Григорий Квитка-Основьяненко - Малороссийская проза (сборник) Страница 14

Вот идут две девки: Олена, как сорока щебечет, что на ум вспадет; а Маруся, будто и слушает, да все про свое думает… как глядь!.. И узнала своего Василя… Руки и ноги задрожали, в животе похолодело, дух захватило, и сама ни с места.

– Да иди же скорее, – крикнула на нее Олена, – чего ты приостановляешься? И так опоздали.

– Да кто его знает, спотыкнулася что ли, – говорит Маруся, сама ни с места, хотя так бы и летела к Василю, как голубка к голубю; уже она и забыла, что, может, он ее не любит, что уже сговорен на хозяйской дочери… Все забыла, а только того и желает, чтоб быть вместе со своим Василем.

Вот как послышал Василь, что девки уже за ним говорят, оглянулся к ним, снял шапку, поклонился и говорит: «Добрый день, девчата, Боже вам помогай!»

– Благодарствуйте, пусть и вам Бог помогает! – сказали ему вместе обе девушки.

Вот и говорит Василь:

– Не бежала ли против вас бешеная собака?

– Цур ей, пек от нас, – говорит Олена, – мы ее не видали. Разве где она бегает?

– Вот тут только что перед вами бросалась на людей, – говорил Василь, – то прогонят ее, а она опять забежит, да и не знаешь, откуда ее и остерегаться. Да такая сердитая, на всех так и кидается. Так я вот это выломил себе дубину, и иду, и оглядываюсь.

– Ох, лишечко! Я ее боюсь. Воротимся, Маруся, – говорит Олена.

– Не бойтесь, девушки: ведь вы в город, и я в город, так я с вами буду идти, а когда собака нападет, я вас защищу.

– Вот за это благодарим. Теперь нам, Маруся, не страшно, – сказала Олена, а сама радешенька была, что с парубком всю дорогу будет идти. Вот и пошли они себе вместе.

Совсем же то наш Василь солгал, будто там бегала бешеная собака. Это он их напугал нарочно, чтоб они припросили его проводить их и чтоб не церемонилися с ним идти.

Вот как идут, и Василь их опережает – известна уже молодецкая походка против девичьей – так и поджидает их; вот Маруся собиралася как бы то с ним заговорить, а потом и говорит:

– Видите, как мы тихонько идем, и вы нас поджидаете… Может… мы вам мешаем?

– А чем? – говорит Василь. А Маруся говорит:

– Тем, что, может, вам… нужно в городе быть; может, вас хозя… хозяин ждет.

Это все сказала с намерением, чтобы выспросить его, не скажет ли чего про хозяйскую дочку.

– Уж мне теперь город! Забыл про него и думать, – сказал Василь, а потом, тяжело вздохнувши, говорит: – Одно у меня на мысли, когда б то Бог помог!.. Только затем и пойду к хозяину, чтоб…

– А отчего вы вчера на свадьбе не танцевали?.. – прервала его Олена да и начала с ним лепетать… Он ей нехотя слово скажет ли или нет, а она ему десять, да так и режет, и режет, да выдумывает, да прикладывает, да придирается, что уже Василь никаким способом и не отвяжется от нее.

А бедная же то Маруся затрогала было Василя, а теперь и сама не рада. Теперь он, не таясь, сказал, что у него есть что-то на мысли и за тем только идет к хозяину. Это уже, верно, чтоб условиться о сговоре на его дочери.

Вот в таких мыслях идет-нейдет, и ноги не служат, и сердится на себя, зачем она пошла на рынок; сердится на Василя, зачем он им навстречу попался, и, почти уже сговоренный, а с посторонними девками будет ходить по рынку; сердится и на Олену, зачем она такая веселая, чего так с сговоренным парубком лепечет; сердится на всех и на все, а сама не знает, за кого и за что.

Пришли в город, походили по рынку. Олена тотчас искупила все, что ей нужно было, а Маруся только ходит за нею, и скучает, и все понуждает Олену, чтобы воротиться домой. Василь же все с ними ходит и носит Марусино лукошко и складывает туда, что Олена купит. Далее осмелился как-то спросить Марусю (потому что, видевши, что она во всю дорогу молчала, наверное, полагал, что она на него сердится) и спрашивает ее:

– А ты, Маруся, зачем ничего не покупаешь?

– Да мне немного… кое-чего и купить, – говорит Маруся, отвернувшись от него, чтобы, видите, и не смотреть на чужого жениха. – Только и надо купить матери… огниво на трубку… а отцу красных… ниток… для вышивания платков… да говядины на Петров пост[103]…

Вот так-то напутала наша Маруся, что чуть и сам Василь ей в глаза не насмеялся. Еще же хорошо, что этого не слышала Олена, торгуя булавки. Но Василь только себе тихонько усмехнулся, потому что догадался, что оно что-то не так, и взялся, что нужно было Марусе, купить. Купивши и сложивши все вместе в лукошко, и говорит:

– Как же вы хотите, девушки, а я вас провожу даже домой, чтоб защитить вас от собаки. Да мне таки в вашем селе есть и дельце к одному человеку.

