Густав Майринк - Ангел западного окна Страница 14

Сомнения терзают меня по-прежнему. Сколь многолик демон страха!

Не разумнее ли на некоторое время покинуть Острова? Проклятье, я слишком поиздержался с этими последними субсидиями! И всё же! А что, если обратиться к Гилфорду? Он меня выручит.

Решено! Завтра же с утра я…

Ради всего святого, что это… там, снаружи?.. Кто там?.. Что означает этот железный лязг перед моей дверью? Капитан Перкинс? Или я ослышался и это не его голос командует там? Капитан Перкинс из полиции Кровавого епископа!

Стискиваю зубы: писать, писать до самой последней минуты.

Колотят чем-то тяжелым в дубовые двери моего кабинета.

Спокойно, так легко они не поддадутся, я хочу, хочу… я должен писать до конца…

Здесь следует приписка рукой моего кузена Джона Роджера о том, что наш предок Ди был арестован капитаном Перкинсом, как явствует из следующего оригинала.

Рапорт капитана епископальной полиции Перкинса Его преосвященству епископу Боннеру в Лондоне.

Дата неразборчива.

Извещаю Ваше преосвященство, что Джон Ди, баронет Глэдхилл, схвачен в своем замке Дистоун. Мы застали его врасплох, с пером в руке сидящим над географическими картами. Однако никаких рукописей не обнаружено. Приказ о доскональнейшем обыске дома отдан.

Еще ночью арестованный был препровожден в Лондон.

Я поместил его в № 37, так как это самая надёжная и глухая камера в Тауэре. Полагаю, что там узник будет самым надёжным образом изолирован от своих многочисленных и высоких связей, выявление коих связано с трудностями чрезвычайными. На всякий случай эта камера будет значиться у нас под номером 73, так как влияние некоторых друзей узника простирается слишком далеко. Да и на стражу особенно полагаться не следует — ввиду того, что она чересчур падка на деньги, а арестованный еретик богат несметно.

Связь Джона Ди с гнусной шайкой ревенхедов можно считать почти доказанной, строжайший допрос с пристрастием посодействует выявлению всего остального.

И тут же, едва я прочёл последние слова из дневника Джона Ди, в прихожей раздался звонок. На пороге стоял оборванный мальчишка и протягивал мне записку. Так и есть — от Липотина. Терпеть не могу, когда меня отрывают от дела, вот тут-то я и совершил то, что может быть приравнено только к государственному преступлению: в раздражении забыл про чаевые! Что прикажете делать? Как ни редки подобные послания Липотина, но всякий раз он прибегает к услугам нового сорванца. Должно быть, располагает обширными связями в среде малолетних городских бродяг.

Ладно, что там в записке?

1 мая. В день Святого Социуса.

Михаил Арангелович благодарит Вас за врача. Ему явно лучше. A propos, совсем запамятовал: он просит вас расположить серебряный ларец по меридиану — и как можно точней! Причем китайский орнамент, выгравированный в виде волны на крышке ларца, должен быть параллелен меридиану.

Извините, но это всё, что я могу вам сообщить, так как сейчас у Михаила Арангеловича начался новый приступ кровохарканья и дальнейшие расспросы, видимо, придётся отложить.

От себя добавлю: этот старый серебряный сибарит, очевидно, не склонен пересекаться с меридианом и наиболее комфортно чувствует себя в параллельном положении. Доставьте же ему, пожалуйста, это удовольствие! Извините, может быть, это звучит несколько странно, но тот, кто подобно мне всю свою жизнь общался с предметами старины, хоть немного, а знаком с их привычками и сразу чувствует тайные склонности и благоприобретенную с годами ипохондрию этих убежденных холостяков и старых дев. Наш брат, антиквар, знает, что лучше им не перечить, и всегда идет навстречу их маленьким причудам.

Вы, конечно, спросите, как же они жили раньше, ведь ни ваша прежняя, ни тем более сегодняшняя Россия особой душевной деликатностью не отличается. Само собой разумеется, так надругаться над своим отечеством могли только те, кто начисто лишён каких-либо духовных ценностей. Однако о старых произведениях искусства, рожденных в России, этого не скажешь, они тонки и чувствительны.

Кстати, известно ли вам, что упомянутый мною китайский орнамент в виде волны, бегущей вдоль крышки ковчежца, является древним таоистским символом бесконечности, в известных случаях он может означать и вечность? Впрочем, все это так, ерунда.

Преданный Вам Липотин».

