилась тишина, хотя в смежной комнате, где помещался ресторан, было по-прежнему шумно.

Михаил — он, казалось, впал в транс и не сводил глаз с какой-то невидимой точки — начал:

— В монгольском мифе о сотворении мира говорится:

Появился степной волк пепельно-синей масти,Его удел был небом предначертан,Супругой его стала косуля.Голос его был по-женски высок, но звучен и тверд.

— Так начинается еще одна любовная история. Степной волк со своей отвагой и силой — и косуля, изящная, нежная, наделенная даром предчувствия. Хищник и добыча встречаются. По всем законам природы один должен уничтожить другую, однако в любви нет добра и зла, нет созидания и разрушения. Есть лишь движение. И любовь изменяет законы природы.

Он сделал знак, и четверо на сцене закружились вокруг своей оси.

— Там, откуда я родом, степной волк — женственное животное. Он способен охотиться, потому что развил свой инстинкт, однако в то же время — чувствителен и робок. Он не использует грубую силу, но действует хитроумно, просчитывая на много ходов вперед. Он отважен и осторожен. Он стремителен. Только что лежал он в полной расслабленности — и через долю секунды уже кидается на свою жертву.

«А косуля?» — подумал я по давней привычке придумывать истории. Михаил, однако, тоже обладал известным навыком и потому ответил на мой так и не прозвучавший вопрос:

— А косуля обладает чертами самца — она тоже стремительна и она чувствует землю. Эти двое странствуют в своих символических мирах, это — две встретившиеся невозможности, и поскольку они одолели барьер своей природы, то могут покорить и возможный мир. И, если верить монгольскому мифу, из столкновения двух разных пород рождается любовь. В противоречиях она крепнет и набирает силу. В сшибке и превращении она сохраняется.

У нас — своя жизнь. Мир дорого заплатил за то, чтобы стать таким, как сейчас, и пусть он не идеален, но в нем можно жить. И все же кое-чего не хватает — всегда ведь чего-нибудь да не хватает? — и вот потому-то мы собрались здесь сегодня вечером: для того, чтобы каждый из нас помог другому хоть немного осознать смысл его существования. Мы будем рассказывать истории, лишенные на первый взгляд смысла, и собирать факты, не вписывающиеся в общую манеру восприятия действительности, для того чтобы если не нам, так нашим детям или внукам открылся иной путь.

Данте, создавая свою «Божественную комедию», писал:

«Я видел — в этой глуби сокровеннойЛюбовь как в книгу некую сплелаТо, что разлистано по всей вселенной:Суть и случайность, связь и их дела,Все — слитое столь дивно для сознанья,Что речь моя как сумерки светла».

Мир станет истинным, когда человек научится любить, а до тех пор мы будем жить, пребывая в убеждении, будто знаем, что такое любовь, однако страшась увидеть ее такой, какова она есть на самом деле.

Любовь — это дикая сила. Когда мы пытаемся обуздать ее, она нас уничтожает. Когда мы пытаемся поработить ее, она обращает нас в своих невольников. Когда мы пытаемся постичь ее, она приводит нас в смятение мыслей и чувств.

И сила эта пребывает на свете ради того, чтобы дарить нам радость, чтобы Бог и ближний стали ближе, и все же в наши дни мы любим так, что за минуту душевного мира расплачиваемся часом тоски.

Михаил помолчал. Снова звякнула металлическая бахрома.

— И, как всегда по четвергам, мы не будем рассказывать истории о любви. Давайте сегодня расскажем о нелюбви. Давайте взглянем на поверхность — и увидим тогда, что таится в глубине, в том слое, где находятся наши ценности, наши обычаи. Пробурим этот слой и окажемся там. Кто начнет?

Поднялось несколько рук. Михаил сделал знак девушке, в жилах которой явно текла арабская кровь. Она повернулась к мужчине, одиноко сидевшему в другом конце зала:

— Тебе случалось испытывать бессилие?

Раздался общий смех. Однако мужчина ушел от прямого ответа:

— Ты задаешь этот вопрос потому, что твой возлюбленный — импотент?

И эта реплика была встречена смехом. Я снова подумал, что попал на радение новой секты — никогда, впрочем, не предполагал, что на подобных сборищах люди пьют, курят и задают бестактные вопросы насчет сексуальной жизни своего ближнего.