Опять-таки Василь солгал: не было ему ни до какого человека никакого дела, а хотелось ему… Да повидим, что будет дальше.

Вот и пошли они опять вместе из города. Только что вышли из улиц на выгон, вот Олена как вскрикнет:

– Ах, я дура, сумасшедшая! Забыла зайти к сапожнику за отцовыми сапогами! Что тут мне делать на свете?

Потолковавши, положили, чтоб Олена сама воротилася в город за сапогами, потому что недалеко и в улицах не страшно, а Василь чтоб остался подле Маруси, и чтоб тут они ожидали Олены, которая располагала скоро к ним воротиться.

Вот как осталися вдвоем Василь с Марусею, то и сели себе на бугорке. Василь тотчас и начал говорить:

– Маруся! Хотя ты рассердишься на меня, хотя прогонишь от себя, хоть не велишь никогда на глаза тебе попадаться, а я таки теперь договорю, что вчера хотел сказать…

– Что там такое? – спросила Маруся, а сама испугалася так, что и рассказать не можно, а сама не знает чего.

– Маруся! Один ли я был бы такой на свете, чтоб, повидевши тебя, не полюбил бы пламенно?.. Люблю тебя, Маруся, всем сердцем моим, люблю тебя больше всего на свете!.. Не сердися на меня, не отворачивайся, не закрывай глазок твоих белою ручкою; дай мне ее сюда, пусть прижму ее к своему сердцу, да тогда хоть и умру, когда тебе неугодна чистая моя любовь! Что же ты молчишь?.. Зачем не глядишь на меня?.. Промолви ко мне хоть полсловечка, скажи, что ты не сердишься на мою любовь. Узнавай меня, расспрашивай про меня, может, так что-нибудь про меня доброе услышишь.

Еще только стал Василь так говорить, как Маруся и не вспомнилась; сердце в ней так и бьется, а сама, как в лихорадке, так и трясется. Боится, а сама не знает чего… Если бы земля расступилася, она так бы и бросилась туда, да и… Василя потащила бы с собою; когда б ей крылья… улетела б она на край света… да не одна, а все бы таки с Василем… Что же ей делать? Земля не расступается, крыльев у нее нет, ноги как будто не ее. Руку одну схватил Василь, да и держит у сердца своего, а оно так же бьется, как у нее; глаза совсем света не видят, а еще-таки другою рукою закрыла их, да и спрашивает Василя так тихонько, что и сама хорошо не разумела:

– Ведь же ты сговорен?

– Нет, Маруся, ни на ком я не сговорен и ни об одной девушке не думал до сей поры. Увидел тебя вчера, свет мне переменился! Без тебя не хочу жить! Да и сам вижу, что мне без тебя не можно и дышать. Да и где найду я краше тебя?..

– А хозяйская дочь? Ведь же он принимает тебя вместо сына? – сказала Маруся немного смелее, потому что уже на сердце ей не так тяжко было.

– Не только хозяйская дочь, да хотя бы королевна, хотя княгиня, да хотя бы и сама офицерская дочь, не посмотрю ни на кого, всех презрю для тебя. Одна моя радость, одно мое счастье, когда ты будешь хотя немного меня любить!.. Расспроси про меня; целый год буду ждать, только…

– Вот, год! Это долго…

– Сколько хочешь, что хочешь делай со мной, только не прогоняй меня от себя, не сердись…

– Да я не сержусь…

– Чего же ты закрываешься, зачем отворачиваешься от меня?.. Может, любишь кого другого? Скажи, не стыдися; пусть я это сам услышу от тебя, да и пойду куда зря.

– О нет!.. Я другого не люблю…

– Так взгляни же на меня, не закрывайся!

– Але[104]! Еще б и не закрываться… Ведь мне стыдно!..

– Чего же тебе стыдно, скажи? Что я говорю, в том нет ничего…

– А то и не стыдно сказать… что я тебя… люблю? Ни за что в свете не скажу… – Да при этом как заплачет горько и стала его просить: «Василечку, голубчик, соколик мой! Не выпытывай же у меня, люблю ли я тебя, потому что этого я тебе ни за что в свете не скажу, чтоб ты не посмеялся надо мной… Я сама не знаю, что сделалося со мною; я еще никогда не любила, никого не хотела любить, убегала от мужчин; но как увидела тебя, свет мне не взмилился, все мне стало противно, везде я скучала. А как сказали, что ты сговорен, так я и сама не знала, что и делать!..»

– Марусенька моя, лебедушка, звездочка моя, рыбочка, перепелочка! – приговаривал Василь, обнимая свою Марусю. – Я земли под собою не чувствую… Я словно в раю! Не сплю ли я? Так это правда, что ты любишь меня, Марусенька?!. Скажи мне, правда?..

– Не скажу, Василечку, ей-богу, не скажу!

– Почему же ты не хочешь уверить меня в моем счастье?

– Стыдно ведь.

– Маруся, вот же поцелую, если не скажешь…

– Да хоть десять раз целуй, лишь бы не я тебя; а все-таки не скажу…