Я скомкал записку и швырнул её в корзину для бумаг. Этого ещё не хватало, «подарок» умирающего барона Строганова начинает показывать характер. Разыскав компас — а это стоило немалых усилий, — я, предчувствуя недоброе, тщательно устанавливаю направление меридиана: ну разумеется, мой письменный стол стоит поперек. Спрашивается, почему моя почтенная мебель, несмотря на преклонный, прямо-таки музейный возраст, ещё ни разу не осмеливалась претендовать на параллельность меридиану, мотивируя это своим подорванным здоровьем!

До чего, в сущности, самоуверенно всё, что идёт с Востока!.. Итак, я, гостеприимный хозяин, расположил тульский ковчежец по меридиану…

И есть же ещё идиоты — я, например, — которые утверждают, что человек — господин своих желаний! Что же в результате дала эта моя благодушная уступчивость? Все, что стояло и лежало на письменном столе, он сам, кабинет со всем его привычным, устоявшимся порядком, — всё-всё мне кажется теперь каким-то косым. Конечно, тон в этом доме задаю отныне не я, а многоуважаемый меридиан! Или тульский ларец. Всё стоит, лежит, висит косо, криво, неправильно по отношению к проклятому завоевателю из Азии! Сидя за письменным столом, я смотрю в окно — и что я вижу?.. Вся улица расположена — «наперекосяк».

Нет, так дальше не пойдёт, беспорядок действует мне на нервы. Либо этот басурман исчезнет с моего письменного стола, либо… Боже! Но не могу же я переставлять всю обстановку в комнате, потакая какой-то безделушке с её меридианом!

Сижу, тупо взирая на серебряного кобольда, и вдруг… Клянусь колодцем Святого Патрика, как же так: ковчежец «ориентирован», у него есть свой «полюс», а мой письменный стол, кабинет, всё моё существование беспорядочно разбросано, никакого осмысленного направления оно не имеет, и до сегодняшнего дня я даже не задумывался над этим! Однако это уже какая-то умственная пытка!

Необходима серьезная, стратегическая перегруппировка всей обстановки кабинета — мысль эта с такой настойчивостью буравит мой череп, что я уже готов на капитуляцию, только — не сейчас… Я судорожно хватаюсь за бумаги Джона Роджера и извлекаю один-единственный листок; заголовок, выведенный строгим почерком моего кузена, гласит:

«КОЛОДЕЦ СВ. ПАТРИКА».

Стоп! Тут только до меня доходит, что всего лишь несколько минут назад с моих губ слетели именно эти слова. Что за колодец? А ведь я, кажется, даже поклялся этой до сего дня совершенно неизвестной мне клятвой! Понятия не имею, откуда она взялась! Хотя!.. Какой-то проблеск: это… это… я поспешно листаю лежащий передо мною дневник Джона Ди… Вот оно:

«Джон… заклинаю колодцем Святого Патрика, приди в себя! Если тебе ещё дорога моя дружба, ты должен стать лучше — должен воскреснуть в духе!» — обращается новоиспеченный магистр к своему двойнику… «Заклинаю колодцем Святого Патрика, приди в себя!»

Странно. Больше чем странно. Что же я — отражение Джона Ди? Или своё собственное, и смотрю я на себя из собственной неприкаянности, скверны и пьяного забытья? А разве это не опьянение, если… если комната стоит — не по меридиану?! Что за сумасбродные грёзы средь бела дня! Или запах тлена, исходящий от бумаг моего кузена, вскружил мне голову?

Но что там с колодцем Святого Патрика? Я начинаю читать запись Джона Роджера — конспект какой-то древней легенды.

Перед тем как покинуть Шотландию и вернуться в Эрин[22], Святой епископ Патрик взошёл на некую гору, дабы предаться там посту и молитве. Бросив взор свой окрест, он увидел, что местность кишит змеями и другими ядовитыми гадами. И воздел он посох свой кривой и пригрозил им, и отступили порождения сатаны, шипя и истекая ядом. Засим явились к нему люди и насмехались над ним. Увидев, что обращается к глухим, попросил он Бога явить чрез него знамение, дабы убоялись неверующие; и стукнул он посохом своим в скалу, на которой стоял. И разверзлась в скале той дыра, колодцу подобная, извергая наружу дым и пламя. И открылась бездна до самого нутра земного» и слышен стал скрежет зубовный и проклятия — осанна осужденных на вечные муки. И убоялись неверные, видевшие сие, ибо признали, что разверз пред ними Св. Патрик врата преисподней.

И сказал Св. Патрик: вошедшему туда никакого иного покаяния уже не понадобится и, что есть в нём от самородного золота, все переплавит геенна огненная с восхода до восхода. И многие сошли туда, да немногие вышли. Ибо пламя Судьбы облагораживает либо испепеляет: каждому по природе его. Таков колодец Св. Патрика, здесь всяк испытать себя может, ещё при жизни пройдя крещение адом…